Русь (Часть 3) - Пантелеймон Романов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Русь (Часть 3)
- Автор: Пантелеймон Романов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом сел за чтение. Но через пять минут ему пришла мысль, что нужно сказать Настасье, чтобы она никого не пускала к нему.
- Это раньше надо было делать! - сказал Митенька. - Сядь и сиди! Что за окаянная спо-собность, как только нужно заняться определенным делом, так и приспичит что-нибудь.
И правда, едва он усадил себя в кресло, как уже глаза его заметили в комнате беспорядок, и он подумал о том, что нужно бы убрать.
- Нет, не нужно! - крикнул он.
- Но я не могу заниматься, меня раздражает грязь, - сказал он, сделав движение вскочить куда-то.
- Нет, можешь. Внешнее не должно иметь никакого значения. Самое главное уничтожить в себе этот недостаток разбросанности и добиться высшей способности самоуправления, - сказал Митенька Воейков.
Теперь, когда он взял дело управления в свои руки, поражало, какая масса открылась в нем, в его характере свойств, подлежащих исправлению, какая открывалась работа перестройки само-го себя, сотворения нового человека. Но в то же время приятно было, что эта задача громадна.
И теперь он видел ясно, что, стоит только неуклонно и систематически (несмотря на про-тивность этого слова) идти в намеченном направлении - и он сделает великое дело. И не на себя одного подействует так, а и на окружающих. Никого не насиловать, не кричать, не жалова-ться на мужиков, например. И они перестанут смотреть на него как на помещика и воровать у него. У них заговорит совесть. И они переменятся не под влиянием внешних причин, а внут-ренних.
XVIII
Когда выяснилось, что помещик Дмитрий Ильич никуда не едет и остается дома, на мужи-ков эта неожиданность подействовала с двух сторон: во-первых, было стыдно и неловко, что обобрали человека, в надежде, что ему самому не нужно, раз он уезжает. И теперь было совестно на свет божий смотреть, когда видели, как он ходит по двору и иногда останавливается перед растащенными наполовину дровами.
Во-вторых, было обидно, что раз он не уезжает - значит, нельзя будет продолжать таскать, как прежде.
А потом Федор, встретившись с Воейковым, поспешил рассказать ему, - как он всегда спешил рассказать что-нибудь приятное для собеседника, - что мужиков совесть замучила, не знают, как ему в глаза смотреть, думали, он уезжает, и растащили столько добра.
- Скажи мужичкам, что я и не думаю сердиться на них, - сказал Митенька, чувствуя про-бежавший по спине холодок, как всегда бывало от сильного восторженного волнения. - Я рад, что они сами это почувствовали.
- Да, господи, как же нет-то, нешто мы звери бесчувственные? - говорил Федор. - Конечно, иной раз не без греха, а совесть-то показывает.
- Вот именно совесть, наше внутреннее. Иные думают, что нужно действовать только внешними, репрессивными мерами, а это-то как раз и не действует.
- Нипочем...
- А то ты мне плохо сделал, а я смолчу, потому что, может быть, я против тебя еще боль-ше виноват.
- Вот, вот, - говорил Федор, а за ним кто-нибудь еще, подойдя к беседовавшим.
- Разве я не чувствую свою несправедливость! - говорил помещик, ощущая в себе потре-бность сказать что-то такое, что указывало бы еще более на его полную беззлобность, бескорыс-тное и безграничное расположение вплоть до готовности на жертву. - Ты думаешь, мне при-ятно сознавать, что я и все мы живем в довольстве, в большом доме, а вы бог знает где там жметесь?
- Да это, что там, каждому свое место, - говорили мужики, - что хаму в хоромы лезть!
- Вы не хамы, а люди, и своей чистой душой стоите выше нас. Мне стыдно видеть, - говорил Митенька возбужденно, почти с дрожью в голосе, - сидим у вас, тружеников, на шее, не даем вам...
- Что вы, господь с вами, да мы и так премного благодарны, - говорили мужички. - Мы ведь вас вот с каких лет знаем. Таких людей с огнем не отыщешь.
- Я только и живу вашими интересами, - сказал Митенька и добавил взволнованно: - Нынешний день - самый счастливый в моей жизни.
И первое время после этого разговора, едва только чей-нибудь теленок заскакивал на поме-щичью землю, как сейчас же десяток человек бежали его сгонять.
Но потом, когда размягченный подъем великодушия и самоотречения прошел, за телятами бегать надоело; и они, проторив через разломанный плетень дорогу, с утра направлялись в поме-щичий сад. За ними открыли кампанию и ребятишки. Целыми днями, когда полуденный зной томил землю и все живое засыпало, они без шапок бродили под яблонями среди скошенного сада, что-то отыскивая в траве, или, высматривая на деревьях яблоки, сбивали их палками и камнями.
