Перепросмотр - Александр Шмидт
0/0

Перепросмотр - Александр Шмидт

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Перепросмотр - Александр Шмидт. Жанр: Русская современная проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Перепросмотр - Александр Шмидт:
Центральная тема романа – судьба человека, остро пережившего удушающую пустоту «эпохи застоя», абсурдность своей службы в органах МВД, ощутившего на себе весь трагизм «Федорчуковской волны» и последующих событий, разворачивающихся на фоне драматических переломных преобразований в жизни народа, всей страны, мутный поток девяностых и, наконец, постепенное осознание необходимости собственной духовной трансформации. Люди, подобные главному герою романа уже не жаждут активного участия в судьбе общества и тем более его изменения. Они уходят на его периферию, становясь созерцателями, магами или философами, так как жизнь в этом мире причиняет им слишком много боли, а познаваемый новый мир рождает все большие чудеса восприятия. И, тем не менее, «они наделяют глубоким смыслом то, что кажется незначительным. Их задача-привносить в этот мир просторную тишину через абсолютное присутствие во всем, что они делают. Их цель – превращать любое дело в священнодействие и оттого их влияние на мир оказывается намного глубже, чем это может показаться, если смотреть на видимую часть их жизни» – Эрхарт Толле
Читем онлайн Перепросмотр - Александр Шмидт

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 21

Скоро мы с Сержем Волошиным укатили на практику за сотни верст от родного города. Росла гора окурков, но писем от подруги не было. Я был в отчаянии: слал телеграммы, пытался дозвониться до ее работы, но сослуживцы почему-то все никак не могли ее найти. Василий, Серегин родственник, за бутылкой водки, глубоко сочувствуя, поведал мне о подобной истории из его жизни. Мы так сошлись с ним на этой скорбной ноте, что, изрядно надравшись, непременно решили ехать в Челябинск на его самосвале…

С Ириной я встретился сразу в день приезда, и наш диалог был краток. В ее глазах я видел растерянность, суетность, даже страх, но того, чего ждал – не было. Я сухо вернул ей ее фотографию, с любовью осмотренную когда-то тысячи раз до малейшего завитка, и попросил, как в лучших российских традициях, «вычеркнуть мою фамилию из числа своих знакомых». С тех пор, я не вспоминал о ней иначе, как о «серой мышке» и благодарил Бога за преподанный урок.

Эти стихи, под храп утомленного Сереги, я накропал на той злополучной практике, когда стало очевидно, что отношения мои с младокоммунисткой завершены.

Истерзан,почернели поглупел.Бессонница в глазах,и сердце – выжито!Душу рвутвопросы,проблемы.Роман окончен,судьбою открыжито!Ах, уж мнеэти сентиментальные поэтики!Ох, уж мне,эти Петрарки и Желтковы!Нежныелазоревые цветикиСопли распустив,влачат любви оковы:Подруга,видите ли, не пишет!И сразу сердцекорежит с натуги.И друг нытьекаждодневное слышит,нет, чтоб отрезатьсловом упругим.А ей плеватьна твоесамомнение,Слабость в мужчине —противна.Не нужно ейблаженного тления,Она в партийнойжизни активна!

Прикатившим на сессию заочницам срочно понадобился мужчина, чтобы помочь донести холодильник, взятый «напрокат». Мы мирно сидели за столом и пили чай, обильно намазывая на хлеб маргарин «Солнышко». В дверном проеме, заставив всех живо встрепенуться, появилась темноволосая красотка с голубыми глазами. Обращение, тем не менее, было адресовано ко мне, видимо, как самому недовольному (после разлада с «серой мышью» я некоторое время общался с девушками далеко не самым изысканным манером). Ее энергичная просьба органично перешла в милую улыбку чувственных губ с блеском здоровых крепких зубов. На фоне приглашенных худосочных ее однокашников, героически схватившихся за углы холодильника, я выглядел былинным богатырем, скромно ухватив оба угла спереди. Пять пройденных этажей стоили весомой благодарности.

