Том 8. Вечный муж. Подросток - Федор Достоевский
- Дата:25.06.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Том 8. Вечный муж. Подросток
- Автор: Федор Достоевский
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Незаконный сын графа Безухова, встречаемый в свое первое появление в петербургском обществе поклоном, „относящимся к людям самой низшей иерархии“, сделавшись наследником огромного состояния, становится „центром какого-то важного общего движения“,[261] попадает в ложное нравственное положение. Деньги обрекают его на нравственный плен — брак с Элен; свобода обретается путем отдачи жене подавляющей части своего состояния. Нравственная несвобода, пришедшая к Пьеру с миллионами, связывается в сознании героя (уже после дуэли с Долоховым и разрыва с женой) с темой „добра и зла“: „Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить и что такое я? Что такое жизнь, что смерть?.. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить <…> счастья, спокойствия души, эти деньги?“.[262]
Восходящая к просветительскому учению о „естественной нравственности“ проблематика „добра“ и „зла“ связывалась Толстым с центральной для него темой нравственного совершенствования человека и выливалась в конечном счете, как и у Достоевского, в поиски путей к другим людям, к установлению „всеобщей мировой гармонии“.
Именно на „добро“ сознательно ориентируется самопознающий и совершенствующий себя герой трилогии Толстого. В „Севастопольских рассказах“ подчеркивается неясность границы между „добром“ и „злом“, наполненными реальным жизненным содержанием. А в эпилоге „Севастополя в мае“ Толстой так формулирует центральную проблему рассказа и главную задачу собственных духовных исканий: „Где выражение зла, которого должно избегать? Где выражение добра, которому должно подражать?“.[263]
Означенная проблематика „Войны и мира“ находилась в русле размышлений Достоевского о герое, ищущем, и что добро", „что зло“. Но „культурному типу“, созданному Толстым и олицетворяющему „благообразие“ (в понимании Достоевского), писатель противопоставляет другой „культурный тип“, стремящийся к „благообразию“, но никогда не способный достичь его. В этой неспособности обрести „благообразие“ Достоевский и видит симптоматичную для эпохи черту человека, сознание которого историческими обстоятельствами обречено отстаивать себя в „хаосе понятий“. Интерпретацию этого качественного отличия своего „культурного типа“ Достоевский излагает в наброске „Для предисловия“ в мартовских черновых записях 1875 г. к „Подростку“. Болконский, Безухов и Левин рассматриваются здесь Достоевским как герои „мелкого самолюбия“: они способны духовно переродиться под влиянием положительного примера либо под воздействием исключительной ситуации. Трагизм подполья исключает для героя Достоевского возможность такого коренного духовного изменения. Перерождение Пьера Безухова под влиянием Платона Каратаева соотносится Достоевским с невозможностью духовной революции в Версилове, несмотря на огромное влияние на него идей Макара. По мысли Достоевского, Толстой не должен был дать Пьеру обрести „благообразие“ даже на короткий момент.[264]
На страницах подготовительных материалов к „Подростку“ наряду с Пушкиным и Л. Толстым мы встречаемся с именами Карамзина, Грибоедова, Гоголя, Тургенева, Шекспира, Сервантеса, Лесажа, Руссо, Гете, Гейне, Гюго, Диккенса и т. д.[265] Характер внимания Достоевского к духовным исканиям и обретениям прошлого и современности определялся замыслом романа о герое, стремящемся постичь, что есть добро и что — зло.
13Печатая роман „Подросток“ в „Отечественных записках“, Достоевский заранее ждал выражений неодобрения со стороны литераторов, близких „Русскому вестнику“. Приехав в Петербург из Старой Руссы в феврале 1875 г., т. е. в дни, когда печаталось окончание первой части, Достоевский чутко следит за реакцией на роман своих литературных друзей. В письмах к жене от 6 и 12 февраля он отмечает изменившееся отношение А. Н. Майкова и H. H. Страхова, которые намеренно не говорят с ним о романе, „видимо, не желая меня огорчать“ (письмо от 6 февраля). Впрочем, Страхов тогда же высказал свое общее мнение: „«Подросток» ему не совсем нравится, — сообщал Достоевский жене 8 февраля 1875 г. — Он хвалит реализм, но находит несимпатичным, а потому скучноватым“. После появления конца первой части в февральском номере „Отечественных записок“ Страхов писал Достоевскому 21 марта 1875 г., что эта часть „имела большой успех, читалась как нельзя усерднее“. Особенно положительно оценил он „эпизод повесившейся девушки“, „разговор с сестрою“ (т. е. конец 1-й части) и изображение характера Подростка. („Смешение в Подростке добра и зла и даже доброты и злобы — очень живая черта и глубокий предмет)“.[266]
