Черта ответственного возраста - Сергей Усков
- Дата:27.06.2024
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Черта ответственного возраста
- Автор: Сергей Усков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Черта ответственного возраста" от Сергея Ускова
📚 "Черта ответственного возраста" - это захватывающий роман о взрослении и поиске себя. Главный герой, Максим, сталкивается с трудностями взрослой жизни и пытается найти свое место в мире. Он ищет ответы на вопросы о любви, дружбе и смысле жизни, преодолевая различные испытания и препятствия на своем пути.
В романе "Черта ответственного возраста" автор Сергей Усков исследует сложные отношения между людьми, показывая, как важно быть ответственным за свои поступки и решения. Книга заставляет задуматься о ценности каждого момента в жизни и о том, как важно не упускать возможности быть счастливым.
Об авторе:
Сергей Усков - талантливый российский писатель, чьи произведения покоряют сердца читателей своей глубокой философией и яркими образами. Он известен своим уникальным стилем и способностью заставить задуматься над важными жизненными вопросами.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения современных авторов, которые поразят вас своей глубиной и креативностью.
Не упустите возможность окунуться в мир увлекательных историй, которые заставят вас пережить множество эмоций и задуматься над важными аспектами жизни. "Черта ответственного возраста" - одна из таких книг, которая точно оставит след в вашем сердце.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько мгновений он пристально смотрел на старушку – резко повернулся и зашагал в обратную сторону. Старушка побежала за ним, причитая:
– Сынок, соколик, куда ты?! Разворачивайся. Что за напасть такая!
– Картошку я свезу на склад. А тебя следовало бы сдать в полицию. Вот куда!
– Что ты, сынок? Очумел? Да что убудет с мешка, что ли. Пожалей ты меня старую.
– Ты можешь говорить что угодно. Мне все равно, что ты скажешь. Я знаю: главное – справедливость. И никогда не лгать.
– Ну, чего ради ты взялся мне пособить. Шел бы своей дорогой.
– Дорога у всех одна. Идти по ней надо вместе – иначе будет катастрофа!
– Какая корова? Я ничего не знаю. Я-то причем тут. Да за что мне на старости, да и всегда, всегда горе такое. Почему одни несчастья у меня да труд каторжный, всю-то жизнь маюсь. Ты знаешь, что пенсии у меня только-толечки на квартплату и хватило бы, ежели не субсидии. Ихнею субсидию, чтобы получить – сто раз вспотеть придется, в ножки не одному покланяться. Все мои сбережения сгорели в одночасье – заграбастал рыжий чуб с уральским пельменем, с кого спрашивать? Малая моя заначка – уйдет сразу, как заболею по-праски. Ты бы посмотрел как в мои годы робили, и не платили ничего. Нас баб на лесоповал гоняли. Окопы рыли в полный рост. Мужика у меня убили, брата в лагерях сгноили, из избы моей выгнали новые бары-бояре, землюшку кормилицу отобрали, чтобы хоромы свои барские построить. Козу милую продать пришлось. Скажи, где твоя справедливость? Эх, что говорить, что говорить…
Тут старушка села на снег и заревела навзрыд как малый ребенок, размазывая ссохшимися ладонями слезы по лицу, причитая и жалуясь на своё неприкаянное сиротство, на раздавленные каторжным трудом годы жизни, на своё вековечное несчастье, горе и обиду. Слова тонули в горьких всхлипываниях.
Невыносимо острая жалость к плачущей сгорбленной бабушке невольно охватила юношу. Он скорее подошел к ней, взял за руку и попросил:
– Не плачь. Ну, пожалуйста, не плачь. Будь по-твоему: отвезу я картошку тебе. Отвезу, честное слово. Пойдем же. Хрен тут разберёшься с вами со всеми.
Сказав это, юноша несколько пал духом: тогда и он получается вор, соучастник хищения. Каковы бы не были его размеры – это мерзко, гадко, это падение. В чем же честь? «Во имя чего поступить? – мрачно соображал юноша. – Во имя некоей правды, справедливости? Но где она и в чем? Я был убежден: совесть, честь – это важно. Прежде всего совесть! прежде всего честь! Что в совести суть гения человеческого существования, его происхождения и развитие. Отступать от своей главной сути – значит отступать от данного Богом и равнозначно природой предначертанного. О, жизнь! Как могут быть запутаны твои дороги! Какое мучение может быть жить! Боюсь разувериться в главной идее. Иначе останется – тихо умереть, сгнить заживо. Всегда умирают, когда уходит вера, за ней покидают силы. Мне кажется, я близок к этой черте. Дело, безусловно, не в картошке. Но бывает последняя капля, что переполняет чашу. Считается шизой, своею волей навсегда остановить сердце. А не шиза ли жить и знать, что в тебе умерло всечеловеческое я, угасла божественная искра. Зачем пустая надежда, сопровождающаяся до гробовой доски…Что, если здесь существенен и второй момент: часто бывает и так, что для понимания исключительно важного надлежит испытать смертельный ужас, почувствовать дыхание могилы. Если я возьму в руки пистолет и поиграю им, со взведенным курком, у виска – похожу мгновения по шаткой дощечке над пропастью царства Аида. Пойму ли я еще что-нибудь? В тот момент, когда уже готов буду спустить курок – вдруг отложу выстрел, скажем до утра. Утром погляжу: не дрогнет ли рука по-настоящему нажать на курок. Возможно, вместо былой решимости самоустраниться придет некое философское понимание какой-то истины. Я обрету вновь равновесие и перспективу».
– Бабушка, – произнес юноша. – Раз я дал слово, я сделаю, что обещал. Тебя же попрошу сделать одно одолжение. Скажи сначала, не завалялся ли где у тебя пистолет?
– Чего, чего? Пистолет!? …Откуда у меня и зачем тебе?
– Я, пожалуй, перемещусь в другую реальность: схожу в гости к Богу, или к дьяволу – к кому попаду. Мне многое здесь противно и гадко. Я, как ни прилаживайся, чужой всему. Еще, знаешь ли ты, что когда что-то не сделал, но должен или обязан был сделать, уже падший, уже подлец и вор. И все это копится подобно катящемуся снежному кому. Из мелочей, якобы незначащих, скапливается лавина едкой мути, которая сама отравится и погубит твое естество. Во времена былые, частично и ныне, делом чести считалось смыть позор несостоявшейся жизни, конкретных её обстоятельств, ставящих человека на колени, с помощью пули, отправленной в собственный висок.
– Эх, сынок! Жизнь тебя еще не таким навозом накормит! – качая головой, с укоризной сказала старушка.
– Замолчи, бабуля. Я не хочу приспосабливаться. Да и скоро приспосабливаться будет невозможно: мутации не поспеют за изменением окружающего. На вас уже направлен пистолет, собранный из вашего невежества, сиюминутности, кичливости, самообожания, нескончаемых речей, обдуривающих и усыпляющих истину, рвачества, хамства и прочее. Достаточно еще жирной дурости, которая грузно ляжет на курок – последний выстрел будет неумолим. В какой форме он будет? Всемирный мор от новой чумы, голод, война, глобальный взрыв… Тебе не понять, бабуля, что именно так взыскательно следует жить; не мириться со злом и иже с ним – уничтожать не взирая на лица. Именно так только и можно что-то улучшить реально… Что ты молчишь, бабушка? Еще раз спрашиваю, есть ли у тебя пистолет или нет?
– Есть! – Схитрила старуха.
– Не может быть! – Юноша остановился, посмотрев в упор на невольную свидетельницу его душевной распри. – Откуда?
