Форма входа
0/0
Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток - Александр Серафимович
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток
- Автор: Александр Серафимович
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток - Александр Серафимович. Жанр: Советская классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток - Александр Серафимович:
В шестой том вошли произведения, написанные в канун Великой Октябрьской социалистической революции и в первое послеоктябрьское семилетие. Это период большой творческой активности писателя-коммуниста, который отдал все свои силы делу победы революции. В этот период Серафимович пишет рассказы, очерки, корреспонденции, статьи, пьесы, наконец он осуществляет замысел большого эпического полотна, создает героическую эпопею «Железный поток». При всем разнообразии жанров произведения этих лет отличаются большим внутренним единством, что обусловлено характером задач, которые ставил перед собой и последовательно, целеустремленно решал писатель.http://ruslit.traumlibrary.net
Читем онлайн Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток - Александр Серафимович
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Я слушал, и передо мною вставали речи там, в далекой Москве, в огромных залах, речи умелые, ловкие, гладкие.
И… сердце у меня легло к этой самоделковой, неотесанной речи.
Там ораторы идут на готовенькое, по паркету. Перед ними готовая, одинаково с ними настроенная, созвучная толпа, которая непрерывно и гибко отзывается на каждую мысль, легко, с полуслова воспринимая ее, постоянно отражает свое настроение аплодисментами, вопросами, возгласами.
Тут…
Тут тупо стоят и смотрят, стоят с тяжелым молчанием, опираясь на винтовки, неподвижно глядят.
Всматриваюсь: каменные лица, тупо замкнутые, незамутимые. И вот туда надо достучаться.
Больше крестьяне: чуваши, мордва, татары. Это они дают большой процент дезертиров в маршевых ротах.
И опять гляжу на лица. И вдруг бросается блеск внимательных, живых, ничего не упускающих глаз, ловящих каждое движение мысли. Сухие рабочие лица, такие же сухие, подобранные фигуры.
И все какая молодежь… Часто с полудевичьими лицами и по-девичьи приколоты красные ленты, – этим только и отличают в бою своих от белогвардейцев, одинаково одетых.
– Ну, так как же, товарищи? Здесь представитель московской газеты. Ну, так как же мы скажем, чтоб как передал он красной Москве, нашим братьям, московским рабочим: где будем зимовать – в Уфе или Бугульме.
– В Уфе!.. – грянуло в обеих комнатах.
И каменные лица тронулись легким движением.
Мы весело поспевали за ротой, размашисто скрипевшей по мерзлой улице. Шли в строю, но вольно, и оживленный говор колыхался… Пробовали петь «Интернационал», но ничего не вышло – за исключением нескольких коммунистов не знали ни слов, ни мотива.
Но «Отречемся от старого мира» понемногу наладилось и дружно шло над ротой в морозной синеве, а работавшая мельница, узко черневший между белыми берегами ручей слушали.
И стояли горы с белым гребнем, за которыми дозоры, и затаенно пробирались балками, лесами, оврагами наши и ихние разъезды.
– Знаете, много влилось новых, оттого так неподвижны. Особенно эти чуваши, мордва, татары. Бывало, так грянем «Интернационал», что любо-дорого. Перебито много. А эти еще не тронуты. Вот, знаете, из маршевых рот бегут эти чуваши, мордва, татары, а тут побудет месяц-другой, присмотрится, так его из роты ничем не выкуришь. Обработаем.
Да я и сам чувствую – «обработают».
Уже сегодня задвигались какие-то колесики за этими неподвижными лицами, заронена искорка понимания классовой борьбы, классового строя общества. Вот они где растут, результаты милой самоделковой речи…
И я радостно гляжу в молодое живое лицо своему спутнику, на котором печать беззаветной преданности партии.
Синел зимний вечер.
В старой, тесной, низкой, неуютной бывшей церковно-приходской школе стали собираться крестьяне в нагольных тулупах, в кафтанах, в огромных овчинных шубах, с отвалившимися лохматыми воротниками, в валенках, в лаптях. То входят, то выходят. Никак собрание не собьется.
Наконец собрались, расселись по партам, бородатые, старые, молодые, совсем мальчики, женщины – ни одной.
И опять коммунист говорит о февральской, об Октябрьской революции, о помещиках, фабрикантах, о трудящихся и эксплуататорах, об идеологии, коллективизме, империализме.
А неподвижные заветренные слушающие лица крестьян, на которых сеть морщин работы и забот, говорили: «Слухаем».
Долго говорил, горячо и под конец спрашивает:
– Теперь понимаете, что такое советская власть? Понимаете, что она вам несет? Так как же, подчиняетесь вы ей или нет?
На заветренных, изрезанных морщинами лицах было все то же – свое непроходящее: сенцо, скотинка, домашность, хлебец. Стояли, молчали и внимательно слушали воцарившееся молчание.
– Так как же, товарищи, принимаете советскую власть или нет? А?
Тогда зашевелили заросшими, как сеном, усами и вяло, нехотя сказали:
– Да мы кажного принимаем, хто над нами, повинуемся.
Коммунист раздраженно хлопнул себя по ляжкам
– Да как же это вы так! Вот это-то и скверно и недопустимо. Значит, кто палку взял, тот и начальник над вами, а сами вы не можете себя устроить? Вот оттого все и пороли: и царь, и помещик, и губернатор, и становой, и сосали все, кому не лень.
– И отпорют, не откажешься.
– Эх, вы, только и слышно вашего, что сами шеей в хомут лезете!
– Лезешь, как надевают.
И вдруг в тесной, в низкой, потемневшей комнатке, – через окно видать: в избах уже зажглись огоньки, – разом стало шумно, раздраженно:
– Подводами нас донимают. Каждый день по триста – четыреста подвод. Мысленно разве?
