Детство Тёмы (Семейная хроника - 1) - Николай Гарин-Михайловский
- Дата:26.09.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Детство Тёмы (Семейная хроника - 1)
- Автор: Николай Гарин-Михайловский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Августич бросился в коридор. Дети испуганно стихли.
- Ничего, ничего, это пройдет, - тоскливо шептали побелевшие губы учителя.
В классе воцарилась мертвая тишина. Учитель точно застыл, наклонившись и едва держась рукой за край стола. Весь класс замер в неподвижных позах, и только бумажные черти, подвешенные к потолку и приводимые в движение сквозняком, тянувшим из отворенной в коридор двери, медленно и беззвучно раскачивались над головой больного.
- Пожалуйста... - тоскливо обратился учитель к вошедшему Ивану Ивановичу. - Я немножко болен. Пожалуйста, помогайте мне.
И учитель с помощью надзирателя, грузно опершись на его руку, медленно и тихо потащился из класса.
Последний урок был Томылина - учителя естественной истории.
Ученики свободно и непринужденно встретили входившего средних лет, представительного, полного учителя.
Он шел и легко, красиво нес в своих руках фигуры разных зверей. Положив их на стол, он вынул чистый, белый платок, смахнул им пыль с рукавов своего, безукоризненно сидевшего на нем, синего фрака и вытер руки. Еще на ходу, окинув весело класс, он бросил свое обычное, как будто небрежное:
- Здравствуйте, дети!
Но это "здравствуйте, дети!" током пробежало по детским сердцам и заставило их весело встрепенуться.
Сделав перекличку, учитель поднял голову и проговорил:
- Я принес вам, дети, прекрасный экземпляр чучела очковой змеи.
Учитель взял коробку и осторожно вынул змею. Он высоко поднял руку, и ученики приподнялись, с напряжением всматриваясь в страшную змею с большими желтыми, точно в очках, глазами.
- Очковая змея, - проговорил учитель, - ядовита. Укус ее смертелен. Яд помещается, так же как и у других ядовитых змей, в голове, возле зубов.
Томылин нажал пружинку, и змея открыла рот.
- Просунь осторожно палец, - сказал Томылин, обращаясь к Августичу. Не бойся...
Когда Августич просунул палец, Томылин отпустил пружину, и змея снова закрыла рот.
Августич нервно отдернул палец. Все и Томылин рассмеялись.
- Ты видишь на своем пальце черные полоски: это безвредная, простая жидкость, заменяющая собою яд. Теперь смотри, как этот яд из головы проходит в зубы змеи.
Учитель поднял часть кожи на голове змеи, и Августич через стеклянный череп увидел возле зубов маленькое черное пятнышко с тоненькими ниточками, исчезавшими в зубах.
Ученики вскочили с своих мест и наперебой спешили заглянуть в аппарат.
- Не теснитесь, всем покажу, - произнес Томылин.
Когда осмотр кончился и класс снова пришел в порядок, Томылин заговорил:
- Дети, сегодня эта дверь затворилась, и, может быть, навсегда, за вашим учителем, потому что Борис Борисович страдает тяжелой, неизлечимой болезнью. Там, за этой дверью, ждут его пять бедных, не способных зарабатывать себе хлеб женщин, которые без него останутся без куска хлеба...
Учитель замолчал, прошелся по классу и проговорил:
- Ну, начнем. Тёма, отвечай!
Тёма, всегда добросовестно учивший естественную историю, но этот раз не знал урока, потому что, по расписанию, Томылин должен был в этот урок рассказывать.
Тёма сгорел со стыда, прежде чем открыл рот. Когда он окончил, Томылин, огорченный, не то спросил, не то сказал:
- Не выучил?
Тёма сел и расплакался.
Томылин вызвал другого, третьего и, казалось, забыл о Тёме.
Тёма перестал плакать и угрюмо-сконфуженно сидел, облокотившись на локоть. В нем шевелилось злое чувство и на себя, и на весь класс свидетелей его слез, - и на Томылина. И он еще угрюмее сдвигал брови.
- К следующему классу выучишь урок? - спросил вдруг, мимоходом, Томылин, по обыкновению положив руку на волосы Тёмы и слегка поднимая его голову.
Тёма нехотя поднял глаза, но встретил такой приветливый, ласковый взгляд учителя, взгляд, проникший в самую глубь его души, что сердце Тёмы екнуло, и он быстро ответил:
- Выучу.
- Отчего ты на сегодня не выучил?
- Я думал, что вы будете рассказывать.
- Ну, выучи, я еще раз спрошу.
Последний урок кончился. Ученики толпами валят на улицу.
Тёма заходит за Зиной, и они оба идут пешком домой.
Зина весела. Она получила пять и вдобавок несет матери целый ворох самых интересных, самых свежих новостей.
- Спрашивали? - обращается она к Тёме. - Сколько?
- Тебе какое дело?
- А мне пять, - говорит Зина.
- Ваша пятерка меньше нашей тройки, - отвечает Тёма презрительно.
- Поче-е-му?
- А потому, что вы девочки, а учителя больше любят девочек, - говорит авторитетно Тёма.
- Какие глупости!
- Вот тебе и глупости.
