Прощание с миром - Василий Субботин
- Дата:03.09.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Прощание с миром
- Автор: Василий Субботин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только мы подошли ближе к ним, незнакомые для лих люди, они стали очень кричать, испугались. Один из них, тот, которого я сразу выделил, кричал громче всех.
В лавке было двое африканцев. Одного я уже знал, он всегда встречал меня в этой лавке. Это был высокий, худой, с крупным носом человек. А другой был маленький, похожий на мальчика, постоянно улыбающийся, с наголо остриженной головой. Я тоже знал его, видел его время от времени в городе, где оп продавал маски… Тот, что постарше, был в круглой камерунской шапочке, в длинной, очень свободной, ниже колен рубахе и таких же белых штанах…
Я решил взять того, что орал громче всех. Я подумал, что если оп такой крикливый, горластый, то он заговорит раньше других. И еще у него голова была большая, больше, чем у других. А я слышал, что если голова большая, то это самец. А мне хотелось самца. У самки — головка поменьше, а само тело, туловище, пышнее. У этого, которого я выбрал, была большая голова, которая, как мне казалось, напоминала голову орла. И клюв тоже был очень большой и очень сильный. Вот почему я выбрал его. Он был самый крепкий из всех…
С нами, я приехал сюда вместе с Ириной, была еще одна женщина, она выбрала самочку, а я взял самца.
Когда я его взял, у него вокруг зрачка еще ободок серого цвета был. Оп был совсем еще маленький. Хозяин мне сказал, что ему только еще три месяца всего. Но крылья у него тем не менее уже были подрезаны, чтобы он не улетел. И, как я сказал, он уже весь был покрыт перьями. Когда они рождаются, они голые…
Этот, маленький, улыбающийся, взял из коробки выбранного мною попугая, к нему подошел второй, старший, и они стали с ним что-то делать. Попугай тяжело и страшно зарычал. Я спросил, что происходит, что они с ним делают. Оказывается, нужно было вокруг слуховых ямок выщипать перья. Они, видимо, именно этим и занимались. Они объяснили, что так он быстрее заговорит. Действительно, у него обнажились слуховые проходы. Мы боялись, что они обезобразили её. Нам было жалко.
После этого они посадили его в картонную пустую коробку из-под кока-колы и бросили туда несколько красных орехов — плодов масличной пальмы, жирных, маслянистых.
Мы вернулись к себе. Вместе с нами жил здесь одно время товарищ, который потом уехал из Африки. У него тоже был попугай породы жако, как и тот, которого я привез теперь, но только очень красивый, весь серо-голубой такой, цветной. Это была самочка, очень ласковая, ручная, которая, однако, за все это время, пока они жили там, так и не заговорила. Звали ее Лорой. Потому что «попугай» по-испански— «лоро». А Лора — это, конечно, уже на русский лад. Это была очень ласковая и очень ручная самочка. Садилась на вытянутый палец, позволяла себя гладить по головке. Она даже, можно сказать, и спала с ними вместе. Клетка, в которой они ее держали и которая была сделана из решеток холодильника, была у них всегда открытой.
В нее-то мы и посадили нашего попугая.
Наш попугай первое время близко нас к себе не подпускал, шипел, рычал и мало ел. В тот же день, когда мы его посадили в клетку, мы вечером поехали к товарищу, у которого тоже был попугай и он его держал уже полгода. Нам хотелось узнать, чем его кормить и как с ним обращаться. Он нам сказал, что первую неделю-две попугая надо поменьше тревожить, не надо беспокоить, надо дать ему привыкнуть, рассказал, чем его надо кормить. Прошло еще некоторое время. К нам однажды пришла соседка, увидела попугая и сказала, что нам надо вымыть его, выкупать его в марганцовке. Действительно, он, как я уже говорил, был очень грязный, очень жирный. Соседка помогла нам. Купали мы его в тазике, и он опять очень сильно орал, кусался. Я надел брезентовые рукавицы, а соседка надела принесенные ею для этого перчатки хозяйственные, трикотажные. Он отчаянно сопротивлялся. Вцепился ей в палец, она закричала, и мы выпустили его. Так мы и не докупали его по-настоящему. Потом мы его посадили в клетку и направили на него две настольных лампы, а клетку накрыли одеялом, чтобы он быстрее высох. Он сидел и дрожал. Первое время он ничего не ел и не умел пить воду. Мы давали ему апельсины, папаю давали ему. А еще он очень любил орешки, арахис. Сначала он учился есть. Он ел, как человек. На одной ноге стоял, а другой ел. Брал орех в одну лапу, а на другой стоял. Первое время, если он брал в одну лапу арахис, то на другой не удерживался и
ПсЩШТ.
Мы оставляли дверцу незапертой, и он сам стал открывать дверцу и выбирался из клетки наверх, подтягиваясь клювом и лапами. Потом мы поверх клетки приладили ветку суковатую, лесенку такую поставили. Очень быстро он оголил эту ветку, содрал кору и принялся грызть саму эту ветку. Сидел же он чаще всего на самом верху этой ветки и спускался вниз за каждым орешком. Возьмет орешек, поднимется наверх, съест и опять спускается.
