Похищение Луны - Константинэ Гамсахурдиа
- Дата:17.07.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Похищение Луны
- Автор: Константинэ Гамсахурдиа
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня вечером в цирке выступает индийский факир. Будет босой танцевать на лезвиях сабель. Надо непременно пойти посмотреть.
Элен сообщила мне, что в конце месяца возвращается ее жених и что затем они на целый год отправятся в Италию.
Итак, мосье Ришпен скоро приедет!.. Меня смешит, что Элен зовет его «женихом», Не подходит это ни к его возрасту, ни к сложению. Даже на фотографиях он выглядит пузатым коротышкой…
Короткие, тупые пальцы совсем не похожи на когти хищника. А все же эти пальцы сплели сеть от Стамбула до Тигра и Евфрата!
Малоазиатские народы обливаются потом ради обогащения мосье Ришпена. Кто знает, слезами и кровью скольких племен орошено то бриллиантовое колье, которое он подарил Элен. На это колье можно было бы купить небольшое княжество.
Сеть протянута от Стамбула до Евфрата. Сидит сейчас мосье Ришпен где-нибудь в Мосуле или Эрзруме, повсюду расставлены силки, и корявые пальцы виртуозно разыгрывают бизнес.
Итак, еще месяц.
Я не хотел бы играть роль нетерпеливого любовника. Пускай приезжает, — там будет видно…
Вот только одно: хотелось бы хоть раз доказать Элен, что ни к чему не обязывающий флирт тоже имеет свою прелесть (впрочем, некоторым парижанкам он не по вкусу). Я сам понял это слишком поздно, потому и была отравлена радость моей любви к Эльзе Файлер, Антуанет Гризон, Мабел Гамильтон, Эльвире Фоконьери. Я забыл, что любовь похожа на ингурский мед: если его вкусить слишком много — непременно отравишься. (Ведь ингурский мед отравил легионы императора Помпея, пришедшего грабить Колхиду. Впрочем, так им и надо!)
Элен Ронсер, мне хочется сохранить тебя как мою возвышенную любовь.
Иногда, когда мы выходим из метро и я помогаю Элен подниматься по лестнице тоннеля, я тесно прижимаю ее к себе. И тогда Элен окидывает меня взглядом своих зеленых, как у ящерицы, глаз, и я в нерешительности, что мне читать в этом взгляде: удивление или упрек? «Когда мы дома, ты держишься на расстоянии, а на людях ведешь себя так бесцеремонно», — будто бы говорит он мне.
Элен Ронсер! Останься в моем сердце как бескорыстная любовь к далекому. Уже три часа, спокойной ночи, Элен!
Париж, 22 апреля.
Интересно, может ли человек прожить без любви, я подразумеваю — без плотской любви? А что же тогда воспевали Петрарка, Данте и Руставели?
Вчера на Итальянском бульваре мое внимание привлекла высокая дама в черной вуалетке, в черном шелковом костюме.
Это было вечером, в тот час, когда Большие бульвары полны разряженных парижанок.
Не знаю, почему в пестром карнавале парижских красавиц меня заинтересовала именно эта женщина. Она появилась среди них, как гостья из мира призраков.
Поравнявшись с нею, я осторожно, очень осторожно взглянул на нее. Заметила, немного ускорила шаг, остановилась у витрины, залитой электричеством.
В зеркальном стекле наши взгляды встретились. Улыбнулась и быстро отошла от витрины, смешалась с толпой.
Нарядная толпа источает аромат духов, сверкает драгоценностями, настоящими и поддельными. Мимо проносятся фиакры, автомобили, автобусы, переполненные женщинами, мужчинами, детьми.
Я испытываю острое чувство одиночества, и мне кажется: только вот эта женщина может рассеять мою гнетущую меланхолию.
Ага, черная вуалетка опять остановилась у витрины! Кто-то в коричневой шляпе стал рядом с ней. Она отошла, отвела взгляд и торопливо пересекла бульвар. Тот продолжал свой путь. Я переждал, пока прокатилась людская волна, и тоже перешел на другую сторону.
Все сильнее гнетет одиночество. Кажется, будто весь мир превратился в пустыню.
Я уже не вижу черную вуалетку, глаза мои устали искать ее.
Вокруг мелькают омнибусы, авто, велосипеды, открытые напудренные шеи, накрашенные губы, оголенные плечи, стройные ноги, полные или узкие локти. И тела в колыхании шелков дразнят взоры прохожих. Блеснет улыбка на лице, блеснет и исчезнет.
Голубые, черные, карие глаза сверкают здесь и там — глаза и бриллианты… Руки, плечи, груди, щиколотки ног. Полчища парижанок на Больших бульварах столицы! И ради благоденствия и праздной жизни этих красавиц по всему миру протянуты сети.
От Стамбула до Мосула, от Мосула до Тегерана, от Тегерана до Калькутты, от Калькутты до Тибета, от Тибета до края света искусно расставлена сеть. И сидят лысые, пузатые Ришпены с короткими тупыми пальцами и ловят в свои капканы многомиллионную Азию…
Оставив ликующий Итальянский бульвар, иду переулками — сам не зная куда. Хочется уйти подальше от людей. Может быть, набреду на пустынный сад, на одинокое дерево. Сесть бы под этим деревом и смотреть в глаза темной ночи…
Как устал я от взглядов миллионов! Страшно мне, что я лишился уединения, потерял ясность духа. Мне бы маленький, совсем маленький садик и деревцо, совсем одинокое деревцо…
Неожиданно забрел в какой-то темный парк. Кругом было так тихо, что парк показался мне безлюдным. Осмотрелся и вдруг увидел: несколько тысяч парочек сидят на скамейках, а для кого не хватило скамеек, те устроились на траве. Влюбленные сидят затаив дыхание, не шелохнутся.
Женщины и мужчины. Женщины и мужчины.
Это парижане отдаются велению сердца под летним небом.
Женщины сидят на коленях у мужчин. Женщина и мужчина. Женщина и мужчина. Всюду видны мужские руки, обнимающие талии женщин.
В парке тишина. Иногда где-нибудь раздастся негромкое слово, затаенный смех, шепотом произнесенное имя, и снова тихо. Вот прозвучал чей-то вздох, и опять тишина. Женщина и мужчина…
Я с трудом нашел какой-то пенек. Сижу, думаю: вот в этот час многие и многие заполняют лондонский Гайд-парк, лейпцигский Розенгартен, мюнхенский Английский сад.
Эрос бродит в затемненных аллеях, кишащих парочками, и в несчетную армию рабов европейских фабрик и заводов вливаются все новые и новые миллионы.
Женщина и мужчина. Женщина и мужчина…
Париж, 15 мая.
Мосье Гренар принес мне письмо от матери. Я горячо его поблагодарил.
— Наверное, вам пишут о деньгах, если вы так обрадовались, мосье Эмхвари?
— Нет, тут нечто побольше, чем деньги, мосье Гренар…
В Париже все измеряют счастье деньгами.
Я понял из письма: сильно состарилась мама. По-видимому, сломило ее одиночество. Ничего особенного не пишет, но об одиночестве догадываюсь по почерку. О бессонных ночах говорят эти буквы, которые скривились, как пальцы, сведенные подагрой.
«Кланяются и целуют тетушка Парджаниани (она послала тебе письмо, получил ли?), кормилица твоя Хатуна (каждый день молится о тебе святому Георгию Илорскому). Кормилица все спрашивает, в какой стороне этот самый Париж? Муж кормилицы Кац Звамбая растит для тебя жеребенка. Крепко целуют: Арзакан, Келеш, Бондо, Сандро и соседская Мзеха. Като вышла замуж. Джогорию поженили…»
В конце письма приписка:
«Неужели я так и умру, не повидав тебя в Окуми еще разок?»
Вот и все. Больше ни о чем не писала мать. Ни о чем. И все же тяжелую тревогу заронило в мою душу это письмо.
Вечером гуляю в одиночестве по узким улочкам Латинского квартала, мечтаю о холмах Колхиды, покрытых лавровыми рощами. На улицах дождь, мокрые тротуары, крыши, облака.
Ах, хоть бы раз еще взглянуть на осеребренные седла кавказских гор! Сейчас у нас магнолия и гранаты в цвету. Весна так красит колхидскую долину! Может быть, в нашей деревне сейчас справляют праздник первоцвета — Мизитху. Девушки и юноши, украшенные венками из дубовых листьев, кружатся вокруг старого дуба-великана… Ломкац Эсванджиа, закутавшись в бурку, вонзает кинжал в грудь властителя лесов…
Вернулся домой. Закрыл ставни. Лег, укрылся с головой. Не хочу сознавать, что я в Париже. Может быть, увижу во сне мать и наши горы…
«Мама, если я проживу даже до ста лет и все эти сто лет проведу на чужбине, все же, пока ты там, буду знать, что корнями я — в родной земле… Мама, если даже я проживу сто лет, то, вернувшись с чужбины, стану у ворот и крикну:
— Матушка, дома ли ты?
И если ты ответишь:
— Дома.
Я окажу:
— Мама, мне ведь всего десять лет! Еще и десяти лет нет, как я расстался с тобой, а кажется, будто прошли все сто».
Так написал бы я матери в Окуми. Но нет, не надо, заплачет она…
О чудный сон! Снилось, будто я дома, еще дитя.
Телефон разбудил меня. Звонила Элен из пансиона Сен-Жермен. Она получила письмо из Месопотамии: мосье Ришпен задержится до ноября. (Да пропади он там пропадом!) Может быть, ему придется из Мосула отправиться в Калькутту. (Пусть отправляется хоть на тот свет!)
Как радостно звучал в телефоне голос Элен. По-видимому, она все же поедет в Рим. Надо и мне во что бы то ни стало поехать туда.
Взял такси: «Сен-Жермен!»
Встретились в коридоре пансиона. Подпрыгнула и поцеловала меня в шею, как резвый ребенок. Не понял, чему она так радуется: тому ли, что поедет в Рим, или тому, что ее жених отправляется в Калькутту? (Я никогда еще не видел Элен такой возбужденной.)
- Последняя песня Земли - Дмитрий Колодан - Научная Фантастика
- Солнечная песня - Мэри Картер - Исторические любовные романы
- Свет луны на воде - Хильда Никсон - Короткие любовные романы
- Легенды ночных стражей: Похищение - Кэтрин Ласки - Сказка
- Похищение свободы - Вольфганг Шрайер - Проза