Расстрелянный ветер - Станислав Мелешин
- Дата:16.08.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Расстрелянный ветер
- Автор: Станислав Мелешин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Расстрелянный ветер" от Станислава Мелешина
📚 "Расстрелянный ветер" - это захватывающий роман, который перенесет вас в эпоху Великой Отечественной войны. Главный герой книги, молодой советский солдат, оказывается в самом центре событий, которые перевернут его жизнь с ног на голову.
Слушая эту аудиокнигу, вы окунетесь в атмосферу войны, почувствуете на себе все трудности и испытания, с которыми приходилось сталкиваться герою. Вас ждут невероятные приключения, захватывающие повороты сюжета и неожиданные развязки.
Автор книги, Станислав Мелешин, сумел создать увлекательное произведение, которое не отпустит вас до последней минуты. Его яркий и запоминающийся стиль позволяет читателям окунуться в мир книги и прочувствовать каждую эмоцию героев.
Об авторе:
🖋️ Станислав Мелешин - талантливый писатель, чьи произведения завоевали признание читателей. Его книги отличаются глубокими сюжетами, интересными персонажами и неожиданными развязками. Станислав Мелешин умеет заинтриговать и увлечь с первых строк, не давая оторваться от прочтения.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Мы собрали лучшие произведения разных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе. Погрузитесь в мир книг вместе с нами!
Не упустите возможность окунуться в захватывающий мир "Расстрелянного ветра" вместе с героем и пройти через все испытания вместе с ним. Слушайте аудиокниги, погружайтесь в истории и наслаждайтесь каждым моментом вместе с knigi-online.info!
🔗 Слушайте аудиокниги категории Советская классическая проза на нашем сайте прямо сейчас!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чужая, мирная. И не было Кривобокову в ней местечка.
И тогда он поднялся во весь рост и ушел.
Ушел искать коня и свою золотую добычу, которые сулили ему иную жизнь и свободу.
* * *Солнце осталось за скалой, а здесь, на другом боку горы, в ложбине, уже стояли сумерки, было сыро и холодно. Хватанув из бутыли самогону, он пьяно спустился с горы по темной ядовитой зелени трав, спотыкался о корневища гнутых березок, вел за собой сытого застоявшегося жеребца.
Все в его душе кричало и металось, просилось наружу, и он с остервенением пинал камни у себя под ногами.
По темно-багровому небу плыли, тяжело поворачиваясь, пружиня друг друга боками, словно набитые снегом облака.
«В Китай плывут…» — определил Кривобоков и позавидовал облакам и пошел за ними. Вечерняя роса в травах сбила пыль с сапог, вымыла их, галифе намокли. Ему стало холодно. Над облаками в чернильной высоте проклюнулась острая звездочка, и ему почудилось — она заметалась по небу.
И он пошел за этой звездочкой.
Степь молчаливая, пустынная, жутковатая окружила его со всех сторон. Нет, ничего ему уже не вернуть: ни расстрелянного отца, ни погибших на войнах братьев, ни ссучившейся жены, ни сынишки, которого никогда не видел.
Михайла забросился в седло и со свистом взмахнул плеткой. Конь забил землю копытами и вымахнул вперед.
И степь и небо качнулись.
Повидать сына, взглянуть — какой хоть он! Объявиться ему, наговориться! Пусть знает, что у него батька — казачий офицер! Обнять, прижать к груди, унести, умчать, спрятать свою живую кровь… Его ведь сын — кривобоковский род!
Жеребец ржал, почуяв волю, фыркал ноздрями, косил яблоком глаза и, отталкиваясь от земли, казалось, норовил перемахнуть степь, взлететь и нырнуть в облака.
— А-а-ха-ха-ха! М-мм! — хрипел, хохотал и мычал Кривобоков и все бил и бил каблуками по дымящимся бокам коня.
Возврата нет! А-а, черт с ним! Он оставит эти земли, на которых пролито столько крови, отчий дом, который наверняка разграблен и все добро пущено по ветру; стерву Евдокию, бывшую жену, которую когда-то взял дикой вишневой ночью и потом наизгалялся вдосталь; оставит станицы, в которых досыта потешил душеньку, побуйствовал, попировал; оставит и железную гору — степное богатство.
Пусть все остается тем, кто уцелел, и тем, кто правит властью и купается в кумачовой победе.
Живите, гады, плодитесь на радость большевичкам! Они — хозяева! Они — цари! И город построят, и завод задымит, и люди будут жить и дальше. Пусть! Ему одна дорога — в Тургайские степи и дальше, туда, где по слухам рассеялись остатки белой армии во главе с самим атаманом Дутовым.
Жеребец долго мотал всадника по степи, потом вымахнул из оврага и застучал копытами по твердой спокойной земле.
Дорога!
Михайла поутих и остановил коня.
Куда же теперь? Ах, да! В станицу! Повидать сына…
Дорога была одинока, и он, всматриваясь в ее повороты, повел коня шагом.
Подрагивали в небе свинцовыми пулями звезды. Луна плавала в тихих облаках. Впереди и по бокам шелестело, сухо потрескивало, в теплом воздухе веял банный вкусный запах соломы.
Хлеба́!
Эту тишь и благодать прорезали далекое ржание, голоса, кудахтанье кур и одинокий лай. Откуда-то хлынула прохлада. За лицо мягко задевали комарики. Речка. Станица. И на взгорье — в несколько всадников дозор!
Михайла свернул с дороги, въехал в березовый колок и почувствовал жестокий голод.
Он сразу понял, что повидать сына не удастся. И его заклонило ко сну. Спешился. Привязал коня к березе и пополз к хлебу.
Голубая от лунного света пшеничная стена горячо дышала. Пахло мукой, солнцем и нагретым камнем. В сухом шелесте колосьев слышались журчанье жернова, скрип мельничного колеса, плеск воды и воробьиный гомон.
Кривобоков попробовал зерно на зуб. Созрело! Переспевшие хлеба! Встав на колени, хватанул за стебель снизу и содрал с него всю семью колосьев в ладонь, сжал в кулак, растер, подул, провеял, аккуратно выбрал и выкинул оставшиеся остья, и, прихлопнув ладонью рот, стал отрешенно жевать. Во рту стало вязко и вкусно. Не хватало соли.
Он ел много и жадно, до тех пор, пока не запершило в горле и не свело скулы от боли. Тогда он откинулся на спину и, заложив руки за голову, закрыл глаза.
Хлеб! Каравай на столе пышный и румяный. Батя, помолившись в угол, режет пшеничный каравай на ломти тупым ножом, и он не крошится. Хлеб! Во двор тяжело въезжают подводы, груженные доверху мешками пшеницы, ржи, ячменя, овса, проса и конопли.
Хлеб! На мельнице белый мучной туман, и бесстыдные бабы с подоткнутыми к поясу юбками гребут деревянными лопатами муку в кучи, наполняют мешки.
Хлебное поле! В нем на жнивье первое, как во сне, торопливое жадно-мучительное познание женщины — блудливой, с нехорошим смехом солдатской вдовы. До сих пор помнит, как его гнуло в дугу, никак не мог ее обнять, а она, раскинувшись, похохатывала и все просила расстегнуть кофту: мол, грудям душно.
В ночи послышалось далекое ржание лошади. Кривобоков поднялся, уперся руками о землю, прислушался. Нет, это не его конь! Это где-то там, за полем, в станице…
Он успокоился и задремал. Привиделось ему во сне, что он верхом на караковом жеребце въехал в станицу, а за ним во всю степь растянулись подводы с мешками золота. Станичники падали перед ним на колени: казаки, женщины, дети. И только в конце дороги у родного дома стоит Евдокия с мальцом на руках. Ждет его и не смеется, не радуется, рукой на землю показывает: мол, становись на колени.
