Жестокий спрос - Михаил Щукин
- Дата:19.10.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Жестокий спрос
- Автор: Михаил Щукин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окончательно добил его Серега:
— Если бы Иван был позлее, живой бы остался.
— Да вы что… вы что… — Григорий Фомич растерянно зашарил руками по столу. — Выходит, по-вашему, я и виноват, что Иван… Так, по-вашему, выходит?
Серега с Валентиной молчали.
— Ну, спасибо, утешили, детки родные, в горе меня. Спасибо до земли самой.
Серега с Валентиной упорно молчали.
— Как вам… — шептал Григорий Фомич побелевшими губами. — У меня слезы не высохли, а вы…
Он резко оттолкнулся от стола, опрокинув бутылку и стаканы, поднялся, на ощупь, ничего не видя, выбрался на улицу. Долго сидел на чурке возле поленницы. Темнота и тишина плотно обступали его со всех сторон. Ничего не было видно вокруг, даже своей вытянутой руки, ничего не было слышно, даже собаки примолкли. В темноте, в тишине сидел Григорий Фомич, сжимал длинными, худыми ладонями кудлатую голову и пытался понять — где же его вина, в какой обвинили дети? Всю жизнь он честно работал, никогда не протягивал руку за чужим куском, этому же учил и своих ребятишек. Неужели надо было по-другому? Неужели в теперешней жизни он ничего не понимает?
Один за другим задавал себе Григорий Фомич вопросы и не отвечал на них.
Вышел Серега, обнял отца.
— Прости, батя. Тяжело, но сказать все равно надо было. Проглядели мы Ивана. Он же молчун у нас, скрытный, в себе носил, пока терпелось. Ладно, хватит про это, идем спать.
У Григория Фомича кипели обидные слова, но он промолчал. Не время сейчас разводить споры, когда горе цепко держит за глотку. Покорно поднялся с чурки, побрел в избу. Не раздеваясь, прилег на диван, зная, что все равно не уснет. Открытыми глазами смотрел в темноту и никак не мог вместить в себя, в свою голову и в сердце то, что Ивана больше нет. Он скорее поверил бы в свою собственную смерть.
Уже начинало светать, когда вспомнил последнюю встречу с сыном.
Григорий Фомич собирался на рыбалку, а Иван ехал от леспромхозовской конторы домой. Остановил мотоцикл на яру, крикнул:
— Помочь, батя?!
— Сам, поди, управлюсь.
Иван спустился, они поговорили о пустяках, выкурили по папироске, сын еще пообещал помочь перекрыть крышу у летней сарайки, той самой… Вот и вся встреча. А может быть, все-таки что-то было? Григорий Фомич напрягал память, пытаясь вспомнить, и вдруг вздрогнул, даже привстал с дивана. Как же он не понял? Как же он проглядел, не подумал! Иван поднялся на яр, обернулся и странно, внимательно посмотрел на отца, словно хотел что-то сказать. Даже поднял руку, но тут же опустил ее, повернулся к мотоциклу.
«Иван, Иван, что же ты промолчал? — думал Григорий Фомич, горбясь на диване. — И я тоже, дурак старый… Прав, видно, Серега. Эх, Иван, Иван…»
Анна поднялась утром постаревшей лет на десять. Совсем старухой. Левый уголок рта подергивался, казалось, что она пытается улыбнуться. Непричесанная, с темным платком на плечах, ходила по кухне и переставляла кастрюли с одного места на другое. Валентина, что-то нашептывая матери на ухо, увела ее на кровать, уложила. Григорий Фомич благодарен был детям, что они сейчас с ними. Не так было страшно, когда они рядом. И только вчерашний разговор саднил в душе.
Но через два дня Серега с Валентиной стали собираться в город, домой. Им надо было вовремя успеть на работу.
— Недельку как-нибудь, батя, потерпи, я отпуск возьму без содержания и приеду. Хорошо? За матерью тут приглядывай.
Григорий Фомич кивал головой и снова испытывал чувство благодарности. Он знал, что Серега обязательно приедет. Детей своих он всегда любил и гордился ими. Почему же говорят они, что не так их воспитывал? Чему должен был их учить? Григорий Фомич не находил ответа, а затевать новый разговор не было сил.
Они с Анной проводили детей до остановки, попрощались и, когда автобус, оставив за собой длинную ленту пыли, скрылся за околицей, посмотрели друг на друга и почувствовали себя страшно одинокими.
Но надо было жить дальше. Григорий Фомич понял это и обрадовался, когда увидел, что Анна через два дня затеяла солить огурцы. И хотя ходила она еще неуверенно, а уголок рта по-прежнему дергался, хотя была такой же старой, какой проснулась после похорон, теперь уже навсегда, он видел, что понемногу Анна приходит в себя. Помог ей собрать огурцы с грядок, натаскал воды из колодца и стал собираться.
— Ты куда? — спросила его Анна.
— К сватам схожу. Пилу надо взять, — Григорий отвел глаза в сторону — пила ему была не нужна.
— Недолго только.
