ЯТ - Сергей Трищенко
- Дата:22.09.2024
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: ЯТ
- Автор: Сергей Трищенко
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, что газированной глины нет, – сказал Том, увидев всие многообразие.
– Ничего сложного, – пожал плечами Гид, – бывает же газированный, пористый шоколад. Такая же и глина. Мне больше нравится голубая, кимберлитовая. Лучше всего лепится…
Мы с Томом переглянулись, но ничего не сказали. Я только подумал ненароком: «Лепится или лепица? А, может быть, нелепица? Скорее всего… не лепо ли ны бяшет, братие…»
Вследствие нехватки площади вокруг себя и рядом, здание ресторана росло вверх и доросло до торехэтажия, в виде тора-бублика снаружи, и с отделанными под орех панелями интерьера, очень понравившегося нам, едва мы вошли.
Глава 26. Для ума и тела
Нижний зал, в котором мы расположились, выглядел впечатляюще: практически двухэтажный – с широкой галереей вдоль стены вместо второго этажа. Туда из трёх углов зала вели винтовые и полувинтовые стационарные лестницы. А мы сидели возле четвёртого угла, и рядом стояла небольшая лестница-стремянка. Куда-то она стремилась? А-а, так это же…
– Снисхождение? – догадался я.
– Оно, – подтвердил Гид.
– А автоматического нет? – на всякий случай спросил я.
– Что-то вроде эскалатора, – согласился Гид. – Но сейчас увезён на профилактику. Смазывать снисходительность.
– Как же получается? – решил уточнить я. – Снисходительность является составной частью снисхождения?
– Разумеется. Снисходительность – способность к снисхождению: оно на ней базируется. Ну и вращается, разумеется. Вроде упорного подшипника
Мимо нас сновали официанты, разнося кому что нравится – как съедобное, так и общеупотребительное. Один пролетел, словно на олимпийском стадионе – с горящим факелом в руках.
– Пунш? – предположил Том. Действительно, на пылающую чашу с пуншем блюдо очень походило.
– Пламенные приветы, – ответил Гид.
– Горячие? – зачем-то решил уточнить Том.
– Горящие, – влез я.
– Как путёвка? – упорствовал Том.
– Как листовка.
– Прокламация?
– Декламация. Или рекламация.
Нашу пикировку прервал официант, который, очевидимо, перепутав кабинки – мы сидели в полуотгороженном от остального зала отдельном полуовальном кабинете – вошёл к нам, вкатывая за собой тележку, привязанную на верёвке.
– Я пришёл к тебе с приветом! – начал он декламировать – или рекламировать – вкатываемое. Но продолжения мы не услышали.
– Опять пирожки! – заныл Том, желавший поесть чего-то существенного. Но пирожки-приветы не имели с тележкой ничего общего: сама тележка оказалась приветом – из той же серии, что и вопрос: «Ты что, с приветом?» Притом не из той же, а той же самой серии – именной.
– А верёвка что, умопомешательство?
– Фу, Том, – попытался сдержать его я, – как невежливо!
– Скорее, умопомрачение, – мягко объяснил Гид.
– А почему он на ней?
– На чём же он должен быть?
– На сдержанности.
– На сдержанности – вспыльчивость. А такой привет держится, скорее, на расхлябанности. Но лёгкое умопомрачение вполне может походить на расхлябанность – во всяком случае, покрывать её сверху. И с боков, – продолжил Гид пояснение.
– Вот как? – задумался Том.
– Это не наш заказ, – мягко сказал Гид официанту. – Мы хотели просто поесть.
– Ваш заказ, ваш, – произнёс официант, – вам передали из первого отделения.
– Странно… – Гид поднялся. – Я сейчас разберусь.
– Там никого нет, – предупредил официант. – Господин сразу вышел. Весь.
– Как он выглядел?
– С бородой и усами.
– В пиджаке?
– Нет, в руках держал.
– Высокий?
– Голос – да, а сам низкий.
– И поступил соответственно… – Гид сел. – Уберите, пожалуйста.
Официант укатил тележку. Гид думал, бормоча:
– С бородой, бородой…
Том решил предложить свои варианты:
– Лесодой, рощедой, тайгадой, лугодой…
– Нет, – отмахнулся Гид, – это не то.
– Есетственно, – обиженно протянул Том, – это – не то. Это – это это. А то – это то.
Я решил малость успокоить – утешить Тома, поиграть с ним в старую игру в ожидании заказа.
– Том, – сказал я, – когда я на лугу, я лгу?
Но Том не был склонен к игрушкам. Он вполне серьёзно пробормотал, отмахиваясь:
– Лгун-на-лугу… А если то… – попытался продолжить он.
– Лугун, – попробовал быстро сострить я, вновь отвлекая его.
– Угу, – кивнул Том и приготовился снова открыть рот, – тогда это…
На наше счастье, официант принёс заказ, и Тома удалось приглушить – он, правда, что-то бормотал сквозь язя, но неразборчиво и потому не столь опасно.
