Рефлексия - Татьяна Алферова
- Дата:18.07.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Рефлексия
- Автор: Татьяна Алферова
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Диван недолго простаивал в отсутствии хозяина, хозяйка приняла вахту, свернулась калачиком, натянула на ноги край пледа.
— Так вся жизнь пройдет. Уже никогда ничего не случится со мной: ни чудесного, ни страшного, — подумала Алла, погружаясь в состояние между сном и бодрствованием. Темное плотное пространство с плавающими светящимися кругами окружило ее, пластично вытягиваясь в коридор с оплывающими стенами. Несколько лет тому назад Алла видела нечто подобное, когда лежала с высокой температурой. Она не верила, что это обычный грипп, температура держалась целую неделю, Алла бредила, боялась умереть и в полубреду договорилась с мужем до того, о чем после было стыдно и смешно вспоминать. Почему-то она решила, что если здесь, в этой жизни, условиться с близкими о встрече там никто не знает, что там, возможно, потому что никому не приходит в голову договориться о встрече здесь, — то встреча обязательно состоится, надо только четко договориться о месте. Тогда умерший первым сможет встретить и сопроводить уходящего позже. Есть же там какой-нибудь вокзал, где оказываются новенькие. Пусть не вокзал, но нечто подобное. А если таких пунктов несколько, встречаться, допустим, в самом первом, или крайнем справа, или пусть прибывший сидит у входа, а встречающий методично обойдет все вокзалы один за другим.
В коридоре появилась тень, не мнимая, достаточно плотная, но такая же мягкая и меняющаяся, как все вокруг, приблизилась, задрожала. Алла поняла, что сейчас ей покажут совсем особенный сон. Кто покажет — неясно, но присутствие чужой воли, навязывающей действие, вернее, бездействие, ощутила еще на кухне, когда разбилась чашка. Алла полетела за тенью, двигая руками и ногами, как при плавании неправильным брассом. Как обычно бывает во сне, летать оказалось довольно просто, но скоро Алла почувствовала некоторую усталость. Плавала она неважно, тоже быстро уставала. Плотное пространство разжижалось, стало прозрачным, как воздух в солнечный день, но здесь источник света находился не вне, а как бы в самом воздухе. Алла, вслед за тенью, миновала и этот участок, не понимая, куда они летят: вверх или вперед. Летели, очевидно, вверх, потому что когда измученная Алла подумала, что больше не в состоянии двигаться, тень внезапно остановилась, и они оказались в серой дымке, заполненной такими же тенями, а светлое пространство осталось внизу, под ними. Все, что там происходило, было отлично видно, причем оказалось, что наблюдать можно за всем сразу, а если хотелось рассмотреть отдельный участок, стоило взглянуть пристальней, и картинка, не увеличиваясь в размерах, проявлялась до мельчайших деталей. Больше всего это было похоже на громадный улей с сотами, расположенными по бесконечной спирали. Непрерывное движение вокруг сот создавало второй контур, увеличивая размер спирали, размывая границы ближе к краям. Улей дышал, двигался безостановочно и совершенно беззвучно. Прежде чем разглядеть то, что отсюда казалось сотами, Алла уже поняла, что увидит. Каждая ячейка представляла собой подобие вокзала. Тысячи теней толкались под высокими сводами, прибывая и прибывая, но сколько Алла ни вглядывалась, ни одна из теней вокзала ни покидала. Поезда отменили, дорогу разобрали? Нет, паники не наблюдалось, прибывающие тени не увеличивали суеты, суета оставалась та же, движение внутри вокзала не менялось. Из множества беспорядочных ритмов складывался один четкий, подобный перестуку маятника, но беззвучный. И тут же Алла увидела себя, дремлющую на диване под пледом. Различные картинки существовали в восприятии параллельно и естественно, не сопоставляясь одна с другой.
— Наверное, такие видения считаются озарением, что-то подобное испытывали мистики, — подумала Алла, удивилась, что может оценивать свое состояние сквозь сон и поняла, что не спит, а смотрит на стену противоположную дивану, и узор обоев сквозь прищуренные глаза сливается, превращаясь в бесконечную спираль.
Алла решила, что надо немедленно встать и продолжить дела на кухне, но вместо этого уставилась в окно, бессмысленно наблюдая, как в косых снежных штрихах раскачивается голый тополь с изуродованными ветками. Тополь рассказывал о смерти, о том, что она никогда не приходит сразу, а проникает внутрь постепенно, по частям. Можно прочитать о ней в книге, невзначай подумать или, допустим, услышать по радио реквием, — и ты уже увеличишь, взрастишь ее в себе, репетируя во сне или оцепенелой неподвижности, наподобие той, что охватила Аллу. Тополь говорил, что смерть никогда не повторяется, не бывает одинаковой. Старуха с косой — это чушь, случайная выдумка, каприз. Смерть может оборотиться очаровательной четырехлетней девочкой с льняными кудряшками, играющей в тазу с полосатым окуньком, выловленным добросердечными родителями, ласково перебирающей его красные плавнички, сдавливающей маленькими пальчиками нежную жаберную бахрому, пока рыбка не перевернется, являя скучающему солнцу желтый беззащитный бок насовсем.
Алла попыталась противится накатывающей меланхолии, принялась прикидывать, что же такого плохого, помимо полусна с вокзалами, случилось с ней сегодня, или в последнее время, откуда взялась непонятная апатия. Даже нового платья ей не хочется, почему? В прежние годы Алла обожала мысленно обмениваться нарядами со встреченными на улице женщинами: вот с этой бы поменялась целиком, а вот с этой — только сапогами. Игра забыта, нарядов вовсе не хочется. Тем более странно, что мама Аллы до сих пор не утратила азарта в поисках все новых и новых фасонов, нового стиля, несмотря на свой возраст. В молодости новое платье обещало изменение во всем, изменение отношения к хозяйке, любовь — от людей, от жизни следовало чего-то ждать. В молодости Алле хотелось испытать всевозможные трудности, самые, самые страшные: голод, безденежье, ну, что там еще может быть? Она представляла себе, как легко справлялась бы с их грузом, как поддерживала бы своих близких шутками, собственной изобретательностью. Позже выяснилось, что в лишениях нет ничего привлекательного. Тот год, когда Алик уволился с работы и не научился достаточно зарабатывать, Алла до сих пор не может вспоминать без содрогания, хоть и не пришлось отказывать себе во всем, но питались они неважно, за квартиру задолжали, и Алла пешком ходила до метро из экономии, а не для моциона. Впрочем, нынешнее положение вещей, когда нельзя сделать такой ремонт, как хочется, есть деньги на кафель, но их не хватит на хорошего мастера, Алла воспринимала как самые подлинные истинные лишения. И распространеннейший миф о капризных избалованных девицах, которым хватает силы духа в трудную минуту, обо всех этих прачках-королевах, барышнях-крестьянках, народоволках-просветительницах казался Алле вредоносной вопиющей глупостью. Ждать, что будущее избавит от унылой действительности, все равно, что лет двадцать дожидаться сказочного принца. Ну, появится он, в конце концов, а зачем? Жизнь-то почти прожита. Собственные тридцать шесть лет представлялись Алле едва ли не старостью.
Ветер за окном внезапно утих, тополь успокоился, лишь слегка поводил лапами. Алла, наконец, уснула, не дожидаясь возвращения мужа от Валеры.
Алик. Четверг.Расплатившись за бутылку водки, Алик в последний момент передумал и прикупил еще шампанского, чтобы отпраздновать свое унижение. Валера открыл ему дверь, окинул взглядом трагическое лицо друга и захохотал неудержимо и грубо.
— Ну, ты даешь! Эк тебя разобрало! — еле переводя дух от смеха, вымолвил он, толкая Алика к дивану, на котором томно возлежала Вика. — Ну что, вздрогнем? Сейчас, дети мои, я вас научу всему.
Вика неожиданно принялась икать, что вызвало еще больший смех у Валеры.
— Сейчас мы тебя поправим, давай, Алище, дефлорируй флаконы.
Алик смотрел с явным замешательством на красную потную Вику, на деятельного Валеру, и унижение отступало, а после шампанского прошло вовсе. Смех, всеразрушающий смех делал свое дело. Не существует на свете ничего, с чем смех не справился бы. Используя подручные материалы, иронию или сарказм, он способен уничтожить любую эмоцию, он вытащит из пропасти между долгом и желанием и засунет смеющегося в дыру между холодильником и столом. Он разрушит сюжет, развенчает красоту и дезавуирует оскорбление. Он отнимет лавры у победителя и вознесет побежденного на недосягаемую высоту насмешки, он вернет достоинство оклеветанному, проткнет пафос, как воздушный шарик, и приведет любовь к заурядно-бытовому знаменателю. Он вылечит доверившегося ему больного и убьет физическое влечение у трепетного возлюбленного. Он гол и всесилен, как те, античные боги, что ходили по земле среди смертных, совокупляясь с ними, зачиная героев и чудовищ. Он прекрасно и беспощадно равнодушен.
Алик засмеялся. Какая разница, что произошло в его отсутствие, это всего лишь повод, чтобы повеселиться. Но Алик ошибался, и Валера его поправил. Повеселиться можно по-разному, лучше всего продолжать уже начатое, раз так хорошо пошло. Все, что прежде казалось Алику немыслимым, что он позволял себе только в воображении и только с чужими людьми, осуществилось здесь легко и незамысловато, по крайней мере, по началу.
- Самоучитель по танцу живота - Кейли Туран - Хобби и ремесла
- Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия - Андрей Иванович Угланов - Альтернативная история
- Детектив перед сном - Петер Аддамс - Классический детектив
- Тьерри Янсен - Испытание болезнью: как пережить рак груди - Тьерри Янсен - Публицистика
- Словарь христианских образов сновидений - Коллектив авторов - Религиоведение