Двое и одна - Григорий Марк
- Дата:14.10.2024
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Двое и одна
- Автор: Григорий Марк
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да успокойся ты, наконец! Сколько можно!
– Я спокоен.
Это было неправдой. На самом деле спокоен я не был. Она топнула и в неверном свете телевизионного эфира – цветные блики беззвучно затряслись у нее на лице – с силой крутанула каблуком, пытаясь втереть скорпиона в каменный пол.
– Никто меня не осквернял, и ничего в моем драгоценном теле от него не осталось… Раньше это тебе не мешало.
Заросшая белой бородой голова в экране в свою очередь сообщила об убийстве пятнадцати детей в одной из школ на севере страны. Мутная волна обрушивалась мне на голову из ящика почти каждый день. День начинался с новостей. Новости начинались с убийств. Год за годом воспринимать это всерьез нельзя. А я все жду, что однажды утром белобородый наконец объявит: «Сегодня ничего важного не произошло, программа новостей отменяется, занимайтесь спокойно своими делами».
– Ну сколько можно допрашивать? – Она уставилась в темноту за окном, словно искала там ответа. И темнота снова не подвела. – Тебе следователем работать надо! Выбивал бы показания из обвиняемых… Подозреваешь всех вокруг себя… насмотрелся в ГБ… А между прочим, и там хорошие люди были. И у них жены были, дети. Просто служба такая.
Лицо в студенистом экране, набухшем убийствами, замолчало, поджало губы в нитку и с любопытством рассматривало ее.
– Хороших не было. – Этот длинный скачок в ее мыслях вызвал у меня привычное чувство раздражения. – Были посредственные. Очень посредственные. Делали вид перед другими, да и перед самими собой, что они как все. «Просто служба такая», – повторил я, запихнув ее фразу для большей выразительности в отравленные кавычки. «Только исполняли приказы. Если бы не я, еще хуже было бы…» – Сотни раз эту песню слышал. Ее уж точно не задушишь, не убьешь… Конечно, были среди них и раскаявшиеся потом. Но очень мало… И даже их простить совесть не позволяет… Да и кто мне право давал их прощать?..
– Ой, вот только не надо из себя святого изображать… Совесть у тебя уж слишком сложно работает. Простить полностью, не полностью простить, не простить, обвинить, судить… – Ее косые, свистящие обиды проносились мимо, не задевая меня. – Не слишком ли много на себя берешь? И следователь, и прокурор, и судья – все вместе… – Конец предложения захлебнулся и утонул в поднятой ко рту рюмке. Она ожесточенно заглотила очередную порцию коньяка. Ей нужно, чтобы я начал спорить, и поэтому не произношу ни звука.
Я был неправ. Очень, очень редко, но были и исключения. Мне за день до обыска позвонил кто-то. Невнятно пробормотал, чтобы убрал в доме, и тут же повесил трубку. Я, разумеется, не поверил и был наказан. А он ведь жизнью своей рисковал ради меня, которого, может, и не видел ни разу.
– Те, кто нарушают законы, они преступники, – продолжала она. – И здесь, и там: их место в тюрьме… – Это было эхом, эхом слов, сказанных другим человеком в другой стране. Наверное, ее отцом… Удобно так. Ни черного, ни белого. Все серое. Никто не прав. Все виноваты. Семена, заброшенные в глубоко распаханные еще в детстве мозги, до сих пор плодоносят. – Чему ты усмехаешься?
Я, оказывается, усмехался… Для этих ревнителей закона я был преступником. И все, кто хоть немного раскачивал советскую махину… Похоже, у меня приступ уважения к самому себе, к тому, кем был лет двадцать пять назад. Со мной теперь бывает редко… Тех, кто тебе помог – помог, ничего про тебя не зная, – таких не любят. Вон, что в Интернете про них пишут. Легче убедить себя, что все делалось с каким-то замыслом-умыслом и уж, конечно, не было промыслом. А ее, насколько я знаю, помощь незнакомым людям никогда не интересовала.
Может быть, поэтому она и не интересовалась тем, что пишу по ночам. Для нее это продолжение моего «преступного» прошлого… которое и привело к моей «эмоциональной тупости». Выражение это она раскопала в том же всеведущем Интернете и любила повторять последнее время. Все понимаю, но не способен ничего чувствовать. Защитная реакция. Стихи, по ее понятиям, к «чувствам» отношения не имели. Недавно «эмоциональная тупость» переросла в «эмоциональную невменяемость». Как видно, ее уже она изобрела сама… Совсем чужая женщина… Ей нужны только ее собственные переживания. И это никогда не изменится. Он должен был понять еще до женитьбы.
Никаких политических взглядов у нее никогда не было. Она выросла в семье доцента кафедры научного атеизма. Работа у него была простой, оплачивалась хорошо и оставляла много времени для воспитания дочери. (В те дни преподавание зла не достигало нынешних высот. Требовалось лишь овладеть в полном объеме марксистко-ленинским мировоззрением и на все каверзные вопросы говорить про осознанную необходимость.) Помню, с каким вызовом она в первый раз, в самом начале нашего медового месяца, рассказала про его работу. И сразу же добавила, что уважает его, «несмотря ни на что». Про мать она ничего не говорила. Один раз только упомянула вскользь, что она заведывала антикварным магазином. Я даже присвистнул: антикварный магазин, да еще на Невском! Как видно, моя жена была сильно привязана к своим родителям. А меня существование преподавателей научного атеизма и заведующих антикварными магазинами мало интересовало. Сделал несколько неудачных попыток ее расспросить и больше к этому не возвращался.