Закончив трапезу, мы поднялись из-за стола и, расплатившись, покинули ресторан, чтобы вновь окунуться в атмосферу развлечений и отвлечений, рекламируемых повсюду, для чего и пошли рассматривать афиши на соответствующей ближайшей афишной тумбе, увиденной нами ранее.
Рядом с тумбой на дереве сидела большая бело-чёрная птица с длинным хвостом. Вся в шерсти, она хрипло мяукала. Так-таки она осталась кошкой, напрасно я посчитал её за сороку. Моя близорукость подвела меня. Мы покосились на неё и принялись читать афишу под неустанный (неуставный? – кошка была явно не в форме) мяв.
Под деревом сидела вторая кошишка – длинная и лохматая – и, олизываясь, смотрела на товарку.
Афиша приглашала на диспут. Мы потопали туда прямиком, другой дороги не было. Как оказалось, диспут – чуть ли не кровавое зрелище, если судить по тому, что мы увидели.
Широкий круг зрителей окантовывал глабиаторскую арену – нечто среднее между гладиаторской и грабиаторской – где все, желающие показывать мастерство, показывали его.
Но сначала выступали гладиаторы-роботы – гибрид гладильной доски и радиатора, представленных зрителям в роли диспутантов. Они стояли на диспуте – спутались вдвоём. Либо произошла дисперсия пути: вот и разошлись пути-дороги вдруг…
Ушастники соревнования вышли на арену с большими торчащими ушами. Сначала молча стояли лицом к лицу, потом принялись осыпать друг друга кучами наукообразных оскорблений, из которых довольно-таки легко выкопались, применив встроенные лопато-захваты – специально приспособленные для рытья, копания и хватания выкопанного.
Затем один неожиданно выхватил из-за спины пару остро отточенных тезисов и метнул в противника. Тот молча отразил тезисы своими аргументами. Один оказался мягким, и тезис застрял. Второй тезис срикошетировал от более твёрдого аргумента, зацепив кого-то из зритеелей: зрители зеленели от страха, словно хвойные деревья. В зале раздался женский визг. Он раздавался всё шире и шире, пока двое служителей не стиснули его с боков и не укротили.
Первый диспутант умело пользовался инициативой, держа второго на расстоянии, но на мгновение расслабился, и тогда второй перехватил инициативу – тонкий синий прут – в свои руки, и нанёс мощный удар первому по уху. Зазвенели брызги, как капель весной. Летели они то от прута, то от уха, поочерёдно. Да и ухом ли было ухо? Скорее всего, наушничеством.
– Скажите, у них какая инициатива? – поинтересовался кто-то. – Частная или государственная?
– Разве можно применять государственную инициативу? На государственной столько печатей да подписей стоит, что ею и шевельнуть невозможно. Только частная. Она и гибкая в меру, и надёжная, потому что основана на личной заинтересованности.
– А полезная хоть?
– А как же! Как любой инструмент. В зависимости от того, куда его применить, он будет осуществлять полезные или вредные функции. Топором можно построить дом, а можно разрушить его. То же самое и с инициативой.
Рядом со мной переживал немолодой болельщик. Он не мог смотреть на столь дикое зрелище без содрогания. «Оно всегда успокаивает», – пояснил он, найдя во мне родственную душу. Вот и теперь, достав из кармана таблетку, он метнул её в рот, чуть содрогнувшись. «Карман и кармин», – подумал я. – Что между ними общего? А есть ещё камин и карниз… А карверх? И Кармен? Корвет? Харвей? Гарлем?»
На арене между тем продолжалась схватка: противники перепрыгивали по чёрным пенькам неодинаковой высоты. Они прыгали поочерёдно с одного на другой, стараясь удержаться и свалить противника.
– Смотрите, смотрите, – зашептали вокруг, – они пошли на различные ухищрения!
Но поскольку пеньки оказались очень скользкие, один из соперников скоро поскользнулся и сверзился вниз, пропоров бок о торчащий из пенька сучок.
– Хищные ухищрения, – прошептал кто-то рядом со мной.
Мы протолкались от арены и хотели убраться подальше. Но я остановился: я увидел – правда, со спины – человека, который нёс в руках большой мешок с резинкой-продёржкой в горловине… Стяжательство! И что-то в него собирал.
Уж не один ли из Сборщиков? Да нет, не может быть. Сборщики со стяжательством не ходят, тем более здесь. Скорее всего перед нами обыкновенный сборщик налогов.
Гид подтвердил мои подозрения:
– Видите кокарду? – кокарда серебрилась загребущей пятернёй. – Серебряная. Значит, младший инспектор. У старшего пятерня золотая.
- Раса значения не имеет (СИ) - Васильева Алиса - Любовно-фантастические романы
- Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира - Владимир Красиков - Публицистика
- Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока - Николай Стариков - Прочая документальная литература
- «Запрещенные» удушающие приемы, техники дыхания, которые увеличивают силу, скорость и реакцию. По системе спецназа КГБ - Александр Травников - Самосовершенствование
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив