Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896 - Максим Горький
- Дата:30.06.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896
- Автор: Максим Горький
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Аудиокнига "Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896" Максима Горького
📚 В аудиокниге "Том 2. Рассказы, стихи 1895-1896" вы найдете увлекательные и глубокие произведения знаменитого русского писателя Максима Горького. Вас ждут захватывающие рассказы и лирические стихи, написанные в период 1895-1896 годов.
Главный герой книги - это сам автор, Максим Горький, чьи произведения отличаются яркими образами, глубокими мыслями и острым социальным зрением. В его работах часто звучат темы борьбы за справедливость, любви и человеческого достоинства.
🖋️ Максим Горький, настоящее имя Алексей Максимович Пешков, родился в 1868 году. Он стал одним из самых известных писателей начала XX века, его произведения переведены на множество языков и завоевали признание читателей по всему миру.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения русской и зарубежной литературы, которые погрузят вас в увлекательный мир слова.
Не упустите возможность окунуться в литературное наследие с помощью аудиокниг, которые доступны для прослушивания в любое удобное время. Раздел Русская классическая проза ждет вас с бестселлерами и шедеврами литературы!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скажи мне, — раздалось из тьмы глухо и как-то бесцветно, — чего ты хочешь? Что такое это «новое», которое там зародилось у тебя? Что это? И откуда эта «скука»? Ну, скажи мне кратко, определённо, — чего мне ждать от твоего открытия?
Она опять загадочно улыбнулась…. Браслеты всё звенели в её руках… Они долго молчали — он там, в углу комнаты, скрытый тьмой, она — на диване, в грациозной позе, вся утопая в складках платья…
Вдруг решительным и сильным движением она встала с дивана и пошла к нему. Вслед ей мягко звякнули браслеты, брошенные на сиденье дивана. Когда она подошла к нему, туда в угол, контуры её фигуры как-то сгладились тьмой, и она стала белым, туманным пятном.
— Тебе очень больно? — раздался её ласковый, матерински нежный шёпот.
В ответ раздалось что-то вроде стона.
— Бедненький мальчик! А ты очень любишь меня?
— Уйди! Это жестоко и… и низко, да! Мучишь меня ты… Уйди! — Он кричал…
— Миша, успокойся! — тоном сильного сказала она. Послышалась какая-то возня, точно они боролись там во тьме. Потом раздался звук поцелуя…
— Успокойся… послушай, что я скажу тебе…
— Ещё! — с горечью воскликнул он.
— Но это тебя излечит, поверь мне!..
— Всё равно! Говори, говори что-нибудь! Скажи, что это будет не скоро ещё… что у тебя ещё нет… тебе ещё некем заместить меня… что пока я…
Она, должно быть, зажала ему рот рукой — его речь так странно оборвалась. Снова наступила тишина, изредка прерываемая шорохом её белого платья…
— Вот послушай… и подумай, каким путём додумалась я до того, что скажу тебе, и мог ли быть лёгок этот путь. Я опять буду говорить об открытии, сделанном мною, — но не бойся!
Я прошлый раз ничего не открыла тебе… я не о нём говорила, видишь ли… или, вернее, — я не говорила о нём, а применила его к жизни, желая видеть, насколько оно… как это сказать?
Нет, это совсем не надо говорить. Видишь ли что… ты спрашиваешь, зачем я сказала тебе это? да?
— Говори… — прошептал он.
— Ну, представь себе, что я сделала это не потому, что хотела быть искренней с тобой, а потому, что хотела узнать, как сильно ты меня любишь. Предположи, что у меня нет никакого нового настроения и никаких запросов в жизни, — ничего, кроме любви и интереса к тебе.
Раздался глубокий вздох…
— Ты слишком привык ко мне, слишком мало уделял мне внимания в последнее время, я уже стала обычной вещью твоего жизненного обихода и — от этого мне стало скучно. Вы, мужья, изучив манеру ваших жён мешать ложечкой в чашке чая, думаете, что уже совершенно постигли, поняли, уразумели и исчерпали всё существо подруг вашей жизни, что уже, если все жесты и вкусы их вам известны, — вы знаете и всё то, что творится в глубине души женщины. Мы, однако, живые существа, воспринимаем впечатления и, как все люди, с каждым днём становимся сложнее… Вы забываете об этом… И ты забыл, что я живая. Ты последнее время уже довольно часто бывал не только непростительно невнимателен ко мне, а и прямо-таки чужд мне. Ты начинал прятаться от меня в самого себя, решив, очевидно, что со мной можно только целоваться и что говорить уже, пожалуй, не стоит. Я показалась тебе близко и хорошо знакомой, исчерпанной… пустой для тебя…
— Неправда! — горячо крикнул он.
— Быть может. Но мне показалось, что это так. Иногда я думала, что напрасно мы, женщины, позволяем себе сразу открываться пред вами. Нужно всегда стараться поддерживать интерес к себе, нужно оставаться всегда загадкой для мужа и поражать его неожиданностями и именно в то время, когда он теряет интерес к жене. Видишь, как я открываю пред тобой мои карты? Я не должна бы делать этого, знаю, но… мне так жалко тебя.
— Жалко! — с горечью воскликнул он.
— Не бойся — в любви женщины всегда есть много жалости… особенно в настоящее время, когда вас не полюбишь, не пожалев сначала… Уж очень вы все бесцветны… почти настолько же, насколько корректны… внешне, конечно. Ну, так я продолжаю. Я сказала сама себе — нужно подогреть его — твой интерес ко мне… И именно в этом было моё открытие… понимаешь, в этом, а новое настроение я выдумала. Ведь ничем не разожжёшь вас так, как ревностью, как боязнью потерять жену. И вот я вселила в тебя эту боязнь, чтоб посмотреть, каков-то ты будешь? Ты, оказывается, даже пересаливаешь… я увидала это, и — вот видишь, мой дрянной мальчишка, мне стало жаль тебя, и я открыла тебе мои карты… Все открыла, совершенно искренно… Ты извинишь мне этот маленький опыт, да? Конечно, ведь ты же любишь меня! Один неприятный день, и я спокойна, я знаю, что ты любишь меня, что я ещё дорога тебе, что мы можем славно жить с тобой… Но — знай! чуть только ты начнёшь очень привыкать ко мне, — я снова устрою тебе один такой день… Понял ты меня, да?