Если бы мы с моей будущей женой встречались тогда в Ленинграде, и эти благополучные советские граждане узнали, что меня уже пару лет таскают в Большой Дом, я бы стал для них прокаженным. И уж к дочке своей точно бы не подпустили.
– Я знаю, что ты сейчас подумал, – презрительно произнесла она, глядя мне в лицо. Голос ее приобрел какой-то красно-багровый оттенок. Голос крови. Она ходила по комнате, и короткие фразы падали на каменный пол то в одном, то в другом углу. – Мама была заведующей, а не спекулянткой! В нашем доме очень культурные люди бывали. Писатели, музыканты. Как ты думаешь, почему я вдруг воккалом – на этом слове она торжественно вытянула губы и удвоила внутреннее «к» – начала заниматься? У нас Нани Брегвадзе в гостях однажды была! Мама оставила для нее какую-то необыкновенную люстру, она просила. И я для нее пела! Она потом сказала маме, что у меня необычный голос и я просто обязана идти учиться в консерваторию.
Хорошо вижу эту полную девочку, которой придется стать моей женой, стоящую с раскрытым ртом и с правой рукой на овальной спинке антикварного стула. Склонил лысую голову и вдохновенно копошится толстыми белыми пальцами в оскаленной пасти рояля аккомпанирующий отец-атеист. Мелькает слоновая кость тусклых клавиш. Водянистые глаза, увеличенные толстыми очками, подняты к потолку. Возле него на круглом столике непременные канделябры. Благородная патина старины, отсветы свечей в черной крышке открытого инструмента. Все это родом из маминой комиссионки. Внутри мерцают золотистые струны, на которых танцуют шерстяные молоточки. Сама мама застыла в углу, благоговейно приоткрыв рот и положив руки на мощные бедра. К счастью, дочка внешне совсем не похожа на родителей. Рядом с моей будущей тещей Брегвадзе – ее я вижу плохо – с рассеянным видом слушает. А вокруг на много километров натруженные купчинские хрущобы с маленькими балкончиками, заваленными скопленным за годы житейским хламом.
В коммуналке на улице Чайковского на двери нашей квартиры было восемь звонков и табличка с фамилией моего дедушки. Он был доктором. До революции весь дом принадлежал семье графа Толстого. А 188-я школа, где я учился, была дворцом сестры последнего царя. Но то было очень давно. А я до самого отъезда жил в одной комнате с родителями. И Брегвадзе у нас не бывала. Это я знаю точно. Рояля не было, но зато я читал. И горы книг, которые там прочел, были скалистыми. Несколько сверкающих вершин и бесконечные темные ущелья между ними.
После смерти родителей – они умерли в один год – она осталась жить в своей завленной вещами квартире среди купчинских крупнопанельных новостроек до самой эмиграции. Наверное, уродство окружающих тебя улиц, домов, впитанное с ранних лет, кроме всего прочего, незаметно формирует характер, учит не замечать неприятное, сколько потом ни занимайся вокалом. Совсем не исключено, что неумение видеть, ценить детали, живопись, поэзию призрачных петербургских площадей и дворцов – неумение, которое останется у нее на всю жизнь, – прочно связано с грубой, примитивной архитектурой этих мест.
А может, все началось гораздо раньше. Как-то сразу после свадьбы она рассказала, что, когда ей было шестнадцать, один близкий знакомый родителей страшно обидел ее. Не изнасиловал даже, хотя легко мог это сделать, а просто отвернулся и ушел. Как видно, она до сих пор не могла простить.
В самом начале заката империи закрылся музыкальный техникум, где она работала. Женатый мужик, с которым встречалась уже три года, – это все, что она мне о нем сообщила, – не захотел уходить от семьи. Кроме того, ничего про него не рассказывала. Судя по всему, от потери невинности до нашей свадьбы прошло еще несколько мужчин. Информации о них мне не полагалось. Женщиной она была избалованной и достаточно смелой. Боялась только хулиганов во дворе, ну и, может, еще потолстеть. Уезжать одной, в двадцать три года, без профессии было непросто. Даже если веришь, что через несколько недель будешь все двери ногой открывать у директоров бродвейских театров. А она, как видно, именно на это рассчитывала… Денег, полученных за продажу квартиры и антиквариата, хватило на пару лет. Детство было окутано уютной дымкой старорежимного советского благополучия, а здесь пришлось начинать сначала, переучиваться на секретаршу в медицинском офисе. Из мира высокого искусства – в мир мелких служащих, в основном стариков-эмигрантов, вечно жалующихся на свои болезни… К счастью, как раз тогда я и появился… После четырех лет в Нью-Йорке перебрался поближе к солнцу, в вертоград чудес – в Майами… И не один я… актер тоже… А через месяц было нам суждено стать женой и мужем…
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Тьма сгущается перед рассветом - Юрий Колесников - Советская классическая проза
- Целую, Ларин - Андрей Кивинов - Полицейский детектив
- Сказка о Совете Огня и Синей Звезде - Елена Власова - Научная Фантастика
- Блестящие разводы - Джун Зингер - Современные любовные романы