Коммунист сказал раздраженно:
– Эх, подводами! Из подворотни только ноги и видите. Тут человечество жизнь перестраивает, счастье ищет, а вы – подводы! А красноармейцы не подводы, а головы свои кладут, не скулят же…
Подошел, в хорошем кафтане, с сухим лицом и расчетливыми торговыми глазами, и сказал, понизив голос:
– Подводы – это не расчет, понадобится – и восемьсот выставим. А вот что есть буржуй? Хрестьянин, какой он буржуй? А то буржуй да буржуй. Лишнюю корову тяни, лишнюю лошадь тяни. Мало лодырей. А у меня во! мозоли.
Когда выходили, подошли трое в лаптях.
– Знамо, так, головы кладете за нас же, дураков. Ну, силы нашей нету. Обсилили они нас. Ежели скажешь, заедят. А какая наша жисть? На вас надеемся.
– Ну, ладно, вот постойте денек, комитеты бедноты устроим.
Мы расходимся в густой синей ночи. Чуть обозначились крохотные, замерзшие звездочки, и далеко-далеко шумела обледенелая мельница.
Как-то прибегает бригадный и говорит:
– Гениальный проект. Через две недели война с чехами – кончена.
– Как так?
– Идут наши пленные к себе. А там – чехи. Так вот и воспользуемся. Соберем пленных, хорошенько обработаем их, надаем побольше воззваний к чехам, литературы, они там и будут чехов разделывать. Через две недели война кончится.
Послышались голоса:
– А если вместо этого начнут передавать чехам наше расположение, название частей?
– Во-первых, они ничего не видели и не знают: сегодня пришли, завтра уйдут. Во-вторых, если мы их и станем задерживать, никакого толку: они обойдут кругом, проберутся окольными тропками, – местные жители, все норы знают, их все равно не удержишь. Вот только обработать их нужно.
Вечером в избу набились военнопленные – все исхудалые, с почернелыми лицами, с осевшими внутрь глазами, но вид бодрый, видно мать-родина подкормила, приютила. Как будто спокойные, даже равнодушные лица, но за ними чуялась железная решимость: хоть мертвый, да домой.
Коммунист им сказал о февральской, об Октябрьской революции, об эксплуататорах, и прочее.
Они слушали, качали головами, и вырывалось:
– Во, во, это так… верно!
А когда им дали слово, наперебой заговорили, и, оказалось, были в курсе всего. И стали торопливо, перебивая друг друга, рассказывать о той жажде переворота, которая объяла уже давно зарубежные народы.
Придешь в деревню, где еще чехи, там тебя напоят, накормят, табаку дадут, на дорогу всего напхают, но ночевать не пускали, – нас, говорит, ежели жандарм найдет, во! и показывают на шею, повесят. Ну, начальство день ото дня зверинее. Лютое зверье. В лагерях наших пропало много.
Один сказал:
– Я – уфимец. Ну, не желаю идтить, покеда там белая гвардия. Дозвольте в Красную Армию. Буду биться, покеда не выгоним с родины.
Нет, этих учить нечему, они сами принесут на родину понимание революционных событий.
Политком*
Как из весенней земли густо и туго пробиваются молодые ростки, так из глубоко взрытого революционного чернозема дружно вырастают новые учреждения, люди, новые общественные строители и работники.
И не потому появляются, и живут, и крепнут, и развиваются, что новые учреждения вновь организуют сверху, новые должности вновь создают сверху, а потому, что в рабочей толще и в толще крестьянской бедноты произошел какой-то сдвиг, какие-то глубокие перемены, которые восприняли эти новые ростки и дали им почву.
Передо мной открытое юное лицо политического комиссара N-ской бригады. Чистый открытый лоб, волнистые светлые, назад, волосы, и молодость, смеющаяся, безудержная молодость брызжет из голубых, радостных глаз, из молодого рдеющего румянца, от всей крепкой фигуры, затянутой в шинель и перетянутой ремнями, от револьвера и сабли.
Коммунист – крепкий партийный работник из Петрограда. И, радостно смеясь лицом, всей своей фигурой, глазами, говорит:
– Ведь, знаете, даже смешно. Один ведь, в сущности, среди массы красноармейцев. Все вооружены, часто усталые, раздражены, а слушаются одного. Часто заберутся на подводы и едут. Подходишь и сгоняешь. Это необходимо. Все соскакивают и идут. Есть что-то, что заставляет их слушаться, заставляет слушаться, помимо боязни: признание моей правоты, что правда на моей стороне. В этом сила политического комиссара. А все-таки красноармейскую массу надо держать, и крепко надо держать в руках. Тут уж не ротозейничай, слюни не распускай. Политком должен на такой недосягаемой высоте, стоять, и – твердость! ни малейшей уступки! Уступил – все пропало! И это не во внешних отношениях. Тут с ними и шутишь и балуешься, а как только к делу, политком для них – бог, на высоте. И чтоб ни одного пятнышка! Другой может устать, политком – нет. Другой захочет выпить, ну, душу хоть немного отвести, это же естественно, политком – нет. Другой поухаживает за женщиной, политком – нет. Другой должен поспать шесть-семь часов в сутки, политком бодрствует двадцать четыре часа в сутки. И так и есть. И в этом сила. А в красноармейских массах – признание правоты всего этого. И от этого та глубокая почва, на которой вырастают побеги железной дисциплины.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток - Александр Серафимович бесплатно.
Похожие на Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток - Александр Серафимович книги
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- НИКОЛАЙ НЕГОДНИК - Андрей Саргаев - Альтернативная история
- Собрание сочинений в четырех томах. Том 3 - Александр Серафимович - Русская классическая проза
- Безумная страсть - Диана Гамильтон - Современные любовные романы
