Прощание с миром - Василий Субботин
- Дата:03.09.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Прощание с миром
- Автор: Василий Субботин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы запрягли, поскорее погрузили борону в телегу, и Егорка рванул. Телега сейчас же затарахтела но затвердевшей, затравеневшей дороге. А они вслед нам сильней еще начали выть.
Подбрасываемый в телеге, я понял наконец, почему артачился мой Егорка. Я вспоминал, как старался во что бы то ни стало заставить лошадь подойти к краю поля. И я уже видел всю их стаю — как сидят они один возле другого — в нескольких шагах от меня. Горячие, в темноте среди болота, угольки.
Большие, маленькие.
Гадюка
Поселок был совсем маленький — десяток изб, и кругом лес… Даже огород и тот в лесу, среди деревьев. Место это, сразу позади избы, называлось Лужком или Лужками. В этом Лужке, за грядками — их было две или три, — и за узенькой полоской овса и ржи, высеваемых поочередно, была у нас старая, ежегодно зарастающая лебедой угольная яма. За нею поднимались одинокие мелкие березки и осинки, а уж далее, за ними, настоящий лес.
Я направился в эти Лужки… Земля уже прогрелась и пахла первыми цветами. Среди жесткой, колючей скошенной прошлогодней травы и первых редких зеленых травинок белели обломки распадавшихся и уже сгнивших толстых березовых сучьев. Они были пустые внутри. От них оставалась одна полая берестовая кора… Хорошо было ступать босой ногой.
И вот я шел, ступал так и у самой этой угольной ямы наскочил на змею. Это была гадюка… Я чудом только на нее не наступил. Она лежала в ряд с таким вот берестовым березовым суком. Грелась… Я чуть на нее не наступил. Я так испугался! Но и она тоже испугалась и отвильнула в сторону и в то же мгновение мелькнула мимо моей ноги… Она — промахнулась. Может быть, потому, что я успел отскочить… Когда пришел я в себя, то увидел: гадюка, вжимаясь в землю и извиваясь, вроде бы переворачиваясь с боку на бок, уползала по редкой, не успевшей еще вырасти траве.
Я хорошо помню тот испуг, который я пережил.
С безумно колотящимся сердцем я перелез изгородь, отделяющую деревню от леса, от пашни и от огородов, подбежал к моим товарищам, к ребятишкам, игравшим здесь же, и все им рассказал. С ними были и парни постарше. День был воскресный, и они собирались пойти за деревню, стрелять из большого старого дробовика.
Я думал, они не пойдут. Но они тут же, довольные, что нашлось какое-то занятие, отправились за мной.
Я сразу отыскал место, где я на нее наскочил. Это было возле угольной ямы.
Никакой змеи не было.
Все повернули обратно. Мне стало совестно, что я зря сюда привел. Могли еще подумать, что я все наврал. Но меня кто-то выручил, сказав, что змея могла заползти в поленницу. Действительно, между двух берез, чтобы дрова не распались, недалеко от этой угольной ямы, была сложена поленница дров.
Мы все с радостью принялись ее разбирать.
Большие парни брали два и даже три полена, а мы — те, кто поменьше, — по одному. Дрова были тяжелые, берёзовые, намокшие, заготовленные еще с прошлого года, и мы с трудом ссаживали их сверху.
Старая поленница постепенно таяла, а рядом, метрах в десяти, росла новая…
Чем меньше дров оставалось в той, прежней поленнице, тем осторожнее мы ее разбирали.
Мы брали все осторожнее. А так как именно я столь неожиданно перед этим встретился со змеей, то теперь за каждым поленом, за которое я брался, мне виделась змея.
Дров оставалось уже совсем мало, когда я, схватив одно небольшое полено, тотчас же его выпустил.
Она под ним и лежала.
Все сразу ее увидели: свернувшись в кольцо, она лежала на полене и вдруг скользнула на землю, в траву…
Я потом боялся ходить к этой угольной яме.
В стужу
Я в то утро поднялся чуть свет и пошел дров наколоть. Зимы у нас большие, долгие, и морозы большие, но дома мне никогда не сиделось. Я был ужасный зимогор!
Шубу мне тогда только что справили, шапку. Надел я шубу, шапку, рукавицы надел отцовские… Оделся и вышел.
Мать к тому времени уже печь затопила.
В сенях взял я топор. Был у нас колун. Это, знаете, такой топор — клином. Очень тяжелый.
И вот выхожу за дверь. Светло у нас стало, тихо. Мороз ядреный. Бело во дворе. Деревья, береза наша, родная, та, что у крыльца стоит, вся в инее. Я глянул на колун, на этот топор на длинном топорище, а он тоже — весь белый. Как молоком облитый, весь — в инее… И все холодное такое. Одно топорище только теплое.