Потом Захар Алексеич, - по своей старости и привычке смотреть больше вниз, - не дог-лядел и попался помещику, когда подбирал в его лесу валежник на топливо. Но Дмитрий Ильич, увидев это, даже не закричал на него, а, проходя, - нарочно дружески спокойным тоном, но с холодком внутреннего восторга от сознания необычности таких добрых отношений между людьми, спросил:
- Печку, что ли, топить нечем?
Он сказал и ждал, что Захар Алексеич, увидев, кто перед ним стоит, бросится, сорвав с головы свою овчинную шапку, просить прощения, и тут Дмитрий Ильич поднимет его своими руками, успокоит и даже поможет ему взвалить на спину дрова.
Но Захар Алексеич, не сразу и не спеша повернув свое заросшее бородой лицо, не бросился никуда.
- Да, хлеб старухе ставить надо, - спокойно сказал он, стянув с головы шапку, чтобы по-чесать в своих спутанных волосах. - Я тут валежник у вас подбираю, кучи-то не буду трогать, - прибавил он и, не дожидаясь, что скажет на это барин, стал увязывать дрова в вязанку, нада-вив на них коленом.
И то, что он не испугался, не заторопился, а делал это с таким видом, как будто он пришел в свой собственный лес, отозвалось в Дмитрии Ильиче как обида и разочарование. И в таком состоянии руки уже не поднялись помочь взвалить вязанку.
Когда на деревне узнали об этом случае с дровами, то улегшийся было взрыв добрых чувств подогрелся опять.
И решили, что раз барин не ругается за валежник, то его можно брать, только чтобы хво-рост из куч не трогали.
А потом хозяин наткнулся на кузнеца, который таскал уже не хворост, а колотые дрова. И опять хозяин не накричал, не пригрозил судом, только очень просил колотых дров, сложенных в казаки, не трогать. Хворост из куч можно, а дрова из казаков просил, пожалуйста, не брать.
И опять взрыв добрых чувств к помещику поднялся еще на большую высоту, только Захар не удержался и сказал:
- А все-таки, что получше, то мне, а что похуже, то тебе: кучи с корявым хворостом получай, а казаки с хорошими дровами не тронь.
При этом даже Федор при всей своей кротости и доброжелательности ко всякому человеку, который перед ним находится в данный момент, не удержался и молча с негодованием плюнул.
Решили, что ежели кому дрова нужны, то чтобы из куч брали сколько угодно, а из казаков бы не трогали.
- А ежели хлебы печь? - спросил вдруг Захар Алексеич, почесывая плечо. - Старуха прошлый раз измучилась с этим хворостом.
Несколько времени все молчали.
- А что он за казаки-то не очень ругался? - спросил кто-то у кузнеца.
- Совсем не ругался, даже, можно сказать, вовсе ничего; только честью просил.
Тогда решили, что если кому уж очень нужны будут дрова, то чтобы из казаков брали, - и то потихоньку, не нахально, - а свежих деревьев бы не резали.
- Ну, вот что сказал! - закричали сразу со всех сторон. - Что мы, оголтелые, что ли, - станем деревья резать! Ежели из казака взять, кому по нужде, это дело другое, из казака отчего не взять?
- На хворосте хлебы дюже плохо ставить, - сказал опять, как бы извиняясь и почесывая в спутанных волосах, Захар Алексеич.
И каждый раз, когда кто-нибудь переходил дозволенную общественной совестью черту и при этом видели, что помещик относится к этому терпимо, большею частью совестливо стараясь делать вид, что не замечает нарушения его прав, то постепенно стали привыкать. И уж не расска-зывали, как прежде, каждый раз про доброту Дмитрия Ильича.
А когда какой-нибудь мужичок, шедший через сад, где они уже успели проложить торную дорогу, чтобы не обходить кругом на свое поле, натыкался на барина в то время, когда приоста-навливался набрать за пазуху яблочков, - то барин, сделав вид, что ничего не заметил, заводил разговор, чтобы не проходить мимо молча, потому что иначе мужик может подумать, что хозяин заметил.
Говорил он всегда почему-то так, как будто не он был образованный и знающий человек, а тот мужичок, с которым он говорил. И даже как будто робел перед мужичком и не ему говорил, не его поучал, а с радостью и волнением слушал, что тот скажет.
Говорил он больше о душе или о чем-нибудь похожем на это, так как ему казалось недос-тойным говорить с народом о пустяках. Мужичок, сунув последнее яблоко в карман, сейчас же попадал в тон, говоря:
- Да как же, господи, душа - первое дело! Душу запачкать - хуже всего, потому гос-подь-то все насквозь видит.
- Вот это главное, чтобы овладеть этой своей душой, - говорил помещик, - потому что здесь мы только можем что-то сделать, а сделать нужно то, чтобы она была все лучше и лучше.
- Посланник Ада (СИ) - NikL - Фэнтези
- Формирование технологии разработки и принятия предпринимательских решений - Д. Кенина - Управление, подбор персонала
- Как часовой механизм - Эва Нова - Разная фантастика / Юмористическая проза
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая