В круге первом - Александр Солженицын
- Дата:23.09.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: В круге первом
- Автор: Александр Солженицын
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "В круге первом" - шедевр от великого Александра Солженицына
📚 "В круге первом" - это произведение, которое перенесет вас в атмосферу тоталитарной системы и покажет весь ужас сталинских репрессий. Главный герой, Иван Денисович Шухов, проведший 8 лет в лагере, борется за выживание и сохранение человечности в жестоких условиях.
Эта аудиокнига покажет вам, что даже в самых тяжелых испытаниях человек может сохранить свою человечность и достоинство. Солженицын великолепно передает атмосферу сталинского лагеря и показывает, как герой находит силы и мужество в самых отчаянных ситуациях.
🖋️ Александр Солженицын - выдающийся русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе. Его произведения всегда вызывали огромный интерес у читателей и критиков, благодаря глубокому анализу человеческой души и общественной жизни.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Мы собрали лучшие произведения классической и современной литературы, чтобы каждый мог насладиться прекрасным миром слова.
Не упустите возможность окунуться в мир литературы с помощью аудиокниг. Погрузитесь в увлекательные истории, раскройте новые грани человеческой души и насладитесь яркими эмоциями, которые подарит вам каждая книга.
Не забудьте заглянуть в категорию Русская классическая проза на нашем сайте, чтобы открыть для себя еще больше удивительных произведений от великих писателей прошлого и настоящего.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муж Ларисы Николаевны был тюлень. Семья для него давно стала мягкой подушкой, а он для жены – принадлежностью квартиры. Придя с работы, он долго, с наслаждением обедал, потом спал. Потом, прочухиваясь, читал газеты и крутил приёмник (приёмники свои прежние он то и дело продавал и покупал новейшей марки). Только футбольный матч, где по роду службы он всегда болел за «Динамо», вызывал в нём возбуждение и даже страсть. Во всём он был тускл, однообразен. Да и у других мужчин её окружения досуг был рассказывать о своих заслугах, наградах, играть в карты, пить до багровости, а в пьяном образе лезть и лапать.
Сологдин опять уставился в свой чертёж. Лариса Николаевна продолжала, не отрываясь, смотреть на его лицо, ещё и ещё раз на его усы, на бородку, на сочные губы.
Об эту бородку хотелось уколоться и потереться.
– Дмитрий Александрович! – опять прервала она молчание. – Я вам очень мешаю?
– Да есть немножко… – ответил Сологдин. Последние вершки требовали ненарушимой, углублённой мысли. Но соседка мешала. Сологдин оставил пока чертёж, развернулся к столу, тем самым и к Еминой, и стал разбирать незначительные бумаги.
Слышно было, как мелко тикали часы у неё на руке.
По коридору прошла группа людей, сдержанно разговаривая. Из дверей соседней Семёрки раздался немного шепелявый голос Мамурина: «Ну, скоро там трансформатор?» – и раздражённый выкрик Маркушева: «Не надо было им давать, Яков Иваныч!..»
Лариса Николаевна положила руки перед собой на стол, скрестила, утвердила на них подбородок и так снизу вверх растомчиво смотрела на Сологдина.
А он – читал.
– Каждый день! каждый час! – почти шептала она, благоговейно. – В тюрьме – и так заниматься!.. Вы – необыкновенный человек, Дмитрий Александрович!
На это замечание Сологдин сразу поднял голову.
– Что ж с того, что тюрьма, Лариса Николавна? Я сел двадцати пяти лет, говорят, что выйду сорока двух. Но я в это не верю. Обязательно ещё набавят. У меня пройдёт в лагерях лучшая часть жизни, весь расцвет моих сил. Внешним условиям подчиняться нельзя, это оскорбительно.
– У вас всё по системе!
– На свободе или в тюрьме – какая разница? – мужчина должен воспитывать в себе непреклонность воли, подчинённой разуму. Из лагерных лет я семь провёл на баланде, моя умственная работа шла без сахара и без фосфора. Да если вам рассказать…
Но кому это было доступно из непереживших?
Внутрилагерная следственная тюрьма, выдолбленная в горе. И кум – старший лейтенант Камышан, одиннадцать месяцев крестивший Сологдина на второй срок, на новую десятку. Бил он палкой по губам, чтоб сыпались зубы с кровью. Если приезжал в лагерь верхом (он хорошо сидел в седле) – в этот день бил рукояткой хлыста.
Шла война. Даже на воле нечего было есть. А – в лагере? Нет, а – в Горной закрытке?
Ничего не подписал Сологдин, наученный первым следствием. Но предназначенную десятку всё равно получил. Прямо с суда его отнесли в стационар. Он умирал. Уже ни хлеба, ни каши, ни баланды не принимало его тело, обречённое распасться.
Был день, когда его свалили на носилки и понесли в морг – разбивать голову большим деревянным молотком, перед тем как отвозить в могильник. А он – пошевелился…
– Расскажите!..
– Нет, Лариса Николавна! Это решительно невозможно описать! – легко, радостно уверял теперь Сологдин.
И оттуда! – и оттуда! – о, сила обновления жизни! – через годы неволи, через годы работы! – к чему он взлетел?!
– Расскажите! – клянчила раскормленная женщина всё так же снизу вверх, со скрещенных рук.
Разве только вот что было ей доступно понять: в той истории замешалась и женщина. Выбор Камышана ускорился оттого, что он приревновал к Сологдину медицинскую сестру, зэчку. И приревновал не зря. Ту медсестру Сологдин и сегодня вспоминал с такой внятной благодарностью тела, что отчасти даже не жалел, получив из-за неё срок.
Было и сходство той медсестры и этой копировщицы: они обе – колосились. Женщины маленькие и худенькие были для Сологдина уроды, недоразумение природы.