Сначала клетка стояла у пас в комнате, но ему было холодно от работающего в комнате кондиционера, и мы перенесли ее поэтому в ванную, там было такое окно с жалюзи. Поставили ее на биде. В панной было тепло и сухо, потому что жалюзи были опущены и окно к тому лее было затянуто москитной сеткой.
Первое время мы, как и все, называли его Лоро. Потом стали звать его Чико, что по-испански означает «мальчик». Наверно, потому опять же, что все так называли. Постепенно он как бы само собой превратился у нас в Чикошу.
Мы приучали его к себе, говорили ему всякие ласковые слова. Ирина пыталась его кормить с руки, сама давала ему орешки, макароны. Прошел, наверно, месяц, и однажды мне показалось, что кто-то бормочет. Это он что-то репетировал. Было еще непонятно что. Прошел день-два, и мы услышали, что он говорит о себе: «Чикоша — хороший!!!» И на все лады мы стали говорить ему «Чикоша — хороший» с различными интонациями. «Чикоша — хороший…» И он стал повторять: «Чикоша — хороший». «Чикоша— хороший мальчик»— он так и не освоил. Потом появилось «Чикоша хочет орешки»…
Нам нравилось, как он слушал нас, наклонив низко голову, как глухой старик, так он вслушивался в то, что ему говорили. Слушает, слушает, а потом головой встряхнет и опять слушает. Нас это все больше увлекало, мы старались ему наговаривать целые фразы, такие, как «Маша учит уроки», «Ира, пора на работу». Но он освоил из всего итого только «Маша» и «Ира-Ирочка», «Пора-нора»… Но каково было наше удивление, когда оп вдруг однажды неожиданно для нас быстро освоил и проговорил такую длинную грустную фразу: «Все птички на веточке, а Чикоша в клеточке».
Я даже потом решил научить его петь, проверить, так сказать, его музыкальные способности. И он действительно однажды запел моим, как считает Ирина, голосом: «Все могут короли, все могут короли…»
Остальные слова оп уже не выговаривал.
В доме у нас жил пес, звали его Шурик. Однажды он исчез на целую неделю, и мы уже считали его пропавшим. Но потом, к нашей радости, Шурик вернулся, и я, под окном нашей ванной, закричал: «Шурик! Шурик пришел!» Этого было достаточно, чтобы эта моя фраза: «Шурик, Шурик пришел!»— вошла в его ежедневный репертуар.
Он любил повторять свою программу, все, что знал, дважды в день — утром на восходе солнца и вечером перед закатом. Прогонял по нескольку раз. Если у него не получалось какое-нибудь слово, он сердился, прокашливался и начинал пробовать заново.
Я всегда был болельщиком московской команды «Спартак». Читая газеты, я, конечно, то и дело радовался, что «Спартак» выигрывает, а он действительно в том сезоне выигрывал. Но удивительно, что скоро и мой Чикоша тоже вместе со мной стал болеть за «Спартака» и принялся вслед за мной утверждать, что «Спартак» — чемпион».
«Спартак» давно уже не чемпион, но Чикоша все еще утверждает, что «Спартак» — чемпион.
1953–1980 г.
ДЕТИ
Марися
Мне двадцать лет. Мы в освобожденном селе, в Польше.
Маленькая Марися забралась ко мне на колени. Она ловит мой взгляд, и, когда я наклоняюсь и киваю ей, Марися довольна. Она отвечает мне улыбкой.
Мать девочки, тоненькая, молодая, с хрупким румянцем, смотрит на меня, на дочь. Мешая польскую речь с русской, пани Хелена спрашивает меня, откуда я родом.
— Из Сибири.
— Сибирь? — удивляется женщина. — Боже!.. — говорит она по-русски. — Совсем другой свет.
Хелена упорно не отходит от плиты, она не так занята, как старается это показать. Она, чувствую это, приглядывается ко мне. Потом, за обедом, она рассказывает, как боялась Марися другого солдата, что жил здесь незадолго до меня. Увидит его во дворе, бежит в комнату: «Мама, мама, герман…»
Я опять беру у нее девочку и начинаю качать ее на ноге. Она в восторге. Потом я учу ее. Удивительно чисто, усердно Марися с охотой повторяет за мною:
Петушок-петушок, золотой гребешок,Выгляни в окошко, дам тебе горошку…
Я смеюсь, смеется Марися. Мы оба рады, что так быстро заучили эту нехитрую песенку.
- Илья Ефимович Репин - Владимир Стасов - Биографии и Мемуары
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Близко или далеко - Наталья Шадрина - Короткие любовные романы / Современные любовные романы
- Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести - Любовь Воронкова - Прочая детская литература
- Наш Современник, 2005 № 09 - Журнал «Наш современник» - Периодические издания