Там, где всегда ветер - Мария Романушко
- Дата:15.07.2024
- Категория: Проза / Проза
- Название: Там, где всегда ветер
- Автор: Мария Романушко
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый раз в жизни я пью эту гадость. Она действует на меня, как снотворное. Засыпаю и сплю долго и беспробудно, до утра. Наверное, так спят пьяницы.
Просыпаюсь с тяжёлой головой и тяжёлым сердцем. И тут же слёзы опять накатывают на глаза… Зачем, зачем его убили? Зачем?! Почему хорошие люди всегда гибнут, умирают?… Какая-то жутко несправедливая, эта жизнь…
Уроки труда: волшебные молотки
Так же, как в одной сказке невозможно было доесть кашу, которую варил котёл-самоварка, так же невозможно было доделать эти молотки. По-моему, мы их делали все годы, с четвёртого по девятый класс. Так мне кажется из сегодняшнего дня.
Труд нам преподавал всё тот же милый Борис Митрофанович, который вёл биологию, зоологию и анатомию. БорМит был очень застенчивый. Мне кажется, он одинаково смущался и когда рассказывал о тычинках и пестиках, и когда о человеческом устройстве. Также он испытывал неловкость и за эти заколдованные молотки.
Урок труда, точнее – пара. Раз в неделю. Нашим мальчишкам повезло – они работают с деревом. Хотя делать все годы ручки к молоткам тоже не особо увлекательно, но зато в столярной мастерской ПАХНЕТ! Пахнет деревом!… Золотистые стружки, мягкие опилочки… Везёт же мальчишкам!
А нас, девчонок, приставили к железкам. Работаем в чёрных халатах, или в фартуках и чёрных нарукавниках. Зажимаем в железных тисках железные бруски и железными ножовками в течение целой четверти отпиливаем кусок, надобный для будущего молотка. Отпиливать можно и две четверти, и три, и весь учебный год! Никого это особо не волнует: ни нас, ни Бориса Митрофановича. Пилить, надо сказать, довольно трудно: железо – оно и есть железо, это вам не деревянная штучка.
На пол сыплются железные холодные опилки… Вжик-вжик, вжик-вжик… И так сорок пять минут. Переменка, а потом ещё сорок пять минут: вжик-вжик, вжик-вжик… вжик-вжик… Можно, конечно, и отвлечься, побродить по мастерской, поболтать с подружками. Но если пилить усердно, то на руках очень быстро образуются мозоли. Попробуйте сами девяносто минут вжикать ножовкой! А у железа, оказывается, тоже есть запах: какой-то холодно-кислый, противный. Одним словом – железный. Не представляю, как можно любить «железки».
А потом, когда кусок от бруска наконец отчекрыжен, берётся железный тяжёлый напильник и начинается очередной этап рождения волшебного молотка. Он тоже может длиться целую четверть, или две, а то и весь год: отточка двух сторон молотка до полной гладкости, чтобы не было на молотке никаких железных заусениц. Ах да! ещё нужно было ножовкой отпилить с одного угла, чтобы получился нос молотка. А уж потом начиналась многомесячная заглажка-выравнивание.
И так на каждом уроке. БорМит выдаёт нам эти заготовки и мы пилим-пилим, точим-точим, и опять пилим-пилим, точим-точим… Никому на свете не нужны наши волшебные молотки и, прежде всего, нам самим. И чему мы учимся на этих великомудрых уроках труда, какую науку постигаем, одному богу известно. Может быть, науку смирения?…
Бабушка рассказывала, что в концлагере их (заключённых) заставляли делать приблизительно такую же бессмысленную работу: сегодня они перетаскивали тяжеленные камни туда, а завтра – обратно, а потом опять туда, а потом опять обратно, и так день за днём… Вот и мы день за днём, год за годом пилили и оттачивали никому не нужные молотки. Куда они потом девались? А бог весть куда! Скорее всего – в металлолом… Кому и зачем нужен был такой труд, было непостижимо.
…И вот наступал очередной учебный год, мы вновь приходили на урок труда, и добрейший БорМит выдавал нам новые бруски для следующих волшебных молотков…
* * *Но вот что удивительно. Когда я начинала писала про молотки, эта школьная история казалась мне самой скучной и нелепой. Я даже колебалась: писать или нет, уж очень глупо и нудно это всё выглядело как в жизни, так и в воспоминаниях… Но какова же сила слова! Оно – слово – способно проявить смысл даже такой бессмыслицы! Вот написала, перечитала и – ахнула. Да ведь это же самая символическая история моего отрочества!
Ведь так и жизнь (судьба? провидение? Бог?) неутомимо пилят нас и оттачивают. Каждый день – заново. И, может быть, Господу Богу тоже порою кажется, что дело это почти безнадёжное, что результат ничтожен, что всё равно путь нам – на свалку и в переплавку…Но наступает новый день – и Невидимые Силы опять оттачивают наши мысли и наши души, как мы, девчонки-отроковицы, оттачивали те волшебные молотки…
Нет, ничего наверно не бывает напрасно. И если разгадать смысл всего происходящего с тобой в жизни, то откроется смысл и самой жизни?…
Кем всё-таки быть?
Кем всё-таки быть во взрослой жизни? Чтобы не очень маяться от скуки?
Кто-то страдает от того, что ничего не хочет. Я же мучилась из-за того, что хотела очень многое.
Трудно сказать, кем мне не хотелось быть. Я примеряла на себя профессию за профессией: лётчик, журналист, геолог… А то вдруг хотелось идти токарем на завод, стать такой рабочей девчонкой с промасленными руками. То вдруг хотелось уйти работать на ферму к тёте Зое, вернуться на свою прародину – в Васильевку, к своим корням, возиться с животными, смотреть в их круглые, печальные глаза, жить в деревне, просыпаться под пенье петухов… То вдруг приходило в голову стать хирургом-офтальмологом, чтобы вправить в глаза людям (желающим) такие особые хрусталики, которые позволяли бы им видеть и во тьме. (Да, была и такая идиотская мечта).
То я вдруг загоралась стать воздушной гимнасткой в цирке (или, в крайнем случае, конюхом, или униформистом). То меня обуревала жажда стать проводником дальнего следования, чтобы, в конце концов, увидеть город Барнаул! Так бы и ездила по маршруту «Днепропетровск-Барнаул»…
То я себя начинала мнить начинающим и подающим надежды философом… А одно время мне даже хотелось быть пожарником. Да не просто пожарником, а пожарником-парашютистом, которые тушат леса, прыгая с вертолётов в самый огонь, в самое пекло!… Вот это как раз по мне, думала я, глядя кинохронику.
В свои тринадцать лет я в душе была законченным экстремалом. Да, я мечтала прыгнуть с парашюта и очень огорчилась, узнав, что это возможно только с восемнадцати лет…
Можно сказать, что я была просто мечтательницей-фантазёркой, прожектёршей. Что буйство моих мечтаний было от пустоты и скуки моей реальной жизни. Пустоту я заполняла мечтами… Да, можно сказать и так. Но на самом деле, как я теперь понимаю, во мне во весь голос уже тогда, в тринадцать лет, говорили два призвания: актёрство и писательство. Только через эти две профессии можно пережить так много, как мне того хотелось, так много попробовать, вкусить, осуществить. Ведь я не просто мечтала, я внутренне проигрывала каждое своё очередное увлечение, свою очередную роль, я проходила какие-то внутренние этапы, освобождаясь от каких-то слабостей и страхов…
Всё это было мне явно на пользу. Потому что от природы я была трусихой. Нормальной трусихой, как и положено быть девочке. Но мне это в себе страшно не нравилось. Я вообще считала, что мне надо было бы родиться мальчиком, что природа ошиблась. С девочками у меня было мало общего.
Мне хотелось многое повидать, многое попробовать, многое почувствовать, многое понять. Многое преодолеть в себе.
Но главный свой страх – страх речи – мне так и не удавалось пока победить.
Два фильма
Два любимых фильма в отрочестве – «Алые паруса» и «Человек-амфибия». Но если «Алые паруса» – всё же сказка, хотя и очень желанная (кто из девчонок моего поколения не мечтал о своих алых парусах?), то «Человек-амфибия» для меня – живая реальность.
Я очень хорошо знала, как это – уплывать в океан одиночества…
Если ты НЕ ТАКОЙ, КАК ВСЕ – тебе НЕТ МЕСТА среди нормальных людей. И как бы ты ни старался походить на них – твоя инаковость всё равно делает тебя изгоем. Она изгоняет тебя в иное измерение жизни, где ты навсегда ОДИН.
О, как я любила этот фильм! Тогда не было видео, тогда любимый фильм можно было увидеть только в кинотеатре. Смотрела его дома, в Вольногорске. Потом, летом, в Васильевке. Каждый раз плакала, когда в последних кадрах Ихтиандр ступал в воды безбрежного, залитого пустынным солнцем океана – чтобы уплыть на какие-то неведомые острова НАВСЕГДА. Чтобы не увидеть любимую Гуттиеру больше НИКОГДА. О, эти ужасные два слова: «навсегда» и «никогда». Как я их ненавижу!
И эта холодная безбрежность была ему роднее и была к нему теплее, чем мир людей. Мне каждый раз в конце казалось, что я уплываю в этот океан вместе с Ихтиандром…
* * *Владимир Коренев, который играл Ихтиандра, на мой взгляд, был гораздо красивее Василия Ланового, который играл принца в «Алых парусах». Принц-Лановой – просто красавчик, а у Коренева-Ихтиандра такие глубокие, синие, печальные глаза…
- Месяц в Париже - Елизавета Саши - Русская современная проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Темнота Крида (ЛП) - Wondrak Cm - Современные любовные романы
- Надежда - Кирилл Ликов - Городская фантастика / Социально-психологическая / Ужасы и Мистика
- Война во времени - Александр Пересвет - Научная Фантастика