За обедом Зина ест с аппетитом и говорит, говорит. Тёма ест лениво, молчит и равнодушно-устало слушает Зину. К общему обеду они опоздали. В столовой тем не менее, кроме отца, все налицо. Мать сидит, облокотившись на стол, и любуется своей смуглой, раскрасневшейся дочкой. Переведя глаза на сына, мать тоскливо говорит:
- Ты совсем зеленый стал... Отчего ты ничего не ешь?
- Мама, оттого, что он всегда на свои деньги сласти покупает.
- Неправда, - отвечает Тёма, пораженный сообразительностью Зины.
- Ну да, неправда.
- Я поеду и попрошу директора, чтоб он устроил для желающих завтраки, говорит мать.
Тёме представляется фигура матери с ее странным проектом и сдержанная, стройная фигура директора. От одной мысли ему делается неловко за мать, и он торопится предупредить ее, говоря совершенно естественно:
- Одна мать уже приезжала, и директор не согласился.
После обеда Тёма идет в сад, где ветер уныло качает обнаженные деревья, сквозь которые видны все заборы сада, и кажется Тёме, что меньше как будто стал сад. Из сада Тёма идет к Иоське, который в теплой, грязной кухне, сидя где-нибудь в уголке и распустив свои толстые губы, возится над чем-то. Тёма идет на наемный двор, пробирается между кучами и ищет глазами ватагу. Но уже нет прежних приятелей. И Гераська, и Яшка, и Колька - все они за работой. Гераська - за верстаком. Яшка и Колька - ушли в город помогать родителям.
У забора копошатся остатки ватаги. Много новых, всё маленькие: красные, в лохмотьях, посиневшие от холода, усердно потягивают носом и с любопытством смотрят на чужого им Тёму. Знакомая пуговка блестит на воздухе, но нет уже больше ее веселых хозяев. Тёма любовно, тоскливо узнает и всматривается в эту, пережившую своих хозяев, пуговку, и еще дороже она ему. Какие-то обрывки неясных, грустных и сладких мыслей - как этот замирающий день, здесь холодный и неприветливый, а там, между туч, в том кусочке догорающего неба, охватывающий мальчика жгучим сожалением, - толпятся в голове Тёмы и не хотят, и мешают, и не пускают на свободу где-то там, глубоко в голове или в сердце как будто сидящую отчетливую мысль.
- Тёмочка, зайдите на часок ко мне, - выскакивает, увидев в окно Тёму, Кейзеровна.
Тёма входит в теплую, чистую избу, вдыхает в себя знакомый запах глины с навозом, которой заботливая хозяйка смазывает пол и печку, скользит глазами по желтому чистому полу, белым стенам, маленьким занавесочкам, потемневшему лицу рыхлой Кейзеровны и ждет.
- Тёмочка, кто у вас учитель немецкого языка?
- Борис Борисович, - отвечает Тёма.
- Вы знаете, Тёмочка, у Бориса Борисовича моя сестра в услужении.
Тёма ласково, осторожно говорит:
- Он сегодня немножко заболел.
- Заболел? Чем заболел? - встрепенулась Кейзеровна.
- У него голова заболела, он не докончил урока.
- Голова? - И Кейзеровна делает большие глаза, и губы ее собираются в маленький, тесный кружок. - Ох, Тёмочка, сестре они больше тридцати рублей должны. Надо идтить.
Тёма слышит тревожную, тоскливую нотку в этом "идтить", и эта тревога передается и охватывает его.
В его воображении рисуется больной учитель и пять старых женщин, которых Тёма никогда не видал, но которые вдруг, как живые, встали перед ним: вот горбатая, морщинистая старуха - это тетка; вот слепая, с длинными седыми волосами - мать.
- Кейзеровна, у матери учителя бельма на глазах?
- Нет.
- Они бедные?
- Бедные, Тёмочка! Не дай бог его смерти, хуже моего им будет.
- Что ж они будут делать?
- А уж и не знаю... Старуху и тетку, может, в богадельню возьмут... пастор устроит, а жена и дочери - хоть милостыньку на улице иди просить.
- Милостыньку? - переспрашивает Тёма, и его глаза широко раскрываются.
- Милостыньку, Тёмочка. Вот когда вырастете, будете ехать в карете и дадите им копеечку...
- Я рубль дам.
- Что бросите, за все господь заплатит. Бедному человеку подать, все равно что господа встретить... и удача всегда во всем будет. Ну, Тёмочка, я пойду.
Тёма неохотно встает. Ему хочется расспросить и об учителе еще, и об этих женщинах, которые обречены на милостыньку. Мысли его толпятся около этой милостыньки, которая представляется ему неизбежным выходом.
Придя домой, он утомленно садится на диван возле матери и говорит:
- Знаешь, мама, Борис Борисович заболел... Кейзеровны сестра у них служит. Я ей сказал, что он заболел... Знаешь, мама, если он умрет, его мать и тетку в богадельню возьмут, а жена и две дочки пойдут милостыню просить.
- На практике - Николай Гарин-Михайловский - Проза
- Комментарии к «Бесам» - Николай Михайловский - Русская классическая проза
- Куль хлеба и его похождения - С. Максимов - Культурология
- У нас в саду жулики (сборник) - Анатолий Михайлов - Русская современная проза
- Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем - Натали Голдберг - Бизнес