Весны гонцы (книга первая) - Екатерина Шереметьева
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Весны гонцы (книга первая)
- Автор: Екатерина Шереметьева
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему не доросли, Иван Емельянович? — кокетливо улыбнулась директору Глаша. — Объясните — поймем. Мы все нормальные.
Таранов устало усмехнулся.
— Пожалуйста, объясните, Иван Емельянович, — уставясь ему в лицо, с оттенком кротости попросил Джек. — Мышление, конечно, не масштабное, в особенности у меня. Объясните.
Светлые глаза директора, казалось, совсем побелели. Он заговорил официальным тоном:
— Есть много обстоятельств, с которыми сложно вас знакомить, и… Короче говоря: никто сейчас вашими вопросами заниматься не сможет — есть неизмеримо более важные дела. Подождем годик. Меня — я уже упоминал — радует ваш патриотический почин, но… Подождем, друзья. Вот так… — И он раскрыл папку с бумагами, показывая, что беседа окончена.
Обескураженные, высыпали в коридор.
— Ну и что теперь? — уныло начала Глаша.
— Дипломатический прием — «мордой об стол», — мрачно констатировал Женя.
— А с чего бы нам киснуть? — вдруг взорвался Огнев. Он повернулся к Глаше: — Айда в партком!
— А если от курса написать в министерство? — неожиданно предложил Женька.
— Стоп! — Березов поднял обе руки. — Стоп! Подождем Алексея Николаевича Рышкова, он-то нас поддержит!
— Ты прав, сумасшедший! — воскликнул Джек. — Имя Рышкова — это тебе не наши подписи!
Все воспрянули духом и выздоровления Рышкова ждали теперь с особенным нетерпением.
Идея «своего» театра все крепче входила в жизнь курса: спорили о репертуаре, расспрашивали Соколову, разрешит ли она самостоятельно, то есть с кем-нибудь из режиссеров с курса Линдена, приготовить сверх положенных по программе еще один спектакль. Обсуждали, куда лучше всего было бы поехать. Огнев, конечно, расхваливал Красноярский край, а большинство привлекал Алтай. В газетах все, что касалось целины, прочитывалось теперь с особым вниманием. Если кто-нибудь опаздывал на самостоятельные занятия или работал лениво, ему говорили угрожающе:
— Попробуешь так репетировать в своем театре! В два счета выкинем!
Придумывали и отвергали названия нового театра и в спорах доходили чуть ли не до рукопашной.
— ТАМПИС — Театр алтайский молодежный передвижной имени Станиславского, — предложил Джек.
— ТАМПИС! — возмутился Женя.
— По-русски надо, — подхватил Олег. — По-моему, Передвижной театр алтайской молодежи лучше!
— То есть ПЕРТАМ — совсем «по-русски», — захохотал Джек.
Однажды прибежала к ним Валя Красавина:
— Возьмете? Литературно-репертуарной частью заведовать у вас?
Трое учеников Линдена с режиссерского факультета тоже собирались ехать с ними. Без конца обсуждали творческое лицо будущего театра, название и репертуар. Педагоги отмечали, что первый курс стал дружнее, работает отлично.
Конец апреля неожиданно выдался по-летнему теплый. Сразу почернела река, лед отступил от берегов, и пронесся слух, что Рышков после майских праздников придет в институт.
Перед самыми праздниками вдруг снова задул свирепый ветер, принес холод и снегопады.
— В такую погоду после болезни на улицу не выйдешь! — озабоченно глядя в окно, сказала Глаша.
И все поняли, что она думает о Рышкове.
Потеплело неожиданно. Еще шла шуга да изредка плыли запоздалые льдины, но ветер смягчился, с бледного неба ласково светило северное солнце, над водой хлопотливо метались чайки — установилась настоящая весна. Каждое утро Алена просыпалась с мыслью: «А ну как сегодня придет?»
В особенно ясный, весенний день, после первой лекции Алена, Глаша и Женя остались в аудитории, распахнули настежь окна, высунулись на солнышко и переговаривались, слушая, как гулко отдаются во дворе их голоса и смех.
— Девочки! — прозвучал позади них крик Агнии. Она стояла в дверях аудитории, стиснув руки у подбородка. — Рышков умер!
В коридорах и на лестницах все только и говорили об этом. Алена сбежала вниз, чтобы своими глазами прочесть: «…в ночь с 7-го на 8-е… внезапно скончался…»
Задребезжал звонок, уроки продолжались, будто ничего не случилось… Как в полусне, Алена стала делать упражнения по ритмике и сбилась. Вдруг вспомнила Рышкова: «Ни усталость, ни горе, никакие другие обстоятельства не дают права работать хуже…» Она заставила себя сосредоточиться, но бравурная музыка коробила ее. Опять усилием воли она вернула себя к работе. Это повторилось несколько раз. Наконец Алена почувствовала, что овладела вниманием, и странно: непроходившая боль теперь не только не мешала, но как будто помогала полнее отдаваться музыке. Нина Владимировна вызвала ее дирижировать отрывком из «Ромео и Джульетты» Прокофьева, и вместо обычного смущения Алена ощутила покой, уверенность и смелость. Как никогда, всем своим существом она слышала музыку и со всей силой выражала через нее свои чувства.
