Вечный жид - Николай Пчелин
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Вечный жид
- Автор: Николай Пчелин
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Привыкнув к московским улицам и носившимся по ним сверкающим джипам, огромным "мерседесам" со знакомыми - конкурентами и приятелями моего хозяина, - я дивился, почему он ездит на этом замызганном тарантасе. "По кочану, - был ответ, - пусть эти петухи перьями поблестят, я им их повыдергаю, в жопу напихаю и в узелки завяжу, чтобы не пердели. - И продолжал: - Знаешь, какая птица в городе самая умная и живет лучше и дольше всех? Воробей! Он хоть неказистый, но посноровистее попугаев будет. Вот я, к примеру, никогда не езжу в вагоне-люкс, хотя могу скупить весь поезд. А почему? А потому, что в плацкартном хоть и пованивает, да естественная защита - народ. В люксе же горло вспорют, никто не услышит".
Он был не так-то прост, этот школьный ветеран в стандартном сером костюме со вздувшимися коленями и брюхом, нависшим над бечевкой, которой он неизменно подвязывал брюки. Он был даже где-то оригиналом, этот старый убийца.
Жил я поначалу на Батоновой даче - крытой старым толем развалюхе на Минском шоссе. Даже здесь Батон был последователен: трехэтажные хоромы, как на Рублевке, не возводил, не желая бросаться в глаза. И что еще было странным, он не был "патриотом": я ни разу не слышал от него "хачика" или чего-то в этом роде. А когда один из прихлебателей назвал Раскина при шефе жидом, Батон просто взял со стола бутылку и разбил ее о голову паренька углом в висок. Тот, как рассказывал присутствовавший Леван, "смутился и подвязал лапти". Его даже не стали хоронить, а просто выбросили на мусорку за городом. Этот случай заставил меня задуматься о бегстве из компании нашего жирного Нерона. Кто знает, что может взбрести ему в голову. Но бежать означало подставить Левана, и я продолжал каждую ночь просыпаться с полупроглоченным, как язык утопленника, страхом и отвращением к себе и жил дальше.
Развязка наступила неожиданно. Однажды рано утром, было еще темно, квартиру пахана поднял на ноги шнырь Веня. Возле выхода из метро "Полянка" убили Левана. "Иду мимо. В сторону братана твоего не гляжу, чтобы менты не зацепили. А у него - мозги по тротуару". Батон на известие отреагировал спокойно: "Все мы там будем", - и велел запрягать. Моя работа на местном жаргоне называлась "ходить под седлом". В этот раз пришлось везти на разборку на кольцевую дорогу. Приехали еще четыре машины с людьми в кожаных куртках, одинаковых тренировочных штанах с лампасами и с, извините за банальность, бритыми затылками. Это действительно так и было: куртки, штаны, затылки, - я ничего не придумал.
Я вез как в полусне. Когда я мысленно возвращаюсь к тому раннему утру, то не обнаруживаю в ящике своей памяти никакого чувства боли или чего-то подобного. Ясно вижу великолепное красное солнце, встающее над лентой шоссе и заливающее кровавой краской расплывчатые черты сидящего рядом Батона, ощущаю еле преодолимое желание спать, клонюсь к рулю, клюю носом, вздрагиваю, просыпаясь, и это - всё.
Когда приказали остановиться, я разглядел метрах в трехстах от поворота на сто девятый километр несколько машин с чужими людьми. "Наши" выскочили из "коробок", открыли багажники, и тут я увидел, как они вынимают черные новенькие автоматы с короткими, слегка расширяющимися, как у мушкетов, стволами и бордовыми пластиковыми или капроновыми ручками и накладками - такие носят в центре патрульные милиционеры - и, присоединяя блестящие смазкой магазины и щелкая затворами, подходят к Батону, все еще сидевшему в "жигуленке", открыв дверь и вывалив наружу толстую ногу в черном ортопедическом ботинке. "Говори, батя", - выдохнул самый крупный из парней. Батон приказал мне оставаться в машине, а сам захромал во главе группы по направлению к чужакам. Меня поразило, что все это совершалось открыто: по шоссе проносились автомобили, а люди с автоматами спокойно двигались по его обочине. Я видел, как они сошлись с вышедшими им навстречу противниками и, вместо того чтобы открыть огонь или что-либо в этом роде, смешались в кучу, закурили все вместе, а Батон что-то дружелюбно обсуждал с человеком, которого я уже видел во время одной из наших деловых поездок. Разговор занял не больше пяти минут, после чего группа стоявших вновь разделилась надвое и "наши" вернулись к машинам. Батон казался довольным переговорами и буркнул мне: "Видел, как я их, козлов?".
Какой смысл вкладывал он в это высказывание, я так никогда и не узнаю, потому что в тот же день, воспользовавшись короткой паузой в нашей с ним езде по городу, попросту "слинял", сбежал значит, бросив "жигуленок" на стоянке. Договорившись с водителем-"международником" за триста долларов, через пару часов я уже корчился в узком тайном пространстве между кабиной и грузовым отсеком. Я знал, чем рискую в случае, если попаду к Батону: меня зарежут.