Указательным пальцем с очень вымытой кожей, с круглым ногтем, малиновым от маникюра, Емина безцельно и безуспешно разглаживала измятый уголок застилающей кальки. Она почти совсем опустила на скрещенные руки голову, так что обратила к Сологдину крутой венец могучих кос.
– Я очень виновата перед вами, Дмитрий Александрович…
– В чём же?
– Один раз я стояла у вашего стола, опустила глаза и увидела, что вы пишете письмо… Ну, как это бывает, знаете, совершенно случайно… И в другой раз…
– …Вы опять совершенно случайно скосили глаза…?
– И увидела, что вы опять пишете письмо, и как будто то же самое…
– Ах вы даже различили, что – то же самое?! И ещё в третий раз? Было?
– Было…
– Та-ак… Если, Лариса Николавна, это будет продолжаться, мне придётся отказаться от ваших услуг как прозрачно-обводчицы. А жаль, вы неплохо чертите.
– Но это было давно! С тех пор вы не писали.
– Однако вы тогда же немедленно донесли майору Шикиниди?
– Почему – Шикиниди?
– Ну, Шикину. Донесли?
– Как вы могли это подумать!
– А тут и думать нечего. Неужели майор Шикиниди не поручил вам шпионить за моими действиями, словами и даже мыслями? – Сологдин взял карандаш и поставил палочку на белом листе. – Ведь поручал? Говорите честно!
– Да… поручал…
– И сколько вы написали доносов?
– Дмитрий Александрович! Я, наоборот, – самые лучшие характеристики!
– Гм… Ну, пока поверим. Но предупреждение моё остаётся в силе. Очевидно, здесь непреступный случай чисто женского любопытства. Я удовлетворю его. Это было в сентябре. Не три, а пять дней подряд я писал письмо своей жене.
– Вот это я и хотела спросить: у вас есть жена? Она ждёт вас? Вы пишете ей такие длинные письма?
– Жена у меня есть, – медленно, углублённо ответил Сологдин, – но так, что как будто её и нет. Даже писем я ей теперь писать не могу. Когда же писал – нет, я писал не длинные, но я подолгу их оттачивал. Искусство письма, Лариса Николавна, это очень трудное искусство. Мы часто пишем письма слишком небрежно, а потом удивляемся, что теряем близких. Уже много лет жена не видела меня, не чувствовала на себе моей руки. Письма – единственная связь, через которую я держу её вот уже двенадцать лет.
Емина подвинулась. Она локтями дотянулась до обреза стола Сологдина и оперлась так, обжав ладонями своё безстрашное лицо.
– Вы уверены, что держите? А – зачем, Дмитрий Александрович, зачем? Двенадцать лет прошло, да пять ещё осталось – семнадцать! Вы отнимаете у неё молодость! Зачем? Дайте ей жить!
Голос Сологдина звучал торжественно:
– Среди женщин, Лариса Николаевна, есть особый разряд. Это – подруги викингов, это – светлоликие Изольды с алмазными душами. Вы не могли их знать, вы жили в пресном благополучии.
Она жила среди чужаков, среди врагов.
– Дайте ей жить! – настаивала Лариса Николаевна.
Нельзя было узнать в ней той важной дамы, какою она проплывала по коридорам и лестницам шарашки. Она сидела, прильнув к столу Сологдина, слышно дышала, и – в заботе о неведомой ей жене Сологдина? – разгорячённое лицо её стало почти деревенское.
Сологдин сощурился. Знал он это всеобщее свойство женщин: острое чутьё на мужской взлёт, на успех, на победу. Внимание победителя вдруг нужно каждой. Ничего не могла знать Емина о разговоре с Челновым, о конце работы – но чувствовала всё. И летела, и толкалась в натянутую между ними железную сетку режима.
Сологдин покосился в глубину её разошедшейся блузки и поставил палочку на розовом листе.
– Дмитрий Александрович! И вот это. Я уже много недель мучаюсь – что за палочки вы ставите? А потом через несколько дней зачёркиваете? Что это значит?
– Я боюсь, вы опять проявляете доглядательские наклонности. – Он взял в руки белый лист. – Но извольте: палочки я ставлю всякий раз, когда употребляю без крайней необходимости иноземное слово в русской речи. Счёт этих палочек есть мера моего несовершенства. Вот за слово «капитализм», которое я не нашёлся сразу заменить «толстосумством», и за слово «шпионить», которое я сгоряча поленился заменить словом «доглядать», – я и поставил себе две палочки.
– А на розовом? – добивалась она.
– А вы заметили, что и на розовом?
– И даже чаще, чем на белом. Это тоже – мера вашего несовершенства?
– Тоже, – отрывисто сказал Сологдин. – На розовом я ставлю себе пеневые, по-вашему будет – штрафные, палочки и потом наказываю себя по их числу. Отрабатываю. На дровах.
– Штрафные – за что? – тихо спросила она.
Так и должно было быть! Раз он вышел на зенитную дугу – в тот же миг с извинением даже женщину посылает ему капризная судьба. Или всё отнять, или всё дать – у судьбы так.
– А зачем вам? – ещё строго спрашивал он.
– За что?.. – тихо, тупо повторяла Лариса.
Здесь было отмщение им всем, их клану МВД. Отмщение и обладание, истязание и обладание – они в чём-то сходятся.
- Солженицын – прощание с мифом - Александр Островский - История
- Мой Чехов осени и зимы 1968 года - Фридрих Горенштейн - Современная проза
- Криминальный попаданец - Владимир Исаевич Круковер - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Будь моим мужем - Пат Бут - Современные любовные романы
- Россия в концлагере - Иван Солоневич - Биографии и Мемуары