Очень близко к сердцу принимает Достоевский и отзывы о „Подростке“, исходящие от редакции „Отечественных записок“. По приезде в Петербург он сообщает жене: „Вчера первым делом заехал к Некрасову, он ждал меня ужасно, потому что дело не ждет; не описываю всего, но он принял меня чрезвычайно дружески и радушно. Романом он ужасно доволен, хотя 2-й части еще не читал (имеется в виду окончание первой части, которое должно было печататься в февральском номере журнала. — А.А.), но передает отзыв Салтыкова, который читал, и тот очень хвалит“ (письмо от 6 февраля 1875 г.). А в письме А. Г. Достоевской от 9 февраля с радостью сообщает, что накануне у него был Некрасов. „Он пришел, «чтоб выразить свой восторг по прочтении конца первой части» (которого он еще не читал, ибо перечитывает весь номер лишь в окончательной корректуре перед началом печатания книги). «Всю ночь сидел, читал, до того завлекся, а в мои лета и с моим здоровьем не позволил бы этого себе». «И какая, батюшка, у Вас свежесть (ему всего более понравилась последняя сцена с Лизой). Такой свежести, в наши лета, уже не бывает и нет ни у одного писателя. У Льва Толстого в последнем романе лишь повторение того, что я и прежде у него читал, только в прежнем лучше» (это Некрасов говорит). Сцену самоубийства и рассказ он находит «верхом совершенства». И вообрази: ему нравятся тоже первые две главы. «Всех слабее, говорит, у вас восьмая глава» (это та самая, где он спрятался у Татьяны Павловны), «тут много происшествий чисто внешних» — и что же? Когда я сам перечитывал корректуру, то всего более не понравилась мне самому эта восьмая глава, и я многое из нее выбросил. Вообще Некрасов доволен ужасно“. Сообщив далее о решении денежных и организационных вопросов, Достоевский заключает: „Одним словом, в результате то, что мною в «Отеч(ественных) записках» дорожат чрезмерно и что Некрасов хочет начать совсем дружеские отношения“.
Позднейших отзывов Некрасова о „Подростке“ до нас не дошло, но сохранился отзыв М. Е. Салтыкова-Щедрина: в письме Н. А. Некрасову от 3 (15) июня 1875 г., характеризуя майский номер „Отечественных записок“, он заметил, что художественный отдел журнала вообще плох, а „роман Достоевского просто сумасшедший“.[267] Напрашивается вывод, что, печатая роман Достоевского, руководители „Отечественных записок“ испытывали противоречивые чувства. Они были рады видеть на страницах журнала произведение одного из крупнейших современных писателей, но вместе с тем боялись упреков в отходе журнала от его направления. Эти сомнения выразились в особом отступлении Н. К. Михайловского в статье „Буря в стакане педагогической воды“ (из серии „Записки профана“), напечатанной в том же январском номере „Отечественных записок“, что и первые главы „Подростка“. Критик заявляет здесь, что „Отечественные записки“, как и всякий другой журнал, не могут, разумеется, брать на себя полную ответственность за все в них печатаемое. Причина в том, что журнал издается в очень неблагоприятных условиях. С одной стороны, цензурные притеснения, с другой — недостаток материала, который бы отвечал требованиям редакции. Однако и направление мысли автора все же не может „опускаться из виду“. „Например, с этой же книжки «Отечественных записок» начинается печатание романа г. Достоевского «Подросток». В нем читатель найдет <…> сцену у Дергачева, где молодые люди ведут какой-то странный политический разговор. В сцене есть некоторые подробности, весьма напоминающие недавнее дело (например, присутствие в обществе молодого крестьянина, слова: „надо жить по закону природы и правды“ и т. п.).[268] Я уже говорил однажды, именно по поводу «Бесов», о странной и прискорбной мании г. Достоевского делать из преступных деяний молодых людей, немедленно после их раскрытия, исследования и наказания, тему для своих романов.[269] Повторять все это тяжело и не нужно. Скажу только, что редакция «Отечественных записок» в общем разделяет мой взгляд на манию г. Достоевского. И тем не менее «Подросток» печатается в «Отечественных записках». Почему? Во-первых, потому, что г. Достоевский есть один из наших талантливейших беллетристов, во-вторых, потому, что сцена у Дергачева со всеми ее подробностями имеет чисто эпизодический характер".[270] Как отметил А. С. Долинин, смысл этих слов заключается в том, что Достоевский „стоит того, чтобы за него бороться, предоставив ему возможность не быть столь связанным с «Русским вестником» Каткова“.[271] И все-таки редакция „Отечественных записок“, публикуя роман, ждала не меньше, чем Достоевский, печатных выпадов и обвинений. И они не заставили себя ждать.
- Вор Валет и командующий Прибалтийским военным округом (СИ) - Сокольников Борис - Современная проза
- Записки из подполья (сборник) - Федор Достоевский - Русская классическая проза
- Великая тайна денег. Подлинная история финансового рабства - Игорь Прокопенко - Банковское дело
- Увидеть лицо - Мария Барышева - Ужасы и Мистика
- Том 13. Дневник писателя 1876 - Федор Михайлович Достоевский - Русская классическая проза