Ехали три дня. Водитель выпускал ночью "до ветра", при мне были две буханки хлеба, пластиковая полуторалитровая бутылка с водой и пустая "для малых нужд". Я, собственно, не уверен, что находился в пути три дня: так сказал водила, высаживая меня на крашенной желтой краской автобусной остановке. "Мы - в Згожельце, вон там - немецкая граница. Мне сейчас назад, да и немцы - не наши парубки, найдут в машине. Пересидишь день, ночью переходи речку на немецкую сторону, в Гёрлиц. Бывай". День я провел в парке. Один раз вышел осмотреться к пропускному пункту на мосту. Польские пограничники в смешных высоких ботинках с раструбами зевали от скуки и, казалось, не обращали внимания на поток идущих мимо людей. На противоположной стороне оливковыми пятнами двигались фуражки немцев.
Пошлявшись по городу, купил в книжном магазине карту Германии; на ее обложке из пластика было написано по-польски: "Немчи". Постепенно темнело. Я выбрался к берегу Нейсе как раз напротив черного замкнувшегося в себе собора. Из польской части разделенного пополам города доносились музыка, смех, ровное урчание телевизора, неопределенные шумы - жизнь, одним словом. Немецкая сторона угрюмо молчала. Какие-то мальчишки подошли, заговорили: "Цо робить пан? Пан мает таблетки от гловы? Пан не знает, где спать? Можно у нас, но у мамы болит глова". Я вытащил из кармана несколько таблеток аспирина, протянул тому, кто говорил. От ночлега отказался. Через какое-то время они вернулись. "Ты хочешь в Немчи? Граничники ходят каждый час. Когда пройдут, мы свистнем, переходи реку. Но мы хотим пенёндзе". Я вынул из кармана несколько бумажек с изображениями Коперника, Яна Собеского, Мицкевича. Мальчишки закивали головами.
Все так и произошло. В одиннадцать часов вечера я перешел Нейсе вброд, оставив на польской стороне Коперника с Собеским и Мицкевичем. Выбравшись на берег, отлежался какое-то время в мокрой траве. Я ждал недолго: к реке подъехал автомобиль, скользнули лучи направленных в польскую сторону фонарей и, ничего не обнаружив, погасли. Немецкий патруль. Это значило, что до следующего объезда есть время. Быстро переодевшись в сухое и привалив мокрую одежду парой булыжников, я побежал. Несколько раз перелезал через какие-то заборы, чудом избежав столкновения с огромным черным догом, который почему-то не залаял, а только глухо зарычал. Наконец я выбрался на освещенную улицу. Прятаться, как мне казалось, не имело смысла. Когда проходил по безлюдной площади мимо старой башни с часами, очевидно, ратуши, здесь все еще пахло жареной колбасой. "Колбасники", - улыбнулся я промелькнувшему в голове словцу из лексикона покинутого мной ветерана-убийцы.
Я вышел постепенно из города. Когда проходил мимо освещенной витрины какого-то большого магазина, столкнулся с двумя симпатичными девушками. Я притормозил. Они скользнули по мне глазами, как по покосившемуся придорожному столбу, и даже не отвернулись. Стоит, ну и пускай стоит. Голосовать на шоссе не имело смысла: кто возьмет такого типа, как я? Торчать на остановках или вблизи освещенных мест было опасно, и я побрел вдоль железной дороги, ведущей в глубь страны. Мимо один за другим пронеслись несколько переливающихся яркими огнями поездов; один из них был похож на длинную белую змею, стремительно подбирающую хвост на поворотах.
Я все шел и шел. В одном месте пришлось пробираться через скошенное хлебное поле. И тут я, устав бояться, огляделся - медленно очертил взглядом круг слева направо. Вам никогда не приходило в голову, что Земля действительно круглая? Когда я в детстве впервые оказался на берегу моря, я просто физически ощутил, что горизонт похож на закругляющийся край огромного блюда.
С черного неба стремительно срывались звезды - за четверть часа я насчитал девять штук - и западали за изогнутую чашу горизонта. Воздух становился прохладным, и как-то само собой получилось, что я, стащив в кучу несколько блоков спресованной соломы, разбросанных комбайном по полю, устроил себе нечто вроде бункера. Солома еще хранила тепло августовского дня, и, согревшись, я уснул. Мне снилось, что я бегу по острому гребню волны, протянувшейся через все море. И море было не море, а пшеничное поле...
- Железный поток - Александр Серафимович - Русская классическая проза
- От межколониальных конфликтов к битве империй: англо-французское соперничество в Северной Америке в XVII-начале XVIII в. - Юрий Акимов - История
- Железный Грааль - Роберт Холдсток - Фэнтези
- Тысяча поцелуев - Джулия Куин - Зарубежные любовные романы
- Тезей - Андре Жид - Классическая проза