Сваты Корнешовы жили недалеко, через переулок. Над самой речкой, на высоком берегу, стоял просторный дом под железом, с широкими окнами и резными наличниками. В большой ограде, покрытой густой зеленой травой, отдельно стояла маленькая, аккуратная избенка. В ней после свадьбы поселили молодых. Вообще-то места для них хватило бы и у Григория Фомича, и у сватов, но сообща порешили, что лучше, если молодые начнут жить самостоятельно. Сейчас на дверях избенки висел замок, видно, Светка перебралась к родителям. Григорий Фомич сразу увидел замок, как только открыл калитку, и тяжело вздохнул. Все, даже запертая дверь избенки, напоминало ему о сыне.
Сват ремонтировал машину. Услышав стук калитки, он высунулся из-под синего капота, увидел гостя и потянулся целой рукой к ветоши. Другая рука была у него покалеченной, без четырех пальцев, пухлая и мясистая, она издали казалась надутой. Да и сам сват, невысокого роста, полный и медленный в движениях, тоже казался надутым, как тугой мяч. С каждым годом, замечал Григорий Фомич, его раздувало все больше. Не менялось только лицо с постоянным, крутым загаром и всегда прищуренными узкими глазами. Они были так узко прищурены, что их и разглядеть толком нельзя, но если кто заглядывал в них, видел — глаза умеют быстро бегать и цепко все замечать. Григорий Фомич заглядывал и знал это. А во всем остальном сват был медленным, увалистым человеком, говорил нараспев, словно через силу. Он тщательно и неторопливо вытер ветошью правую, целую, руку и протянул ее.
— Здорово, Григорий. Проходи вон под крышу, в тенек. Как там сватья-то?
— Ничего, вроде, полегчало.
Под крышей, в тени, они присели на старые чурки и заговорили о том, что лето нынче жаркое и в бору нет никакой ягоды, а на лугах погорела трава и накосить сена будет стоить трудов. Разве только недавний дождь выручит. Григорий Фомич внимательно разглядывал загорелое, совсем не старое лицо свата и проникался к нему давней злостью. Но тут же давил ее, чтобы не вырвалась наружу и не выдала.
— Иван бы помог, косить-то он мастер был.
Сват горестно сжал губы, а глаза его, заметил Григорий Фомич, заглянув в них, смотрели расчетливо и цепко.
— Не только косить мастер сын-то мой был. — От пронзившей догадки Григорий Фомич начал медленно подниматься с чурки.
— Ты что, сват, что так на меня уставился?
Еще раз сдержал себя Григорий Фомич.
— Так просто, смотрю вот.
Но он смотрел не только на свата Корнешова, он смотрел в далекое теперь прошлое, когда все еще только начиналось.
Глава вторая
Зима давно переломилась на вторую половину. Близился март, и ночи стояли тихие, спокойные, с добрым, ровным морозом. Сегодняшняя тоже была такая. Гришка Невзоров и Семка Корнешов шли по ночному переулку, а следом за ними, не отставая, скользили длинные, вытянутые тени. Парням надо бы спать в это время — завтра опять спозаранку на работу. Но попробуй улечься, когда тебе стукнуло восемнадцать, а в бараке, у присланных из города на лесозаготовки девчат, танцы — не такая уж частая роскошь во вторую военную зиму. Поплясали, частушки попели, Гришка ушел провожать свою кралю, Зинку Побережную, а Семка куда-то исчез с веселой городской толстухой. И вот во второй половине ночи, возвращаясь по домам, а жили они рядом, друзья встретились на углу переулка, облитого ярким, лунным светом.
Семка поддел подшитым валенком мерзлую коровью глызу, расхохотался, окликнул Григория:
— Ну, кавалер, пощупал свою Зинку? Она у тебя мягкая…
— Ладно ты, не мели. Не твое дело.
— Да жалко ведь, добро пропадает. А ты ходишь да сопишь в тряпочку. Эх, мне бы ее, как ту толстуху, на сеновал затащить!
— Ладно, хватит молоть.
— Дурак ты, Гриня, пень осиновый.
— Полайся еще у меня.
Были они одногодками, но Семка успел узнать многое такое, о чем Григорий, даже наедине с собой, и думать стеснялся. Но зато он был жилистей, сильней, и Семка, подразнив его, последнего шага не делал. Свистнул, поддел валенком еще одну глызу и перевел разговор на другое.
— Слышал, Ваньке Петрухину повестку из военкомата притащили. Последний нонешний денечек… Скоро и нас с тобой.
— Скорей бы уж Надоело тут с бабами в лесу маяться.
— Не торопись, там, думаешь, для тебя калачей настряпали? Мои братаны тоже, уходили, куда там! На обоих похоронки притащили. А Саня вон Егоров вернулся, видел? Половина от Сани осталась, обрубили, как чурку. Нет, по мне, так я бы и с бабами повоевал.
- Повелительница молний - Альмира Илвайри - Фэнтези
- Блюз ночного дождя - Анна Антонова - Детская проза
- Суженая из лужи (СИ) - Шаль Вероника - Любовно-фантастические романы
- Сад тетушки Ли. Книга жаркого лета - Рина Антония Марубин - Прочая детская литература
- Книга дождя. Повесть - Дмитрий Волчек - Русская современная проза