— Вот так и надо работать, — похвалила Нина Владимировна.
На гражданской панихиде в театре, которым руководил Рышков, Алена еще раз почувствовала, что ушел большой человек. Многолюдность, торжественность, а главное — искренняя взволнованность, звучавшая в речах, — все подтверждало это.
Только гладкое выступление Барышева показалось холодноватым, да прощальные слова Таранова, высокопарные, с патетическими возгласами, обращенные прямо к умершему и почему-то на «ты», прозвучали как фальшивая нота.
У изголовья гроба всю долгую панихиду с неестественной неподвижностью простояла высокая женщина в черном платье и шляпке с густой вуалью. Что-то театральное почудилось Алене в ее позе, и захотелось узнать, какая она, эта женщина — его жена, самый близкий ему человек.
С кладбища «колхоз» возвращался пешком. На светлом небе под легкой дымкой облаков холодно светило солнце, порывами налетал ветер. Алена поежилась.
— Мерзнешь? — заботливо спросила Агния. — Жакеточка у тебя…
— Это не от холода.
Агния помолчала, темно-золотистые брови беспокойно сходились и расходились.
— Около меня стоял дядька, — голос Агнии прозвучал глухо, — он привел… не поняла, чьи слова: «Когда умирает человек — умирает целый мир». И правда: сколько он знал, думал, чувствовал. Целый мир!
— Это идеалист сказал, — сердито заметил Женя. — Мир — реальность, а не представление…
— Уж помолчал бы, философ! — с тоской оборвала его Глаша.
Сзади послышались возбужденные голоса, подошли Джек и Саша.
— Спокойно! В твоей жизни смысла будет не больше, чем в моей! — сказал Джек пренебрежительно и зло.
Глаза Огнева вспыхнули, лицо потемнело, и весь он так напрягся, точно готовился броситься на Джека.
— Дурень дремучий! — с какой-то дикой горячностью процедил он. — Что может обессмыслить жизнь, прожитую со смыслом? А коли ничего доброго не сделаешь, хоть тысячу лет живи, хоть сегодня помри. — Вдруг он рванулся, побежал рядом с автобусом, подходившим к остановке, вскочил в него и, не оглянувшись, уехал.
Вечером попробовали репетировать сцену в тюрьме из «Как закалялась сталь». Работа не клеилась. Решили расходиться. Вдруг Огнев, как всегда, стремительно — Алена даже вздрогнула — вскочил ей ступеньки лестницы и прошел несколько шагов по аудитории.
— Напишем в министерство сами. А театр назовем именем Рышкова.
Огневу, Березову и Хорькову поручили сочинить письмо. Но прежняя вера, увлечение и сплоченность не вернулись.
Тамара Орвид из параллельной группы осторожно сказала:
— Меня, пожалуй, муж не отпустит…
Никто не ответил ей.
Коля Якушев, хитроватый парень, опустив голову, забормотал:
— А у меня мамаша сильно хворает…
— За три-то с половиной года, может, поправится? — спросил Женя.
— При чем тут мамаша? — ядовито заметил Сережа Ольсен.
— Да какая разница: мамаша или не мамаша… Не хочешь ехать — не надо. Кто еще не хочет?
…Шумели, стонали под ветром деревья, солнечные зайчики бегали по верхушкам — пришло время идти домой, а жалко расставаться с лесом, где так свободно думалось…
Глава седьмая. Лиля Нагорная
Мыло пенилось в корыте, пена поднималась, как облако, — хорошо стирать в дождевой воде! И хорошо, когда никто тебе не указывает!
Сегодня воскресенье: мать с Петром Степановичем с утра уехали к его родственникам в пригородный колхоз за кадушками для капусты и огурцов, вернуться обещали только к вечеру. Из дому не уйдешь: надо присмотреть за братишками, накормить кур и поросенка, и Алена решила стирать.
Третьего дня набежало почти две бочки воды — дождь проливной шел. Мальчики помогли ей развести костерок, разожженный между кирпичами, под чугуном, где кипело, пузырилось и плюхало белье.
Степа убежал на огород накопать картошки к обеду, с Аленой остался ее любимец Лешка.
Денек выдался серенький, прохладный, но Алене было жарко. Еще бы: какую гору белья настирала, и все — как снег! Конечно, и спину поламывает, и руки задеревенели, но это ерунда, пройдет!
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- #тыжемать. Материнство по правилам и без - Надя Папудогло - Прочая документальная литература
- Что такое научный поиск - Анатолий Мицкевич - Прочая научная литература
- Малыш Николя - Рене Госинни - Детская проза
- Автобиография большевизма: между спасением и падением - Игал Халфин - Публицистика