Ночь на корабле - Александр Бестужев-Марлинский
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Ночь на корабле
- Автор: Александр Бестужев-Марлинский
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это тень из окон, — сказал, ободрясь, Зеленский.
— В исходе десятого, по моим часам (князь отдал их Зеленскому), ты проведешь коней для нас и для Варвары Михайловны за садовою стеной к старой башне. Я с ней выйду туда — и поминайте как звали. Надеешься ли ты сделать это незаметно?
— Теперь если бы конюхов положить в пушку и выстрелить, так они и тогда бы не проснулись от хмеля.
— Условный знак — два свистка, ответ — удар в ладоши!
Оба потихоньку прокрались в разные стороны.
— Ну что же, homo di poco fede (маловерный), каковы женщины? — сказал, засмеявшись, хорунжий Солтык Льву Колонтаю, подслушав тайну беседы. — Этот Маевский, право, лихой малый — он в один миг обернул около пальца твою суровую красоту; ей-ей, я хочу проситься к нему в ученики!
— Кровь! — произнес Колонтай едва внятно; так гнев задушил его голос. — Коварная обымет труп своего обольстителя!
— Полно дурачиться, милый друг! Если бы мстить за каждую неверность жен и любовниц, так польскому королю пришлось бы набирать амазонские дружины, чтоб воевать с неприятелями. Последуй мне: я с отчаяния глотаю рюмку венгерского, выучиваю новую песню, влюбляюсь снова — и утешен!
— Но кто этот злодей? Как мог он?..
— Это мне самому любопытно узнать, diletto amico mio[27]. Однако ж здесь сыро — и мне хочется сказать пани Ласской, что она танцует, как ангел, если ангелы танцуют. До свидания.
Несколько минут стоял Колонтай неподвижен от гнева и огорчения — и мстительные замыслы вращались в голове его. Наконец он пришел в себя — и тихо возвратился к дому.
Не предчувствуя грозы, готовой разразиться над его головою, князь Серебряный, строя воздушные замки, полон надеждою и любовию, поглядывал на большие стенные часы, которые, будто краковская ратуша, стояли в углу, разукрашены фольгою и резьбою. Душа его прильнула к самой стрелке, и всякий раз, когда раздавался звон четвертей, — высоко билось сердце наблюдателя. Уже была половина десятого, но чем ближе подходила медленно переступающая стрелка к желанной мете, тем сильнее теснился страх в грудь его, — то хотелось ему отдалить роковую минуту, то видеть ее далеко за собою. В это время он заметил Льва Колонтая подле Варвары в жарком объяснении. Казалось, он укорял ее, она уговаривала его с нежностию — сомнения снова проникли в сердце князя и умножили тоску ожидания. Сложа накрест руки и грозно бросая взоры то на Колонтая, то на часы, — стоял он, будто прикован к одному месту.
— Пан Яромир так пристально смотрит на часовую доску, как будто хочет на ней прочесть судьбу свою, — сказала ему пани Ласская мимоходом.
Князь вздохнул.
— Пани Элеонора угадала, — отвечал он, — время и женщины для меня непонятные письмена.
— Говорят, что время разгадывает нас, а я разгадаю пану время: оно — крылатый червяк, который то ползет, то летит летом. Кто хочет поймать его — тот не верь будущему часу!
— Этот урок для меня напрасен, — отвечал князь Серебряный и, видя, что пани Ласская успела посадить с собою за карты Льва Колонтая, как тот ни отговаривался, — очень доволен ускользнул из залы, блистающей огнями, где тщеславие и остроумие, красота и любезность спорили о победе.
Стрелка всходила на десять.
Пробравшись до старой башни, князь долго ходил взад и вперед, волнуем нетерпением и опасениями. Трудно было решить, для какого употребления выстроена была в том месте башня. В старину не помещали в садах развалин замков, никогда не существовавших, не оклеивали мохом пещер, сбитых из сосновых досок и убранных устричными раковинами на гвоздях; а замок, казалось, не был никогда назначаем выдерживать осаду, — и примыкающие к ней садовые стенки были очень невысоки и надстроены частоколом. Как бы то ни было, только верх древней этой башни занят был теперь голубятнею, — а железная дверь, ведущая вниз ее, стояла настежь, — по всему видно было, что там уже издавна никто не жил. Заглохшие дорожки, мрачно и однообразно обсаженные липами и дубами, тянулись в обе стороны.
Скоро послышался князю топот коней за стеною. «Это мой Зеленский», — подумал князь, не смея, однако ж, подать ему голоса.
Через пять минут быстрые шаги кого-то привлекли его внимание, — он слушал не переводя дух, — видеть было невозможно.
