Странствия Персилеса и Сихизмунды - Мигель Сервантес
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Проза
- Название: Странствия Персилеса и Сихизмунды
- Автор: Мигель Сервантес
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако же мне пора обратиться к моему рассказу и сообщить вам, что год спустя слуги мои возвратились и привезли сюда возлюбленную мою Эусебию, вот эту самую отшельницу: они уведомили ее о моей недоле, и она, тронутая моею любовью и сожалея о моем позоре, приняла решение разделить со мною не вину мою, но мое наказание, и того ради села вместе с ними на корабль, лишившись отчизны своей и родителей, лишившись утех своих и довольства, а самое главное - лишившись доброго имени, ибо своим бегством она как бы подтверждала, что мы оба провинились, и давала обильную пищу для злословия, отдав свою честь на поругание легковерной черни. Я встретил ее так, как она и ожидала, а безлюдье и ее красота, долженствовавшие разжечь в наших сердцах давно уже вспыхнувший взаимный пламень, - слава богу и слава ее целомудрию, - произвели обратное действие. Мы протянули друг другу руку в знак того, что отныне мы законные супруги, погребли огонь страстей под снегом, погребли его в согласном и высоком строе наших душ и так, словно два подвижных изваяния, прожили мы здесь около десяти лет, и не было такого года, когда бы слуги мои меня не проведали и не снабдили меня всем, чего в пустынных этих местах нам недостает. Иногда они привозят с собою монаха, и тот нас исповедует. В нашей молельне есть все необходимое для богослужения. Спим мы врозь, пищу принимаем совместно, ведем беседы о небесном, ото всего земного отрешаемся и, уповая на милость божью, ожидаем отхода в жизнь вечную.
На этом кончил свое повествование Ренат и этим же дал повод слушателям подивиться его судьбе, но не потому, чтоб для них было внове, что небо, не услышав мольбы человека, послало ему испытание; слушатели отлично знали, что так называемые несчастья посылаются людям с двумя целями: дурным людям в наказание, добрым же для их исправления, а как Рената они относили к числу добрых людей, то и сказали ему несколько слов в утешение, равным образом и Эусебии, Эусебия же, выразив им благодарность, сказала, что она довольна своим положением, и в этом своем ответе выказала ясный ум.
- О жизнь уединенная! - воскликнул тут Рутилио, слушавший, затаив дыхание, повесть Рената. - О жизнь уединенная, жизнь душеполезная, свободная и безопасная! Любовь к тебе господь вливает в души людей, им отмеченных. Как тебя не возжелать, как о тебе не мечтать, как тебя не предпочесть и как, наконец, на твою стезю не стать!
- Твоя правда, друг мой Рутилио, - молвил Маврикий. - Все это, однако ж, относится к людям незаурядным. Нас не должно повергать в изумление, что простой пастух проводит дни свои в тишине полей, как нет ничего удивительного в том, что бедняк, голодавший в городе, удаляется в пустынную местность, где он в состоянии себя прокормить. При известном образе жизни человека питают и лень и безделье. Сошлюсь на себя: то, что я переложил бремя моих тягот хоть и на добрые, а все же на чужие плечи, - это было с моей стороны проявлением изрядной беспечности. Если бы я в хижине пустынника увиделГаннибала Карфагенского, какдовелось мне видеть удалившегося в монастырь Карла Пятого , - вот тогда бы я был изумлен и поражен. Но когда пребывает в одиночестве простолюдин, когда удаляется бедняк, то это меня не поражает и не изумляет. Ренат же в счет не идет: его привела в эту глушь не бедность, но та сила, которую вызвало к жизни его глубокомыслие. И что для других явилось бы лишением, то для него изобилие; наилучшее общество для него - безлюдие; с мыслью о том, что больше терять ему уже нечего, Ренату гораздо спокойней живется.
Тут заговорил Периандр:
- На мою долю выпало столько испытаний и злоключений, что, будь я постарше, я почел бы себя счастливцем, если б мог жить в уединении и если б имя мое было погребено в гробнице забвенья. Однако ж до времени мечты мои мешают мне на это решиться. Да и как тут менять образ жизни, когда меня стрелой несет Кратилов конь, на описании которого я в прошлый раз остановился?