Я со ступеней еще не спустился, как стоял, тут и поднял колун к лицу. Он был такой синеватый весь, страшный… Как только я увидел этот иней, я не утерпел и лизнул его. Не понимаю, что со мной сделалось. Ведь знал, что нельзя, но такое тут на меня искушение напало. Не мог удержаться и, как собака, лизнул. Языком лизнул. Я только чуть притронулся.
И тут же я понял, что случилась беда. Язык мой мне стало вытягивать… Меня притянуло за язык к железу. Я даже кричать не мог.
Так я через темные сени с этим топором и пришел в избу.
Я только мычал. Мне казалось, что меня все сильнее и все сильнее притягивает… Мать, должно быть, ничего не поняла сначала. Я ведь только что на улицу вышел. Хотел дров наколоть, а вот вхожу с колуном перед носом. Она сразу кинулась к печи. Там у нее вода горячая была в чугуне. Она сразу зачерпнула ковшом горячей воды и стала лить ее на топор.
Я долго не мог говорить. Язык мой был болен. Мама его подсолнечным маслом смазывала.
Пол-языка у меня на топоре осталось.
А у меня, знаете, раньше дефект такой был: я трудное «р» не выговаривал. Друзья мои надо мной смеялись… Я долго болел. А тут, знаете, когда все у меня прошло, я так рычать стал. Случай, конечно, но, оказывается, приварив свой язык к заиндевевшему топору, я эту перепоночку, что под языком у нас, которая у нас язык держит, разорвал. И на другое утро заговорил совершенно свободно.
Должно быть, это и правда: каждый должен хоть раз да испытать на себе — лизнуть или топор, или скобу дверную. Без этого не бывает.
Медвежонок
Я сидел у окна, отца с матерью поджидал. По зимам они уходили на целый день в лес, пилили там дрова и оставляли меня одного в избе.
Это было нелегко, целыми днями сидеть у окна, сидеть и ждать, когда они вернутся.
Однажды, когда я вот так, оставшись один, сидел и смотрел в окно, я увидел: медведь ко мне в окно лезет!
Молодой, но уже не маленький медведь. Черный весь.
Сразу я понять не мог даже. Место у нас, правда, глухое. А все-таки чудно, что медвежонок этот ко мне в окно лезет. Лапу вверх поднял, когтями по стеклу задевает: видно, никак на завалинку не встанет, ухватиться ему не за что.
Разобьет он, думаю, нам раму.
Забрался он все-таки. Морду поднял, пасть раскрывает — она у него красная — ив окно смотрит.
Я в сторонку отошел.
Он видит, никого в доме нет, и давай — оттепель была, — давай сосульки с наличника обламывать. Лапой держится, лапой сосульку ломает. Отломил, в рот кладет. Хрустит сосулькой, как леденцом, а сам все в окно смотрит… Много он этих сосулек съел. Головой мотал — видно, нравились они ему.
Он, оказывается, за этими сосульками и лез. Нарочно за ними из лесу шел. Пить захотел!
Очень я напугался… Что это он под окнами зимой бродит?
Известно, у страха глаза велики… Да тем более, когда один в избе остаешься.
Весна
Зима — отступила.
Река, когда я подошел к ней впервые, разломанная, сильная, гордо катила свои воды и дышала свободно. По ее быстрине только изредка плыли тихие, разрозненные, небольшие льдины-одиночки.
Поля лежали голые, вытаявшие. И поля, и леса — все обнажилось…
Все сошло, и река уже окончательно освободилась ото льда, кроме одной, стоявшей в тени ольхи, в берег уткнувшейся льдины.
Застряла только одна эта последняя. Грязная, натоптанная льдина. Она никак не хотела уходить…
В полдень вода в реке прибыла, и течение потянуло ее. Она даже стронулась с места, но сразу же остановилась.
Река тащила ее, но она упиралась. Как видно, за что-то зацепилась. Может быть, ее держала снизу осока или она села на мель.
И тогда смотревшие ледоход люди стали помогать реке… Всем хотелось толкнуть старую эту, застрявшую тут льдину.
Каждый действовал чем мог. Кто палкой. Кто багром. А кто обычной жердью.
Я тоже ее толкнул.
Не скоро, но нам удалось и раскачать и сдвинуть ее с места.
Льдина медленно отворачивала от берега. Сначала ушла под воду, потом всплыла. И, подхваченная течением, пошла.
Огромная, неповоротливая, она уходила на середину реки.
Будто два берега разошлись и один стал удаляться.
Огоньки
В один весенний солнечный день мы были в прибрежном приморском селенье и, когда шли по улице, вдруг увидели синюю каплю… Для меня-то это знакомо, а те, что со мною шли, ее еще никогда не видели.
Как же в первый раз ее я сам увидел?
- Илья Ефимович Репин - Владимир Стасов - Биографии и Мемуары
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Близко или далеко - Наталья Шадрина - Короткие любовные романы / Современные любовные романы
- Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести - Любовь Воронкова - Прочая детская литература
- Наш Современник, 2005 № 09 - Журнал «Наш современник» - Периодические издания