— Здесь ли? — прошептал робкий голос, и рука Серебряного встретила трепещущую руку Варвары. — Поспешим, — сказала она, — земля горит под моею стопою — Колонтай так страшно следил меня взорами… спаси меня от плену — от собственного сердца!
— Одно слово, Варвара, прежде чем пустимся на жизнь и смерть; слово надежды, если Бог нас вынесет, слово отрады, если моя доля — пасть: скажи, любишь ли? можешь ли ты любить меня?
— Как брата, князь! Не могу обещать более. Сердце не вольно в выборе — оно любило Льва Колонтая!
Князь Серебряный от этих слов оцепенел, как будто наступил на змею.
— Скорее, скорее, — говорил им Зеленский, сбивая замок, — двери заперты изнутри!
— Мы погибли! — вскричала Варвара, сплеснув руками, — этого никогда не бывало… Боже мой, я вижу свет!
— Теперь мне красна смерть, — сказал князь, обнажая саблю.
Зеленский напрасно рубил частокол, взобравшись на стену: жерди были крепки, темнота и торопливость мешали ему.
Крики приблизились — кровавый отблеск озарил башню — Лев Колонтай задыхался от бешенства.
— Стой, стой! — восклицал он. — Ты не уйдешь, робкий злодей, от моего мщения — я и в аду найду тебя!
— Ступай туда искать себе подобных! — отвечал, вспыхнув, князь, встречая саблею саблю.
Бледная, как мрамор, упала между ними Варвара бесчувственно, но, не внимая ничему, кроме своей ярости, они еще злобней схватились над телом ее в битву. Колонтай нападал с запальчивостию, оглашая воздух проклятиями неверной и угрозами обольстителю. Князь рубился молча от злобы — и уже кровь текла из ран обоих на несчастную виновницу их гнева.
Картина была ужасна. Колонтай махал саблей и пламенником, в левой руке его пылающем; голуби, пробужденные шумом и светом, хлопая крыльями, вились около и, натыкаясь на острия, падали, трепещась, на землю. Робкая толпа, озаренная зеленоватым огнем факелов, и, наконец, женщина, распростертая у ног сражающихся, побелевшая от холода смерти, — все наводило трепет на сердце. Появление устрашенного отца было уже поздно для отвращения кровопролития — Лев с разрубленной головою упал к ногам его!!
— Спасайся, — вскричал князь Серебряный Зеленскому, который невольно был только зрителем битвы, притаясь за частоколом, — и во что бы то ни стало уведомь обо всем Агарева. Пусть он не думает обо мне, пусть он заботится только об отражении набега — вот последняя воля моя — спеши!
— Это он, это он! — произнес Зеленский, когда толпа гостей окружила князя, и скрылся из виду.
Опершись на саблю, вперив неподвижные очи на соперника и любезную, простертых у стоп его, — на два предмета его ненависти и привязанности, теперь для него уже не существующих, поражен безнадежностию в ту минуту, когда, казалось, он хватал за крыло счастие, — князь не замечал, что новое лицо — высокий, сурового вида мужчина вглядывался в него пристально.
— Я не ошибаюсь, — сказал он наконец, — этот удалец — князь Серебряный, тот самый, с которым я был знаком в Москве, с которым дрался под Москвой и который третьего дня сделал набег в наши границы от Опочки!
— Стрелецкий голова?.. — вскричали многие голоса, — повесить его как разбойника, как лазутчика!
Князь медленно, но гордо поднял очи, с усмешкой презрения окинул ими собрание и снова впал в задумчивость. Какая угроза, какая беда могла увеличить его злополучие!
Но если зловещий голос лисовчика не произвел никакого впечатления на князя, зато он пробудил всю злобу отчаянного отца, который напрасно старался привести в чувство любимого сына. Горесть его превратилась в ярость и потоком проклятий излилась из сердца.
— Схватите его, скуйте его, бросьте этого самозванца в сарай сырой, в самый душный погреб, чтоб оттуда был один шаг до ада, — кричал он неистово. — Злодей русской породы, — тебе мало было грабить в границах польских, в моих деревнях, губить и похищать во мраке ночи — нет, ты дерзнул еще вкрасться в дом мой, насмеяться над гостеприимством и, наконец, убийством сына заплатить за хлеб-соль хозяина. Бедный мой Лев, единственная моя утеха… кому теперь передам я имя Колонтаев!
- Стрела - Егор Фомин - Научная Фантастика
- «Эсфирь», трагедия из священного писания... - Александр Бестужев-Марлинский - Критика
- Повести Белкина - Александр Пушкин - Русская классическая проза
- Сказки Бесконечного Океана - Александр Амзирес - Прочее / Ужасы и Мистика / Эротика
- Записки - Александр Бенкендорф - Биографии и Мемуары