Избранное - Белькампо
- Дата:20.09.2024
- Категория: Проза / Проза
- Название: Избранное
- Автор: Белькампо
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А теперь представьте себе, что вы принесли домой совершенно новую пластинку и тут же обнаружили на ней едва заметную трещинку. Вам не пережить этой трещины, она будет досаждать вам всю оставшуюся жизнь. Готов спорить, что вы, так же, впрочем, как и я, со всех ног помчитесь обратно в магазин и потребуете обменять дефектную пластинку, а в случае отказа пойдете даже на скандал.
На самом же деле шум от этой трещинки почти не заметен. Его не улавливают даже те ценители, которые, поставив пластинку, не забывают остановить дедовские стенные часы с кукушкой. Ведь они так мешают! Разве можно наслаждаться музыкой под их нескончаемое тик-так, тик-так?
И весь этот шум только потому, что новая пластинка оказалась самую малость поцарапанной.
Ну и что из этого? Адам и Ева, если угодно, вообще были единственными людьми, которым дар жизни был вручен, что называется, из первых рук. Уже Каину и Авелю божественная искра жизни была передана из вторых рук. А из каких рук получили ее мы, нечего и говорить — не сосчитаешь. Наша жизнь — та же долгоиграющая пластинка, заведенная за много тысячелетий до нашего появления на свет. Обратите внимание, за эту пластинку нам не пришлось заплатить ни гроша, ибо мы получили ее в подарок. Это тот самый дареный конь, которому не принято смотреть в зубы. Так стоит ли, завидев крохотную трещинку, бить тревогу, а тем более устраивать скандал?
ВИВАЛЬДИВ небольшой стопке особенно любимых мною пластинок есть одна, с записью концертов Вивальди. От частого и, признаться, не всегда аккуратного пользования чистота ее звука пострадала. А поскольку ее нередко заводили не с начала, а с середины, чтобы повторить тот или иной понравившийся пассаж, игла оставила кое-где глубокие следы.
Мало-помалу потрескивание и шум стали действовать мне на нервы, и я решил купить новую пластинку. День, когда было принято это решение, оказался для меня весьма знаменательным: старая, заигранная пластинка внезапно обрела в моих глазах особую ценность.
Я рассуждал приблизительно так: пусть пластинка поцарапана, пусть звук у нее все глуше, но разве от этого изменилась божественная музыка, записанная на ней? Нет, Вивальди — это Вивальди, его мелодия все так же совершенна. Включаешь проигрыватель — и чистый напев Вивальди воспаряет над серыми крышами домов, выплескивая свою ликующую радость. Свободный от наших суетных страстей, он манит нас ввысь. Только теперь я в полной мере постиг этого человека, наделенного талантом одаривать ближних своим счастьем. Да что там счастье, если даже его печаль озаряет нас теплым светом. Такой музыке суждена вечная жизнь. Поток вдохновенных звуков прервется, лишь если пластинка будет разбита вдребезги.
С той поры старая пластинка вдвойне дорога мне, она стала для меня символом прекрасной души, воплощением неисчерпаемой доброты, щедрости и жизнелюбия, о которых мы, простые смертные, можем только мечтать. Пока моя пластинка цела, я ни за что не расстанусь с ней. Теперь я знаю наверняка: несовершенство звука ничто в сравнении с тем напевом, каким Вивальди отзывается в моей душе.
ОПОЗДАНИЕПомещение муниципалитета наполнял несмолкающий гул. К окнам регистрации тянулись громадные, едва двигающиеся очереди. На скамьях теснота. Многие стоят, прислонясь к стене. Дети играют на полу или носятся по залу, налетая на взрослых.
Словом, в ожидании своей очереди каждый коротал время как мог. Дальний конец приемной отделяла широкая решетка, там царила совершенно иная, спокойная атмосфера, шум, достигающий этого уголка, мгновенно тонул в тиши его недр. Здесь чиновники обслуживали посетителей. Торжественно, как некое священнодействие, совершалась церемония: предъявление многочисленных справок, проверка и выдача бесценных документов.
Если бы Наполеон мог предположить, какую уйму времени у людей будут отнимать бюрократические формальности, он бы наверняка нашел иной способ пополнять свои редеющие армии. Забавно, что это скопище людей, в котором столько детей и домохозяек, можно превратить в военное мероприятие.
Эти соображения принадлежали молодому человеку, который на полголовы возвышался над одной из самых длинных очередей. Одежда и весь его облик выдавали если не человека искусства, то по крайней мере ученого. У него было открытое лицо под густой шапкой волос. Он стоял к окну регистрации рождений, а свое пребывание в очереди использовал для наблюдения за тем, как редут себя здесь люди.