Холодильник умиротворенно урчит. Обильное, по нашим меркам, угощение. Сразу видно: только что приехавшие из дома, работающие люди… «Шурик, попробуй это – Шурик, попробуй то». В непринужденности и легкости манер ощущается воспитанность и опыт. Чувственность и утонченность на грани нервного срыва. Мне интересно, но нелегко с ней, хотя по мере «усугубления» – все проще и проще.

Перед завершением застолья мои товарищи по комнате были оперативно расселены и невесело разбредались по разным углам. Мы с Милой были так заняты друг другом, что даже забыли закрыться на ключ…

Каждое мгновенье она была разной: веселой, ироничной до ядовитости, смешной, раздражительной. Была очень живой, текущей. В небрежном откровении и сарказме чувствовалась глубина пережитого, и мною угадывался опыт постигшего ее страдания.

После школы она поступила в медицинский институт Ленинграда. На третьем курсе, обнаружив в себе уже готового гинеколога, они с подругой поднаторели в производстве криминальных абортов. Не знаю, может быть официальные были запрещены? Необоснованная самонадеянность. Трагические последствия. Мрачные «Кресты». Четыре года общего режима. Вселенский закон противодействия вступил в силу и призван был к осознанию собственных ошибок, грехов молодости. Но было ли оно, осознание? Пройдя «университеты» и вернувшись домой, Мила пыталась жить «как люди», т. е. серо, буднично, лживо. Вышла замуж, родила дочь, поступила в институт на строительный факультет. Здесь «всплывает» какой-то Ленинградский друг Тритенбройт.

– Представляешь, умница, хитрый жидяра, хохмач. Кандидат наук. Денег – как у дурака фантиков! Старый друг. Предложил мне поехать в экспедицию в Узбекистан, в качестве жены. Ну, Тритен – есть Тритен, оболтал меня, как девочку. Я с мужем распрощалась, мол, на сессию уезжаю, а сама с Тритенбройтом к узбекам укатила. Провели время – лучше не придумаешь! Есть что вспомнить!

– Муж, конечно, вычислил?

– Да уж, он вычислит! Как-то подарил мне духи на восьмое марта. «Пикантные» назывались. Так себе, ниже среднего. Приходят гости. Я, естественно, воспользовалась из старых запасов незабвенного Тритена – «Клима». Гости с ума сходят, особенно бабы: «Какие у тебя духи?! Французские, поди?» А муж так тупо-самодовольно всем поясняет: «Это мои, «Пикантные», – Мила нервно рассмеялась, вспоминая забавный эпизод. Я, от солидарности с мужем и уязвленный его дурацким положением, напряженно улыбнулся.

– А ты говоришь, вычислил! Сама призналась, что рога ему наставила! Поругались как-то, и призналась, чтобы больнее сделать. Зря, конечно. Сейчас проблем было бы меньше. Ее голубые очаровательные глаза при этом беспокойно сверкнули.

Лежа на кровати, я курил «Беломор», стряхивая пепел в консервную банку от «Завтрака туриста». В комнату уже вползли сумерки, а через стенку щемило битловское: «Мишел…»

Как легко и бессовестно она рассказывает, нет, даже похваляется своими проделками. И это после того, что уже было пережито? Она патологически эгоистична. Казалось бы, должна держаться за мужа. Жить по совести. И ребенок вот… Нет. Сроду бы не женился на такой! Я с грустью вспоминал ее «веселые рассказы», так задевшие меня, от которых становилось тошно.

