Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе - Акакий Гецадзе
- Дата:05.11.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
- Автор: Акакий Гецадзе
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе"
📚 Вас ждут увлекательные истории из жизни главного героя Карамана Кантеладзе, который пережил множество веселых и грустных моментов. В каждой главе аудиокниги вы найдете что-то особенное, что заставит вас улыбнуться или задуматься.
Автор книги "Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе" - Акакий Гецадзе, талантливый писатель, способный заинтересовать читателя с первых строк произведения. Его книги всегда наполнены глубоким смыслом и неповторимым юмором.
🎧 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения различных жанров, которые подарят вам удовольствие и новые впечатления.
Не упустите возможность окунуться в мир увлекательных историй вместе с Караманом Кантеладзе и насладиться каждым моментом, который приготовил для вас автор Акакий Гецадзе.
Погрузитесь в атмосферу книги "Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе" прямо сейчас и почувствуйте море эмоций, которые подарит вам эта удивительная аудиокнига.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, свечи догорали плавно, медленно, но красиво. И от них шёл всегда тот самый запах, который слышен обычно во всех церквах. Тогда, ребёнком, я не обращал внимания на запах свечей, потому что здесь, над столом, носились другие всевозможные запахи, приятно щекотавшие ноздри. Но теперь, вспоминая запах поминальных свечей, мне кажется, что я слышу запах смерти. Бог знает, может, это не что иное, как наш собственный запах? Разве человеческая жизнь не подобна свече? Горит, догорает и через некоторое время гаснет совсем. Эх, к чёрту эти церковные и свечные запахи! Да здравствуют запахи солнца, земли, хлеба и вина!
За этот поминальный стол садились не только мы с бабкой, звали и соседей. В этот день подобревшая бабка приглашала даже Кучуну. Она почему-то не благоволила к этому бедняге с желудком как бездонный колодец, но в этот день звала его к себе непременно, потчевала его, ничего не жалея, и страшно радовалась, когда он так аппетитно всё поглощал. Я не понимал, отчего это она так добрела и однажды спросил её об этом.
— Дай бог ему здоровья! — ответила она. — То, что он съест здесь, пойдёт впрок твоему деду на том свете.
Но только пока свечи не догорали полностью, бабушка не пускала на порог этого уважаемого гостя. Ведь она отлично знала его нрав: вряд ли он стал бы дожидаться, тем самым осквернил бы поминальную трапезу. К тому же бабушка не любила творить молитвы в присутствии посторонних. Кучуна же в это время подсматривал а стрельчатое оконце, и у него едва хватало сил, чтобы остаться живу до тех пор, пока догорят свечи.
Наконец я открывал дверь, маленький обжора врывался в комнату, как изголодавшийся кабан, и мёртвой хваткой вгрызался в жирную ветчину.
По субботам Кучуна любил мою бабушку больше, чем свою собственную, а субботу — из всех дней недели. Она была для него истинным праздником, более дорогим, чем рождество!
Потоки слёз и неорошённая трава
В воскресные дни, надев своё чёрное шёлковое платье, бабушка отправлялась в небольшую церковь, стоявшую по ту сторону речки.
Вначале она ходила туда одна, но потом, когда зрение стало окончательно изменять ей, она ушла туда в сопровождении сестры Кучуны — Пело. Больше всего она боялась поскользнуться и упасть в овраг.
Однажды вместе с ними пошёл и я.
Пело подвела бабушку к голубому деревянному кресту, а сама куда-то исчезла, предварительно напутствовав меня:
— Смотри, никуда не ходи, отсюда ты проводишь бабушку домой, понял?
Я кивнул.
В церковном дворе было много холмиков, на них лежали плоские камни, а у изголовий торчали деревянные или каменные кресты. Бабушка опустилась на колени у голубого креста и так жалостливо, так безутешно зарыдала, что я сразу почувствовал, что этот плач ей дороже самого лучшего угощения. Право, даже Кучуна не чувствовал себя за поминальным столом так хорошо, как она себя в эти минуты. Она так причитала, что я, часом, думал: не поёт ли она?
И так, вперемежку, плача и напевая, она обратилась к кресту: «Сокол мой ясный, родной мой, как ты там живёшь? Почему ты забыл меня и не навещаешь больше во сне, ничего не рассказываешь о себе? Ответь мне что-нибудь, скажи хоть одно слово!» — надрывно умоляла она то крест, то камень, то землю, но никто ей не отвечал. Всё спало беспробудным сном. Я тоже вроде как онемел, стоял как балда меж двумя крестами и всё думал о том, что место, пожалуй, это неудачное, и здесь не поиграешь в ореховые солдатики. А старушка как завелась, так уж и остановиться не могла. Казалось, она хочет выплакать все непролитые на похоронах дедушки слёзы. Как будто я был виноват, что появился тогда на свет и не дал всем поплакать от души.
Кончив плач по деду, бабушка обошла по очереди и другие могилы и над каждой уронила слезу.
— Почему ты так много плакала, бабуля? — спросил я её, когда мы вернулись домой.
— Потому, что вот уже две недели, как я ни одной слезинки на его могиле не обронила. Там уж вся трава повысохла, — ответила она.
— Чудно как! Ведь вчера только дождь был! — удивился я.
— Дождь, ласточка моя, орошает ниву, а кладбищенской траве нужны обязательно слёзы, — и она ласково погладила меня по голове.
Я ничего не понял, но спорить не стал. Да и зачем — она-то лучше знала, когда дождь, а когда слёзы нужны.