— Понял… — глухо сказал он.
— Ну, и нужно забыть это всё… Забыть и не неглижировать своей женой, которая любит…
— Подожди! — остановил он её. — Скажи мне — когда ты лгала: вчера или сегодня, сейчас?
Она засмеялась ясным, торжествующим смехом и смеялась долго…
— Бедный! Как я напугала его, — воскликнула она сквозь смех.
— Скажи! — просил он её со страстью в тоне.
— Боишься, да? — весело воскликнула она. — Милый, как давно я не видала тебя таким!
Она целовала его…
Луна взошла, и пятна света лежали на палу, столе и на диване…
* * *А когда всходило солнце и первый луч его, пройдя сквозь цветы на окне, упал на пол, — Михаил Иванович встал с кресла, подошёл к окну и опустил гардину, боясь, что солнце разбудит его жену, спокойно спавшую на диване. От окна он, осторожно шагая, направился к ней. Она улыбалась во сне такой загадочно красивой улыбкой и была крайне интересна, вся в белых складках платья — точно в пене.
Он пристально, хмуро и пытливо посмотрел на неё, вздохнул и снова сел в кресло, упорно думая:
«Когда она лгала — вчера или сегодня?»
Отомстил…
Свободной походкой завсегдатая в зал шикарной ярмарочной гостиницы вошёл молодой человек, одетый во всё чёрное, высокий, сутуловатый, с серыми, холодными, насмешливо прищуренными глазами и с высоким, изрезанным морщинами лбом. Он прошёл к столику, у двери на балкон, сел и, плотно сжав сухие и тонкие губы, окинул зал острым и всё охватившим взглядом.
Было шумно и тесно. Всюду за столами сидела подвыпившая, крикливая публика: пёстро одетые мужчины, с возбуждёнными, красными лицами и порывистыми, но уже неверными движениями; женщины, в экстравагантных костюмах, чрезмерно напудренные, громко смеявшиеся, сверкая вызывающими взглядами. С открытой сцены лилась задорно-томная музыка, то исчезая в шуме голосов и звоне стаканов, то поглощая собой все звуки и носясь по зале вихрем страстных, разжигающих воображение нот. Пахло вином, пряностями, духами, и от этого смешанного аромата, музыки и пьяного смеха у нового гостя кружилась голова. Он спросил себе кофе и коньяку и, медленно мешая ложечкой в дымящемся стакане, исподлобья следил за молодой, эффектно одетой брюнеткой, то и дело с демонстративно развязным видом проходившей взад и вперёд мимо его столика, ища возможности поймать его взгляд своими жгучими и тёмными глазами южанки.
Видя её неуспех, чувствуя, что её злит его невнимание, он чуть-чуть улыбался, покручивал свой ус и с рассеянным видом поглядывал вокруг себя, как бы не замечая этой женщины… И со стороны очень трудно было определить, кто из них двух зверь и кто охотник.
Скрипки звали и плакали, флейта меланхолично выпевала задумчивые рулады, кларнеты, сдерживая звук, пели под сурдинку что-то нежное, и глухо рокотал контрабас.
— Не угостите ли вы меня стаканом чая? — вдруг, опускаясь на стул против сутулого господина, сказала дама. Прищурив глаза, он посмотрел на неё и, пожевав губами, ничего не ответил ей.
— Вы думаете? Разве вам так трудно ответить на мой вопрос? — вызывающе и ласково, смело и просительно сказала она, откинувшись на спинку стула и исследуя его лицо своими томно прищуренными, много обещавшими глазами…
— Спросите… — холодно ответил он. Его возмутила её навязчивость, он с удовольствием ответил бы ей грубостью, но вокруг их тесно сидели люди, и было бы неловко обратить на себя их внимание. Она спросила у лакея чаю и заговорила с ним бойко, перескакивая с одного предмета на другой. У неё хороший грудной голос, и, слушая его, он узнал, что сегодня ей скучно, что она вообще чувствует себя утомлённой этой шумной жизнью, с которой она знакомится впервые, что бывают обстоятельства, заставляющие женщину броситься в первое попавшееся место, взяться за первое предложенное дело, и что именно в силу таких обстоятельств она попала в хористки на ярмарку из своей родной Полтавы…
Он слушал её и думал про себя:
«Как все они однообразны! Вечно одни и те же истории падения, вечно один и тот же тон подчинения жизни, — рабский тон, — и всегда стремление выдать себя за порядочную женщину, за жертву обстоятельств… В то же время эти шикарно одетые торговки гораздо более низки и развратны, чем их грошовые подруги из Канавина и с Самоката, они служат даже и не разврату, а просто мошенничают на почве разврата, они гораздо чаще играют роль продажных и наедаются на счёт мужчины, чем действительно продаются. Такие холодные, такие лгуньи…»
- Левая Рука Бога - Пол Хофман - Фэнтези
- Альфарий: Голова Гидры - Майк Брукс - Боевая фантастика / Эпическая фантастика
- Лицо во мраке. Этюд в багровых тонах - Артур Дойл - Классический детектив
- Эпоха раздела. Начало. Книга вторая - Владислав Картавцев - Боевое фэнтези
- Пепел на раны - Виктор Положий - О войне