На следующий день мы отправились с подругой в парк, что начинался сразу от общежития. Намерения были самые невинные: заниматься предметами на свежем воздухе. Солнце было уже высоко, и парк был напоен ароматом сосен и молодыми голосами таких же умников, как мы. Как и предполагалось, попытки что-то подучить, повторить, запомнить, сразу были обречены. Мы нежились на солнце и лениво болтали. Она читала Цветаеву или рассказывала о душевных муках лагерных подруг. Я внимал и был пьян осознанием Божественного мира, прекрасной женщины, лежащей рядом, звуков поэзии, запахов начинающегося лета… Потом случилась гроза. Внезапная, майская, сумасшедшая. Бежать было бесполезно, да и не нужно. Грохотал гром, и блики молний озаряли наши лица неземным, холодным светом. Мы шли босиком вначале по еще теплой тропинке, а затем по дождевым ручьям, несущимся по тротуарам. Ее волосы змеились множеством темных колечек. Было сладко и жутковато целоваться под соснами…

Мила была Женщиной. Красивой и изящной, а главное, тонко чувствующей. Она могла быть украшением как любого общества, так и сильного мужчины, способного вовремя остановить ее. Любая женщина чувствует свою силу и готовность в какой-то степени уступить.

– Для женщины нужна узда, – авторитетно заявляла она. И снисходя до меня, то по-деревенски кондового, то поэтически возбужденного, подбадривала, заставляя быть более решительным в предложениях: «Я – простая баба. Ничего сложного!» – Возможно, это была правда.

По ее приглашению я нанес визит в город К., в ее шикарную трехкомнатную квартиру, впечатлявшую после общежитских клоповников. Мне было приятно видеть опрятность и порядок во всем. Это было мое слабое место. Мила весело болтала и играла на пианино трогательную французскую песенку «Падают листья» в качестве вступления к серьезному объяснению. Потом мы пили принесенное мной шампанское и слушали АББУ. Зеленый самопальный диск, тонкий до беспокойства за его качество, шел волной и коробился, но, тем не менее, устойчиво производил: «Мани-мани – мани-и..» Эта песенка окончательно привела меня в ступор и вызвала внутреннюю дрожь. Мила сначала спокойно спросила меня:

– Что ты молчишь? Тебе нравится? По моему – замечательно.

Я напряженно кивнул. Мне вспомнился ее униженный муж, и я робко запросился домой. Глядя на мою окаменевшую фигуру и остро ощущая возникшую безнадежность, Мила, уже с отчаянием в голосе закричала: «Что ты молчишь!?»

Мы пару раз встречались после этого, но заключительный аккорд уже прозвучал.

* * *

Что я собою представлял, вступая в мир, который позднее назовут «эпохой застоя»?

Спорт и труд сделали из меня здорового и крепкого мужчину. Я был далек от изящества, за то «завален внутренними достоинствами». Во мне всегда находили трудолюбие, честность, основательность и целесообразность, вероятно, то, что перешло ко мне от матери-немки, хотя внешне я более походил на деревенского увальня. Природа когда-то спохватилась, обнаружив пропадавшего дохлика-зяблика, которого не брали даже в детсад, вдохнув в меня силу и терпение, оставив прежней душу. Душу робкого и нерешительного человека – «Lupus pilum mutat non mentem».[8] Крайне противоречивого, застенчивого и закомплексованного. Студенчество кое-как сгладило эти углы, разболтав и ослабив при этом волю. Взращенный в уродливой по духу семье, в уродливом же по духу лживом государстве, я обладал полным набором дурных черт характера: эгоизмом, гордыней, авторитарностью, то немецкой расчетливостью до скупости, то казацкой бесшабашностью, то застенчивостью, принимаемой за интеллигентность, то пьяной агрессивностью. К тому же я был очень раним и ядовито саркастичен. Рано осознанная ненависть к коммунистам и советской власти, на фоне ее несокрушимости и вечности, постепенно перерастала в мизантропию. Окружавшие меня люди, как мне казалось, невзирая на существо режима, только и озабочены были достижением «кормушки» и удовлетворением своих низменных страстишек, что вызывало у меня раздражение и презрение к ним. Пережитый любовный опыт не возвысил сердце, а, скорее, посеял в нем семена пренебрежения к женщине.

1 ... 10 11 12 13 14 15 16 17 18 ... 21
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Перепросмотр - Александр Шмидт бесплатно.
Похожие на Перепросмотр - Александр Шмидт книги

Оставить комментарий

Рейтинговые книги