К исходу осени бабушка Тапло совсем перестала видеть, и когда бывало пасмурно, она ходила по двору, широко расставив руки.
Изменяла ей и память, и нередко она забывала то одно, то другое. Как-то она вдруг спросила меня:
— Куда это подевалась твоя мать, разве она вчера не приехала?
Дошла до того, что бабушка перестала даже отличать утро от вечера. Однажды она вывела из хлева вернувшуюся с пастбища корову и погнала её обратно.
— Куда это ты её?
— Пусть попасётся, разве не время?
— Да какое время! Уже день на исходе.
— Ой, батюшки! — всплеснула она руками и снова завела корову в хлев.
Это приключалось с ней несколько раз, но она всё держалась и не сдавалась, работая по-прежнему, не покладая рук: сушила фрукты, собирала пожухлые листья в кучи и жгла их, подкармливала запертого в свинарнике кабана и, во всех случаях, не забывала о поминальной трапезе. Единственное, чего она уже не могла, — это ходить в церковь. Бывало, я стою рядом с ней, а она меня ищет и зовёт.
— Что с тобой, бабуля, ты совсем не видишь?
— Эх, ослепла твоя бабуля, мой мальчик! А сколько я тебя просила — не обижай меня! Вот видишь, что получилось! — упрекнула она меня и печально добавила: — Сил моих больше нет, не железная ведь я!
— Ты же говорила, что я свет твоих очей, а теперь выходит, это я виноват, что ты ослепла? Ведь когда я тебя не обижал, ты всё равно плохо видела! А когда ты на меня сердилась, у тебя аж огоньки в глазах прыгали, а теперь я виноват! — возразил я ей.
— Глупенький ты ребёнок! Вот эти самые огоньки и сожгли мои глаза, — нашлась она.
Тогда я сообразил припереть её к другой стенке:
— А помнишь, сколько ты у крестов слёз пролила? Вот у тебя глаза и испортились!
Но она неожиданно расстроилась:
— Одни только слёзы и остались мне в утешение, и этого тебе жаль для меня? — и по дряблой морщинистой щеке её покатилась слеза.
Тут я уже совсем растерялся, не зная, что делать.
— Бабуля, — робко начал я, — разве ты не видишь, что твои слёзы не смогли спасти траву на кладбище, всё равно она высохла. Ведь слезами горю не поможешь, зачем же ты напрасно убиваешься?
— Да ну! — удивилась она. — Кто это тебя так научил, а?
— Разве Олифантэ не говорит всегда так?
— Олифантэ? — невольно протянула она. — Да у него для себя ума не хватает, будет он ещё других поучать! Ты не думай, что всё, что говорят, надо обязательно слушать!
Вот видите, стоило ей узнать, что я лишь повторил слова другого, как она тотчас же окрестила глупостью то, что показалось ей вначале мудрым.
Теперь, задумываясь надо всем этим, я хорошо понимаю, что слово само по себе не представляет никакой особой ценности. Ценность его измеряется тем, кто его произносит. Стоит человеку один только раз снискать себе славу мудреца, как в дальнейшем любой пустяк в его устах становится крылатым и легко перелетает с места на место. А подлинная мудрость зачастую вовсе и не видна!
Однажды воскресным утром бабушка поднялась позднее обычного и спросила меня:
— Ты одет?
— Да.
— Тогда кликни мне Пело.
— Зачем?
— Не твоего ума дело. Позови!
Я побежал и тотчас же вернулся.
— Нет её дома, в лес пошла.
— Что же мне делать, — заворчала она. — Вчера мой мужик обижался на меня, — совсем, говорит, ты меня забыла. Может, ты меня проводишь, Караманушка?
— Куда, бабуся?
— В царство зашедшего солнца.
— Чт-о-о? — такое я услышал впервые.
— Да на кладбище, глупыш!
— Лучше подожди немного! Пело придёт и поведёт тебя.
— Я думаю, если ты пойдёшь со мной, ножки твои не отвалятся, а?
Мне не хотелось идти, но что поделаешь, жаль было бабушку. Я взял её за руку, и мы пустились в путь.
День выдался хмурый, а в царстве зашедшего солнца и подавно было безлюдно и мрачно.
— Пришли? — спросила меня бабушка.
— Да ты что, не узнаёшь это место?
— Как в тумане вижу. Кресты кругом, и больше ничего. Наши могилки где-то здесь у дороги… Как теперь мне их найти?
— Они и раньше никуда не убегали, — усмехнулся я.
— Караманчик, ты помнишь место, где я в прошлый раз плакала?
— Да, бабуся, как же не помнить! Вначале ты стояла на коленях у голубого деревянного креста.
— Вот молодец, хорошо запомнил, умница. Это и есть могила твоего деда. Поведи меня к тому кресту, а до остальных я уж сама как-нибудь добреду.
Я взглянул на частый лес крестов и растерялся. Их было столько, этих голубых деревяшек, что у меня в глазах запестрело.
- Джон Фаулз. Дневники (1965-1972) - Джон Фаулз - Биографии и Мемуары
- Самый тонкий тролль - Роман Поздняков - Городская фантастика / Домашние животные / Русская классическая проза
- Иногда они возвращаются… - Леонид Денисов - Эзотерика
- Заповеди исцеления. Метафизика перемен - Роман Доля - Эзотерика
- Почему у Грузии получилось - Лариса Буракова - Прочая документальная литература