Наиболее безрадостный вид имели переезжающие внутри города, отсутствие интереса к происходящему сближало этих людей с заключенными, терпеливо ожидающими похлебки и пайки хлеба. Немного оживленнее были заявители о смерти, и это понятно: смерть несет не только утрату, но и неизбежные хлопоты. Наконец, нужно думать, как заполнить образовавшуюся пустоту. Ведь жизнь, как и природа, не терпит пустого пространства. В свидетельстве о смерти есть что-то столь же неотвратимое, как и в самой смерти. Может быть, поэтому те, кто стоял за свидетельством о смерти, всем своим видом показывали значительность доверенной им миссии: ведь это по их заявлению человека вычеркивали из числа живущих.
Переселенцы из других мест были настроены наиболее приветливо и одеты самым тщательным образом. Они отличались повышенной разговорчивостью и стремились тут же в очереди завязывать приятельские контакты. Среди тех, кому тоже предстояло броситься в море приключений большого города.
Ожидание перемен читалось и на лицах тех, кто покидал город, хоть они и держали себя с невозмутимым достоинством, не вступая в случайные разговоры. Им было не до окружающих. Они уже отрешились от всего, что связывало их с прежним домом, и теперь больше задумывались над тем, что их ждет на новом месте. И, пожалуй, самой оживленной была молодежь, которая обращалась за получением паспорта. В этой очереди стояли совершенно особые посетители: непоседливые, еще романтики в душе, пытающиеся спрятать свою молодость за внешней озабоченностью. Своим нетерпением они напоминали птенцов, ожидающих первого вылета. Их радость была гораздо заметнее, чем у молодых отцов, стоявших в соседней очереди за свидетельством о рождении. Чувство, которое испытывали новоиспеченные родители, можно скорее назвать облегчением, оттого что наконец сброшен неимоверный груз ожидания. Ощущение приятное, ничего не скажешь, но ведь это еще не счастье. Теперь одни заботы сменялись другими, не менее напряженными. Впрочем, если кто и сиял от радостного возбуждения, так это отцы первенцев, которые пребывали покуда в блаженном неведении относительно проблем, свалившихся на них вместе с рождением малыша. К нашему молодому человеку это не относилось. У него родился третий ребенок.
Конечно, он был доволен. Они с женой ждали сына, они готовы окружить его самой нежной заботой, но в том-то и дело — заботой! Хоть бы уж первые три недели остались позади.
И еще одно тревожило его. Не опоздал ли он? По правилам свидетельство оформляется в течение трех дней после рождения. Но считается ли тот день, когда родился ребенок? Входит ли сюда воскресенье? Как летят дни! Тем быстрее, чем больше ты занят. Нет времени оглядеться вокруг. Да еще эта чертова бумажная волокита, думал он. Почему бы не выдавать эти справки в любое время? А теперь, пожалуйста, уже не укладываюсь в установленный срок. До чего же мы — каждый в отдельности и все вместе — беспомощны перед бюрократической машиной, которая диктует нам, живым людям, свои условия.
Еще один посетитель вышел из закутка, похожего не то на исповедальню, не то на кабину для тайного голосования — в общем, на место, созданное для секретов. И ведь что интересно, в такой клетушке действительно трудно соврать: здесь сразу заметно, как человек краснеет и запинается.
Прошли еще двое посетителей. Настал его черед скрыться в закутке. Вот он наконец наедине с регистратором. Перед ним молодая женщина, не совсем юная, но все же вполне молодая.
— Здравствуйте, барышня. Я хочу записать ребенка.
Она подвинула к себе чистый бланк.
— Ваше имя, пожалуйста. Имя матери. Как вы хотите назвать ребенка?
Он сказал, она записала.
— Дата и время рождения?
— Пятница, третье сентября, одиннадцать часов вечера.
— Простите, но вы опоздали ровно на один день. Срок вашей регистрации истек вчера, — ответила она.
Хуже не придумаешь, пронеслось у него в мыслях, влип все-таки.
— Как же теперь быть? — в растерянности пробормотал он.
— Обратитесь в другой отдел. Но хлопот вам предстоит много.
Да, если знающие люди предрекают вам кучу хлопот, то истинные масштабы грозящего бедствия трудно себе представить.
— Барышня, милая, вы не представляете, как я занят! Нельзя ли обойти это правило? Ведь один день ничего не меняет.
— Нет, и не просите. Это исключено. Вы тоже должны понять меня. Вы читали инструкцию, там все написано. Я не смогу сделать для вас исключение. У меня будут неприятности, да и вы себе можете все испортить.
- Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Кейт УИГГИН - Детская проза
- Второй хлеб на грядке и на столе - Ирина Ермилова - Хобби и ремесла
- Кровавое наследие - Лоэнн Гринн - Фэнтези
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Избранное - Николай Гайдук - Русская современная проза