Тысяча душ - Алексей Писемский
- Дата:25.10.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Тысяча душ
- Автор: Алексей Писемский
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ах, да... виноват... да! - сознавался немец простодушно и уж вслед затем объявлял такую игру, что оставался без трех и без четырех.
Калинович пожимал плечами.
- Вы играете решительно, как полоумный! - говорил он с улыбкою презрения.
- Ах, да! Это я дурно сыграл... - соглашался и с этим партнер.
Таким образом они сыграли пульки три. Часу в восьмом немец хотел уйти.
- Куда ж вы? - спросил Калинович.
- Мне нужно; я желаю быть в одном доме в гостях, - отвечал тот с улыбкою.
- Полноте, не ходите: а то что ж я буду делать?.. Это ужасно!.. Не ходите.
- Извольте, - отвечал покорно немец, и таким образом они играли часов до двух ночи.
В следующие затем дни Калинович, пользуясь своей способностью властвовать, завладел окончательно соседом. Едва только являлся тот со службы и успевал отобедать, он зазывал его к себе и сажал играть. Немец немилосердно потел в жарко натопленной комнате, употреблял всевозможные усилия, чтоб не зевать; но уйти не смел, и только уж впоследствии участь его несколько улучшилась; узнав, что он любит выпить, Калинович иногда посылал для него бутылки по две пива; но немец и тем конфузился. Начиная наливать третий или четвертый стакан, он обыкновенно говорил: "Я вас не беспокою этим?" Такого дурного тона щепетильность возмущала Калиновича.
- Пейте, пожалуйста... Что ж это такое?.. - говорил он с досадой.
Наглотавшись пива, немец, обыкновенно, начинал играть еще глупее и почти каждый раз оставался в проигрыше рубля по три, по четыре серебром. Калиновича сначала это занимало, хотя, конечно, он привязался к игре больше потому, что она не давала ему времени предаваться печальным и тяжелым мыслям; но, с другой стороны, оставаясь постоянно в выигрыше, он все-таки кое-что приобретал и тем несколько успокаивал свои практические стремления. Чрез месяц, однако, ему и карты надоели, а немец своей простотой и неразвитостью стал, наконец, невыносим. Напрасно Калинович, чтоб что-нибудь из него выжать, принимался говорить с ним о Германии, о ее образовании, о значении в политическом мире: немец решительно ничего не понимал. В каком-то детском, созерцательном состоянии жил он в божьем мире, а между тем, что всего более бесило Калиновича, был счастлив. У него было несколько, таких же, вероятно, тупоголовых, немцев-приятелей; в продолжение целого лета они каждый праздник или ездили за рыбой, брали тони и напивались там пьяны, или катались верхом по дачам. Кроме того, у немца было несколько родственных и семейных домов, куда он ходил на вечера, и на другой день всегда оставался очень этим доволен.
- Что ж вы там делаете? - спросил его однажды Калинович.
- А? Мы в лото играем, танцуем: очень приятно, - отвечал немец.
- Любили ли вы когда-нибудь? Существует ли для вас какая-нибудь женщина? - продолжал Калинович, желая допытать окончательно немца.
Тот покраснел и потупился.
- Нет, - произнес он.
- Как же нет? Вам, я думаю, уж лет двадцать пять.
- Да, мне двадцать шесть лет, и когда женюсь, тогда... а теперь нет.
"Этакий бесстрастный болван!" - подумал Калинович и хотел уже выпроводить гостя, сказав, что спать хочет, но в это время вошел лакей.
- Иволгин приехал, - проговорил он своим гробовым голосом.
- Какой еще тут Иволгин? - спросил с досадою и довольно громко Калинович.
Лакей молчал.
- Ну, проси, - прибавил он.
Гость вошел. Это был тот самый студент, который так наивно навязался ему на знакомство в театре. Калинович еще больше нахмурился.
- Вы, может быть, не узнали меня? - говорил молодой человек.
Роскошные волосы его были на этот раз еще более растрепаны; галстук свернут набок; на сюртуке недоставало трех пуговиц.
- Нет-с, напротив... - отвечал Калинович, показывая рукой на ближайший стул.
Студент сел и принял несколько небрежную позу.
- Я, конечно, - начал он довольно развязно, - давно бы воспользовался вашим позволением быть у вас, но, вероятно, тогда ослышался в адресе и даже сегодня перебывал по крайней мере в десяти домах, отыскивая вас.
"Нужно очень было хлопотать!" - подумал про себя Калинович.
- Вы, однако, ужасно с этих пор переменились, похудели, - продолжал студент.
- Я болен, - отвечал сухо Калинович.
- Как это досадно! - произнес молодой человек, действительно с досадой на лице. - А я именно, сегодня шел к вам с одной моей просьбой... - прибавил он, потупляя глаза.
Калинович молчал.
- Вы тогда говорили о Каратыгине и вообще об игре актеров с этим господином... как его фамилия?
- Белавин.
- Да, Белавин; очень, кажется, умный человек, и я очень тоже бы желал с ним познакомиться.
