Форма входа
0/0
Нежный театр (Часть 1) - Николай Кононов
- Дата:26.08.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Нежный театр (Часть 1)
- Автор: Николай Кононов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Нежный театр (Часть 1) - Николай Кононов. Жанр: Русская классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Нежный театр (Часть 1) - Николай Кононов:
Читем онлайн Нежный театр (Часть 1) - Николай Кононов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Тихая проникновенная прифронтовая сцена. Нет, оперная, из "Войны и мира" Прокофьева, когда маленький женский хор, спрятанный в толще оркестра, издали поет смертельно раненному князю Андрею: "Терпи, терпи, терпи".
И я чувствовал отменную романную легкость.
Между мной и этой ясной порой не было перемычек.
Утренний час показывал мне, что настоящий восход не за горами, он близится, и вот-вот совершенно естественно я обустроюсь в дивной парадигме времени, предъявив себя новому миру как признак необратимости, но отчуждаемости.
Наверное, я все это бормотал ей в бреду.
И как ни дико это звучит для моего тогдашнего положения, я испытывал к ней непомерное влечение. Алчность. Я хотел ее видеть.
Влечение выражалось в том, что мне было необходимо только одно говорить с нею. Не переставая. Не переставая. И получать ответы, не спрашивая, не вопрошая, не погружая себя в паузы, поворачивая к ней лицо, хоть мне и тяжело было это делать. Она белым облаком скользила по палате. Моя шея выворачивалась.
- Да не вертись ты... - сказала она.
Крепкие рукопожатия бинтов не сковывали, а воодушевляли меня дружеским жестом, вселившимся в мою ладонь и запястье.
Кто хотел меня?
Кто любил меня со всей благорасположенностью и щедростью?
Тихая платяная моль сидела на моей правой забинтованной руке, как свидетель моего поражения, и мне было ясно, что, взвившись, она унесет с собой большую часть моего непереносимого прошлого. Ведь оно перестало вообще что-либо означать и тем более весить.
Свет из окна лился прямо в мои глаза, в меня, как литания, лития, благословляя на полное растворение, теряясь во мне, становясь мною.
Она погладила мою пегую щетину от подбородка к щекам, до висков, коснувшись уха. Она таким нехитрым образом поддержала мой лепет, вложила в свой земной жест (о, высокопарное слово) столько серафического материнского смысла, ослепляющего меня сильнее, чем свет, нарывающий в окне.
Ни одного дерева, словно больше я не увижу их.
Итак, мы стали любовниками. Особенного свойства. Не переспав ни разу.
Я понял сразу, кем мы станем, когда прочел, под ее халатиком прозрачным и выглаженным по эфемерной сестринской моде, - алую сбрую скользкого белья, перемыкающего ее не очень-то худое тело. Перевязь лифчика. Трусики, тонущие в мягком крупе.
Я попросил у нее зеркало, и она растворила створку пудреницы - на ней было написано облезлыми золотыми буквами "pupa". И это траченое слово понравилось мне больше всех других больше, чем "задница", "жопа", "ляжки", "буфера", "попа", "лядвеи", "ягодицы".
Из самой лучшей "пупы" на меня посмотрел желто-серый субъект, иконописный идиот письма северной школы с усталыми глазами. Губы мои были все в запекшихся трещинках, из узких ноздрей повылезали волоски, я стал мощами, и внутри меня - пакля. Простыня под горлом походила на хитон святого. Я поделился с ней этим наблюдением.
Она взяла довольно больно меня двумя пальцами за нос и сказала, что если бы я не был так слаб, она бы с удовольствием - да-да, с удовольствием! - меня выдрала.
Как? Чем? Чем бы выдрала?!
И она больно свернула за нос всю мою голову.
Одним словом, это начиналось смешно, вульгарно и сулило мне если не сердечную отраду, то хотя бы соматическое развлечение. Ведь ей был известен мой зыбучий анамнез. Как она его понимала, мне было наплевать.
Паренька, лежащего в паутине трубок со мной в палате, унылого балбеса, в энный раз попавшего сюда, она жизнелюбиво звала Мульти-пульти.
- Ээх... Головушку в пакетик. А? И там тебе МТV, пока не найдут на полу, а потом уж и "скорая", и прямо к нам на пятый. Пятёрошник ты наш. Ну-ну, ты даешь, в степь смотришь, эй, вернись-ка, вернись, - звала она его, тормоша бессловесное тело, утирая его рот. - Ты хоть слюну-то не пускай, верблюжонок, дурачок.
О, как я хотел в тот миг стать "дурачком", чтобы мне утирали верблюжачьи слюнки.
Видимо, во мне было нечто, что она искала. Но, конечно, не внешность.
Я всегда оставался антиподом тучной матери, ставшей давным-давно для меня кучевым высоким облаком. Дольним мифом. Я рос и антиподом отца-легкоатлета. Набрать вес мне не удавалось никогда. Даже занимаясь культуризмом. В нарциссических залах, наполненных сопением, как утроба большого животного, мне показывалось из зеркала тело, приобретшее блажной облик сдуревшего мужчины. Я с трудом признавал себя в кожухе проступающего рельефа мышц. Будто забрался в окоп нового себя. Будто готовлюсь к страшной войне.
На приобретение мужской красоты я, поусердствовав полтора года, плюнул.
Мышцы с меня стекли, как наледь.