– От батьки моего остался. Он вишь, в гражданскую Колчака громил, или с Колчаком кого-то громил: запамятовала. Тогда знаешь было такое: сегодня красные придут, завтра белые… Потом время было смутное, что никак нельзя без оружия: то комиссары прискачут, то бандиты наведаются. Вот он приберег пистолет, аккуратный ладненький пистолетик, в деле проверенный.
– Врешь ты! Не верю.
– Вот те крест! – Она перекрестилась. – Однако, особливо не разбираюсь, пистолет ли то? – (она ещё раз перекрестилась, шевельнув губами) – Думается мне, что пистолет. Придешь и сам увидишь
– Может быть, у тебя и пулемет есть?
– Пулемета не было. А вот винтовка-трехлинейка была. Я её на две машины дров выменяла, совсем недавно, когда ещё в избе жила; охотник выклянчил винтовку. Вобче-то был, вспоминается, пулемет – Максимкой отчего-то звали. Как начнет палить: тра-та-та-та – умрешь со страху. Потом начальнички в кожаных тужурках по-доброму пулемет забрали. Остальную мелочевку батяня утаил.
– Ну и ну! Какой системы пистолет?
– Не пойму о чем ты?
– Пистолет – общее название, есть точнее: маузер, браунинг, револьвер, кольт, вальтер, наган…
– А!.. Вон о чем ты! Как будто слыхивала я такие словечки. А вот какая ситсема моего пистоля запамятовала, прости уж старую. Но ситсема хорошая у пистолетика: самая, что ни на есть убийственная, бьёт прямо в лоб без промаха и осечки.
– Даже так! Самонаводящееся? Тьфу, ты! Шутки в сторону. Значит, договорились: картошку заношу в квартиру тебе, и ты даёшь мне пистолет. Кстати, пули-то есть у тебя?
– Есть! Как же им не быть. Этого добра целая коробка.
– Какой калибр?
– Что, что? Опять я тебя не понимаю.
– Размер какой пули?
– О! Размер подходящий: такую дыру, соколик, в башке сделает, что не зашьешь и не заткнешь, все мозги разом вылетают вон.
– К твоему пистолету эти пули подходят?
– Обижаешь сынок. Есественно подходят!
– Пуль-то много. Впрочем, много и не надо.
«Жизнь! – воскликнул в душе юноша. – Возможно, скоро придется прощаться,… Возможно и нет. Я всё ещё не знаю. Грустно уходить из этого мира, не изведав любви прекрасной, любимой и любящей женщины, не испытав себя мужем и отцом, не снискав воинской доблести, не возвысив себя храбростью и отвагой, не узнав восторга победы и горечи поражения. Проклятый вечер! Не знаю, способна ли пуля умиротворить, утишить мучения. Подозрительна сама старуха: пистолет с гражданской войны, хранимый для чего то. Невероятно! Да, верно, и заржавел пистоль этот. Столько лет лежал без дела. А ну спрошу».
– Бабуля, пистолет твой скорее на ржавую железяку похож?
– Нет, соколик. Как можно такое допустить. Что, я не понимаю – такую вещь губить разве дозволительно. Отчего ему ржаветь?
– Все ржавеет, повсюду кислород, который окисляет. Смазываешь ли свою огнестрельную реликвию?
– А ты как думал! Смазываю, дружок, обязательно смазываю.
– Чем смазываешь? – Учинил допрос юноша.
– Вот каким маслом машинку швейную смазываю, тем и пистоль мажу.
– Пойдет. В технике, смотрю, смыслишь малость.
– В деревне у нас ходила такая пословица: я и баба, и мужик, я и лошадь, я и бык!
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Желание и умение делиться душевным теплом - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Науки: разное
- Позолота вся сотрется 2 - Тина Ворожея - Периодические издания / Современные любовные романы
- Увидеть лицо - Мария Барышева - Ужасы и Мистика
- Жизнь, смерть и жизнь после смерти. Что нам известно? - Элизабет Кюблер-Росс - Эзотерика