А он к сыну тянется, все хочет на руках подержать. Евдокия же все дальше и дальше от него, в толпу уходит и скрывается в ней. Кто-то крикнул: «Золотые подводы горят», и он оглянулся и увидел, что его окружили, что кто-то скрутил ему руки. И повели его куда-то. Он все силился еще раз отыскать глазами в толпе Евдокию с сыном, потом увидел их у родного дома, рванулся к ним, запутался, рухнул на землю, забился в припадке. Глаза застилала кровавая пена. Он прикусил язык, услышал: «К расстрелу!» — и испуганно проснулся.
Когда понял, что это ему приснилось, что он в безопасности один в хлебном поле под сонным лунным небом, он сладостно хихикнул, потом захохотал и мстительно вцепился в кусты колосьев, стал ломать и выдергивать стебли, топтать и валяться на них, пока не устал. Большое хлебное поле уходило далеко-далеко, к розовой предрассветной полоске, и было спокойным и равнодушным к его радости. И тут словно вспыхнула в сознании и ожгла его душу злая неотвязчивая мысль: сжечь!
Сжечь хлеба!
Все разом полыхнет, а он — ветром отсюда. Сжечь…
Перед глазами промелькнули: каравай, подводы, полуголые бабы, мельница, сытый рот и белые груди солдатки на жнивье, нелепые обрывки сна, в котором изгалялась над ним Евдокия, в котором ему скрутили руки и приговорили к расстрелу, вспомнил расстрелянного батю, увидел его седобородое мученическое лицо, оно кивнуло: благословляю!
Достал коробок спичек, на этикетке рассмотрел рабочего с факелом в руке и у ног разорванные цепи, злорадно усмехнулся и услышал в предутренней тишине, будто с неба, шаталомный выкрик горластого петуха.
«Та-а-ак! Их же факелом пущу гулять красного петушка!..»
Спичка засветилась в ладони, обожгла палец.
Огонечек заметался, норовя выскочить наружу.
Под сердцем заколотилось что-то, и душа словно задохнулась. Кривобоков хрипло засмеялся, какая-то сила подтолкнула руку, и огонек выпал из ладони, повис на колосе, колос стал плавиться, и с него начали стекать вниз тяжелые капли огня.
Капли с шипеньем поскакали по колосьям. Кривобокова свело нервной судорогой от страха, он стоял, как пригвожденный, и, не моргая, глядел и слушал, а потом стал отступать шаг за шагом от света.
И разом полыхнули, затрещали хлеба, в черном дыму жирно застреляли налитые колосья…
Разнузданный привязанный жеребец беспокойно топтал землю копытами и ушибался боком о ствол березы. Кривобоков трясущимися руками взнуздал коня, подтянул подпруги, вскочил в седло, и конь понес его в степь.
Степь горела.
Луна задымилась и испуганно нырнула в облака. Обгоняя друг друга, жеребец и огонь мчались сквозь дымные вихри и вырывались на простор из черного дыма, будто из земли. Кривобоков бил коня плеткой, гремел уздечкой, дергая за поводья, больно раздирая коню губы.
За спиной рванула, разорвалась, как граната, бутыль с самогоном, больно толкнула по кривобоковскому заду. Конь шарахнулся, задрал морду в небо, встал на дыбы, повернулся к хлебному полю, объятому пламенем, и ошалело понесся в ревущий огонь.
«Куда ты, идиот?!» — подумал Кривобоков и, прижавшись к гриве коня, крикнул: — Куда прешь, скотина?!
Он почувствовал, как задымились брови, и скосил от боли глаза вниз — на кончиках дымных усов заметил два огонечка. «Горю ведь! Мать твою… Живым зажарюсь! Господи, отврати мя от геенны огненной!»
- Секреты в Дыму (ЛП) - Мун Эш - Любовно-фантастические романы
- Золотые стихи Пифагора, объясненные и впервые переведенные в эвмолпических французских стихах, предваряемые рассуждением о сущности и форме поэзии у главных народов земли - Антуан д'Оливе - Эзотерика
- Лучшая в мире страна. Альбом авторских песен - Александр Кваченюк-Борецкий - Поэзия
- Долина Солнца - Луис Ламур - Вестерн
- Монгольские степи. Халхин-Гол - Андрей Готлибович Шопперт - Альтернативная история