Свою мать, по бабушкиным словам - полную женщину, я едва ли помнил. Даже сильно напрягшись, я мог промыслить и услышать только какие-то обрывки чьей-то еле различимой шелестящей речи, как в волшебном мультфильме. Ну еще мог представить сколы плохой погоды. Мы якобы на прогулке возле нашего старого дома. Ну, еще - я едва топочу по скрипучему, синеющему от солнца снегу, не оставляя следов. Так как очень легок.
Но уверен лишь в том, что вижу белый-белый испод своей коляски, где лежу, замотанный в тысячу слоев.
На чем зиждется моя уверенность? На безусловном знании, доставшемся мне без напряжения, - будто нашел картинки в старом чемодане. Когда еще не было стыда и отчаяния.
Снежит из низких облаков. Зима запахивает на материнском теле, обмотанном пуховым платком, рыхлое снеговое пальто. Один снег. Может, над улицей уже встала унылая низкая луна. Но сомневаюсь. Мать зыбко стоит в дверях спиной ко мне, на ее плечи опирается никому не видимая атмосфера. Рядом с ней врач и отец. Отец ее поддерживает (это было бы приятно изобразить бабушке, как он это старательно и соболезнующе делал - "вот так, прямо с того боку". Бабуля разыгрывала сцену).
Ее, почти неведомую мне, увозят в больницу, чтобы больше я никогда ничего не обрел - ни ее тело, ни ее образ. Я не помню, невзирая на бабушкины подробные рассказы, что она мне говорила на прощанье. Я не в силах эти речи себе навязать. Не могу представить губ, их выговаривающих. Я не знаю их упругости. И маска ее лица, воссоздаваемая мной, как оживающая с напряжением фотография, - слишком зловеще перетекает в личину отца.
Как она смотрела сквозь нее, были ли слезы на ее глазах?
Облачный образ, состоящий из мельчайшей перламутровой, мутящей меня пыли, никогда во мне не фокусировался ни в ее тело, ни в лицо, ни в голос. Первейшие качества - унылость, зыбкость и тоска, не позволяли произойти этому чуду.
Моей любви к ней не за что зацепиться.
Я бросаю наживку в прошлое время, но вытягиваю обратно голый вострый крючок, на который каждый раз бессмысленно цепляюсь сам. Это абсолютно пустое и порочное желание.
Иногда я думал, что коль уж у меня нет ее примет, то по крайней мере я могу вдохнуть воздух, что когда-то наполнял и ее. И куда ему деваться, ведь хотя бы одна молекула должна достаться и мне. И я вдыхал, как баян, ожидая хотя бы одного-единственного сигнала от нее, чтобы почувствовать то же, что и она, попасть как шар в ту же лузу. И я доводил себя до головокружения, я не мог прервать глубокое дыхание, пока голова не начинала кружиться и в красном зареве мне представала тень - то ли распахнувшегося тяжкого зимнего пальто, сброшенного на пол, то ли помутившегося от непросыпанного снега облака. Я оседал на стул, на диван или на пол. Я ведь задерживал дыхание, я сглатывал колючие звезды галлюциноза, и в голове моей тоже мутилось, пока бабушка не колола меня своей сухой ладошкой в живот. Детский наркотик, который всегда был со мной. Но он был особенным - он не издевался над реальностью, а давал мне из ее арсенала то, что мне хотелось, то, что было от меня заслонено. И эти образы выходили как актеры театра теней - из-за ширмы реального дня с его суетой и склонностью к иссяканию. Если я видел эти образы, то понимал, что живу не зря.
Воспитание перехватила бабушка.
Мягко, без понуканий, тихо и устало, чуть безразлично.
В ее квартирке, в двухэтажном неказистом домике мы и обитали.
Это она шутя, немного грустно, говаривала, взглядывая на меня: "Да, дирижера, даже хора слабых детишек, из тебя, щелкунчик ты мой, не выйдет. Ах ты моя сиротливая бедная обезьянка..."
Итак, я мало-помалу, сначала в бреду, а потом и в трезвом уме, изложил доброй, но требовательной сестрице, моей Эсэс, всю свою историю.
Без эпитетов.
В основном жесткие глагольные формы: "он был", "она вышла", "я не хотел", "я плакал".
На что мне строгая сестра, моя Эсэс (это имя само звучало во мне, равное двум глухим сердечным ударам, лишь стоило посмотреть на кармашек ее халата), сказала, что тоже соплей не любит, а любит мороженое и сласти, и я смогу ее угостить, если представится потом, когда отделаюсь от своей мутаты, случай.
- "Му та-та" - танец телят, - неостроумно сказал я.
Она не заметила моей шутки. Она обходила их, оставаясь, по большому счету, всегда серьезной. Хотя смеялась. Но только в определенных обстоятельствах.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Нежный театр (Часть 1) - Николай Кононов бесплатно.
Похожие на Нежный театр (Часть 1) - Николай Кононов книги
- Кононов Варвар - Ахманов Михаил Сергеевич - Фэнтези
- Дворец памяти. 70 задач для развития памяти - Гарет Мур - Менеджмент и кадры
- В лучах Черного Солнца (СИ) - Лебедев Роман - Мифы. Легенды. Эпос
- Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер - Русская классическая проза
- Нежный хищник - Сандра Мартон - Короткие любовные романы