Все обрадовались, усмотрев в этих словах желание Периандра возвратиться к своему рассказу, который столько раз уже прерывался и все еще не был досказан; и точно, Периандр продолжил его следующим образом:
Глава двадцатая
Периандр рассказывает о своем приключении со знатным конем, который был так дорог Кратилу
- Кратилу не терпелось как можно скорее укротить своего коня - так этот конь полюбился ему своими статями, непокорностью и красотою; мне же не терпелось поскорее сослужить королю службу: я полагал, что само небо предоставило мне возможность угодить тому, в чьих руках была теперь моя судьба, и до известной степени подтвердить то лестное, что наговорила ему обо мне обворожительная Сульпиция. Того ради я не задумываясь приблизился к коню и без помощи стремян, каковых, кстати сказать, и не было, вскочил на него, конь, закусив удила, помчался и вынес меня на самый край скалы, нависавшей над морем, - тогда я еще раз вонзил ему пятки в бока, и конь, к великому своему неудовольствию и к великой моей радости, вместе со мной полетел вниз, прямо в море, и во время этого полета я успел подумать, что коль скоро море замерзло, то я и костей не соберу; казалось, нас обоих ожидает верная гибель - и меня и коня. Погибнуть нам, однако ж, было не суждено: видно, бог хранит меня для каких-то своих, одному ему ведомых целей; словом, передние и задние ноги могучего коня выдержали удар, меня же сильно тряхнуло, я опрокинулся и отлетел на довольно далекое расстояние тем только я и отделался. Все, кто находился на берегу, были убеждены и уверены, что я разбился, и когда я стал на ноги, то почли это за чудо, а мое удальство все же признали безумием.
То обстоятельство, что конь после такого головокружительного прыжка остался цел и невредим, показалось Маврикию весьма сомнительным; он предпочел бы, чтобы конь в лучшем случае сломал себе три, а то и псе четыре ноги, - тогда чудовищный этот прыжок выглядел бы, по его мнению, правдоподобнее, а иначе это, мол, со стороны Периандра - злоупотребление любезностью слушателей. Однако ж все остальные верили Периандру безусловно и не поддержали Маврикия: лгуну не верят, даже когда он говорит правду, и это его беда, а человеку правдивому верят, даже когда он лжет, - это его счастье. Коротко говоря, сомнения, возникшие у Маврикия, не поколебали доверия слушателей к рассказу Периандра, и он продолжал:
- Итак, я вышел на берег вместе с конем, снова взобрался на него и тою же побежкой погнал его к обрыву, чтобы он еще раз прыгнул оттуда, однако ж на сей раз мне это не удалось: домчав меня до кручи, конь порвал уздечку и стал как вкопанный: он словно врос в землю, никакими силами нельзя было сдвинуть его с места. От страха он весь покрылся потом и мгновенно превратился из льва в ягненка, из дикого зверя в смирного коня; мальчишки решились даже огладить его, а королевские конюхи, обротав, начали безбоязненно его объезжать, и конь выказал ретивость и дотоле за ним не замечавшуюся покорность, что привело в восторг Кратила и обрадовало Сульпицию, ибо она удостоверилась, что я ее не подвел и в грязь лицом не ударил.
Три месяца лед на море не таял, и за это время еще не успели построить корабль, который Кратил рассчитывал весной спустить на воду, дабы очистить море от корсаров, а заодно поживиться на их счет. Я же в течение зимы оказал королю немало услуг на охоте; я показал себя охотником ловким, опытным и на редкость выносливым; надобно заметить, что охота больше, чем какое-либо другое занятие, напоминает войну, ибо и на охоте люди бывают изнурены, терпят голод и жажду, а иной раз и гибнут.
Прелестная Сульпиция была ко мне, а равно и к людям моим, необычайно добра, Кратил же был с нами в той же мере любезен. Сульпиция озолотила двенадцать рыбаков, которые охраняли ее в пути, но и те, которых вместе со мною затерло льдами, были щедро вознаграждены ею.
Наконец корабль был достроен. Король велел как можно богаче украсить его и как можно лучше снабдить всем необходимым, а затем назначил меня капитаном и объявил, что он вверяет его мне и что я волен распоряжаться им как мне заблагорассудится. Облобызав ему руки за столь великую милость, я попросил у него дозволения отправиться на поиски сестры моей Ауристелы, о которой я имел сведения, что она находится у короля датского. Кратил предоставил мне полную свободу действий, примолвив, что ради такой благородной цели он ничего не пожалеет, и тут в нем сказался настоящий король, ибо сан королевский обязывает делать людям добро, обязывает к приятности обхождения и, если так можно выразиться, к благовоспитанности. Благовоспитанность эта была в высшей степени свойственна Сульпиции, и притом в сочетании со щедростью, и благодаря ее щедрости я и мои люди, все до одного человека, отбывали разбогатевшими и ублаготворенными.
Мы взяли курс на Данию - там я надеялся свидеться с моею сестрою, но вместо ожидаемой встречи меня там ожидала весть о том, что ее и других девушек, гулявших вместе с нею на берегу моря, похитили корсары. Это было для меня началом новых испытаний и новых скорбей, и не только для меня, но и для Карино и Солерсьо, утвердившихся в мысли, что их супруги разделили плачевную участь моей сестры и попали к корсарам.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Загадай желание - Татьяна Веденская - Современные любовные романы
- Семь чудес и затерянные в Вавилоне - Питер Леранжис - Детская фантастика
- Российское церемониальное застолье. Старинные меню и рецепты императорской кухни Ливадийского дворца - Сергей Пушкарев - Культурология