"Ну, тот вряд ли разделяет это желание", - опять подумал про себя Калинович.
- Мне совестно тогда было сказать о себе, - продолжал студент, - но я сам страстный любитель театра, и страсть эта живет во мне с детства и составляет мое величайшее блаженство и вместе мое несчастие.
- Почему же несчастие? - спросил Калинович.
Студент горько усмехнулся.
- Потому, - начал он насмешливым тоном, - что я имел несчастие родиться на свет сыном очень богатого человека и к тому еще генерал-лейтенанта, который говорит, что быть актером позорно для русского дворянина.
"Есть же на свете такие дураки, которые страдают от того, что богаты и дети генералов", - подумал про себя Калинович.
- А вы думаете быть актером? - спросил он.
- Да, это мое почти решительное намерение, - отвечал молодой человек, и я нахожу, что идея отца совершенно ложная. По-моему, если вы теперь дворянин и писатель, почему ж я не могу быть дворянином и актером, согласитесь вы с этим?..
- Быть актером, конечно, не позорно ни для кого, но в самой деятельности есть разница.
- Какая же разница? Искусство сравнивает людей: писатель - художник и актер - художник.
- Большая и существенная разница: творчество одного свободно, самобытно; другого - подчиненное. Те же отношения, как исполнителя к композитору: один создает, другой только усваивает, понимает... - проговорил Калинович.
- Но разве актеры не так же свободно создают?.. Один играет роль так, другой иначе - не правда ли? - отнесся студент к немцу.
- Да, это так, - отвечал тот.
- Я не про то говорил, - возразил нехотя Калинович и, не надеясь, видно, на понимательную способность своих слушателей, не хотел более объяснять своей мысли и замолчал.
- Но скажите вы мне, пожалуйста, - продолжал студент, - вы согласны с этой мыслью господина Белавина насчет Каратыгина?
- Кто ж с этим не согласен? - отвечал с усмешкой Калинович.
Студент пожал плечами.
- Не знаю-с; я до сих пор считал и считаю его величайшим трагиком и, разумеется, невольно подражал ему, хотя, конечно, всегда старался сделать что-нибудь свое, самобытное, - проговорил он.
- Стало быть, вы избираете собственно драматический род? - проговорил Калинович.
- Драматический. И потому вот теперь, чтоб собственно испытать себя, я взялся именно за Шекспира; другой месяц работаю над ним и, кажется, кое-что сделал.
- Как же вы работаете? - спросил Калинович с скрытною насмешкою.
- Обыкновенно как: запираюсь в своей комнате, становлюсь перед трюмо и начинаю изучать.
"А ведь лекций, болван, вероятно, не слушает", - подумал Калинович.
- На котором вы курсе? - произнес он вслух.
- На втором, - отвечал студент с пренебрежением, - и, вероятно, кончу тем, - продолжал он. - Пускай отец, как говорит, лишает меня благословения и стотысячного наследства; меня это не остановит, если только мне удастся сделать именно из Гамлета то, что я думаю.
"Вот дурак-то!" - продолжал думать сам с собой Калинович.
- Роль Гамлета, кажется, очень трудна по тонкости в отделке, - сказал он.
- Ужасно трудна, - подтвердил юноша, - но я откровенно могу вам сказать, что вполне сочувствую ей, потому что сам почти в положении Гамлета. Отец мой, к несчастью, имеет привязанность к нашей бывшей гувернантке, от которой страдала наша мать и, может быть, умерла даже от нее, а теперь страдаем мы все, и я, как старший, чувствую, что должен был бы отомстить этой женщине и не могу на это решиться, потому что все-таки люблю и уважаю моего отца.
"Ну, и семейных тайн не пощадил, этакая скотина!" - думал Калинович.
- За мое призвание, - продолжал студент, - что я не хочу по их дудке плясать и сделаться каким-нибудь офицером, они считают меня, как и Гамлета, почти сумасшедшим. Кажется, после всего этого можно сыграть эту роль с душой; и теперь меня собственно останавливает то, что знакомых, которые бы любили и понимали это дело, у меня нет. Самому себе доверить невозможно, и потому, если б вы позволили мне прочесть вам эту роль... я даже принес книжку... если вы только позволите...
- Если вам угодно; но я судья плохой, - отвечал Калинович, проклиная в душе гостя и его страсть.
- Вы судья превосходный, - отвечал молодой человек, уж вставая и вынимая из кармана перевод Полевого.
- Не будете ли вы так добры прочитать за короля и королеву? - прибавил он, относясь к немцу.
- Кукольный домик (ЛП) - Валлворк Крейг - Ужасы и Мистика
- Тысяча и одна ночь. Том XI - Эпосы - Сказка
- У ночи тысяча глаз - Корнелл Вулрич - Триллер
- 1Q84 (Тысяча невестьсот восемьдесят четыре) - Харуки Мураками - Социально-психологическая
- Тысяча поцелуев - Джулия Куин - Зарубежные любовные романы