Коза-дереза - Виктор Шавырин
- Дата:17.10.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Коза-дереза
- Автор: Виктор Шавырин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Куском попрекает, - жаловалась Слепушка на компаньонку. - Ай, я много съем? Что же, я, виноватая, что меня Господь никак не приберет? Молодые вон помирают, а я... ай согрешила в чем...
Потом она стала осторожно расспрашивать Партизана насчет Васенки: работает ли, все ли спокойно, сажали ли в этом году картошку и кто помогал: соседи или еще кто. Но развязать язык Партизану было невозможно, а бабка оказалась неискусной в этом деле, уж как наши бабы любили выпытывать у маленьких: и не бьет ли папка мамку, и что мамка в печке варила, и откуда ночью солому привезли, и давно ли гнали самогонку, - как ни владели этим искусством, как ни умели без мыла влезть во что угодно, - но и тут Партизан держался что надо. И не Слепушке было разговаривать с ним, с дипломатом этим. Соврать он мог, а правды от него даже я - лучший друг с пяти до двенадцати лет - не слышал.
Что же касается козы, принадлежавшей этим бабкам: а точнее, той бабке, что выглядела помоложе, - то коза выделялась среди своих товарок черной шерстью и задорным видом. Черт, а не коза! Она верховодила в стаде. Зато уж и любили мы при случае задеть ее не кнутом, так палкой - за независимый вид. Коз вообще не жаловали. Про владельцев коров я уж не говорю - те относились к козам явно враждебно. Но и мы, козопасы, оберегая своих животов, все же недолюбливали соседских, инстинктивно чувствуя в них что-то дьявольское, пришлое и недостойное уважения.
Не ставлю задачей описание всех козовладельцев деревни. Скажу только, что их было много. Во время переписи скота мать, сев за толстый разграфленный журнал, наставила в соответствующих столбиках много-много палочек! Правда, по окончании работы она заметила, что перепутала столбики: козоматок и козлов полагалось фиксировать отдельно, она же, грешным делом, засветила все козье племя в одну графу: козлы . И чуть инфаркт ее не хватил, уж не знаю, как выпуталась. Но то детали. Говорю: много было владельцев коз, я же в состоянии описать только самых запомнившихся или замечательных.
Образцом неразрывного симбиоза человека и козы для меня остается Маша-монашка со своей пестрой катькой.
Маша, дочь бедных родителей, девкой была отдана в монастырь, где и получила оторванное от жизни воспитание. Когда, после закрытия монастыря, ей пришлось вернуться в мир, она стала жить затворницей в своей мрачной избе, до окон заросшей крапивой. Ее почти никто никогда не видел, потому что и козу-то Маша не гоняла е стадо, а пасла в бурьяне на бывшем огороде, где рвала потихоньку траву на зиму. Правда, Маша ходила, в магазин за хлебом, но это случалось редко. Она имела привычку накупать хлеба сразу на две недели вперед в рассуждении, что черствого меньше съешь.
В монастыре Маша научилась шить, но плохо. Пере-пенденчик с собачьим воротником - его она сшила мне по спец заказу - нещадно резал шею. Помню, во время примерки, я удивлялся висевшей в избе большой иконе; матери, как культработнику, икон не полагалось, и удивлялся еще смирной и молчаливой козе, тихо обретавшейся за печкой. И еще одним поражала Маша - своей головой, закутанной в дюжину платков и напоминавшей большой горшок.
С такой головой, покрытой еще длинной серой шалью, она иной раз стояла на огороде, испуганно косясь на редких прохожих и виновато улыбаясь улыбкой тех бабок, что не верят в свое право жить на свете.
И как же я поразился, когда Маша, не отходившая от своей избы даже на сто шагов, пришла к нам домой! Я открыл дверь на нервный стук и даже растерялся. Маша была невменяема, она только повторяла, что ее побил милиционер Бергамотов, а за что
- этого я не смог разобрать. Но только она требовала, чтобы ее, так сказать, приняла мать.
- А мать-то зачем? - спросил я испуганно. Маша же повторяла, захлебываясь:
- Она депутат! Она депутат!
Откуда она знала это слово - не могу понять. И так как мать как раз ушла на ферму развешивать лозунги, то, что я по малолетству мог посоветовать этой бабке? Заливаясь, она пошла назад к своей козе коротать жизнь. Из-за козы, как потом оказалось, и случилась неприятность - та зашла во владения Бергамотова.
По козе и узнали о Машиной смерти: катька так блеяла от голода и печали, что соседи решили проверить, не померла ли Маша и, сорвав внутренний запор, убедились, что, в самом деле, померла. Должно быть, она ушла с этого света в голубой небесный монастырь, где по одну руку Бога собраны овцы, а по другую - козлы.
Не угодив никому на свете, Маша надеялась угодить Отцу небесному, не подозревая, что вместо Него есть космос, за который воспитавшие ее попы еще в давние времена сожгли Джордано Бруно. Тем более она не подозревала о наших намерениях летать в этом космосе, то есть прямо там, где, по ее расчетам, помещался небесный престол. Поэтому следовало бы сказать, что Маша только хотела уйти в голубой монастырь, на самом же деле ушла в никуда. Но пусть будет монастырь! Я не могу вообразить себе ничто. И тем более в итоге. Этого же ни один бухгалтер не примет: стоят столбцом годы, козы, труды и дни, стоит знак плюс, внизу черта, а под чертой - нуль. Дикая бухгалтерия!
Но не счастлив ли каждый, кто жил на земле? Как подумаешь, сколько народу вообще не родилось, так решишь, что судьба отнесла нас к избранному счастливейшему меньшинству. Баловни вселенной, о чем мы плачем, уходя из мира? Неисчислимые тени, толпящиеся вокруг, вовсе не попали в него. Повезло Маше, повезло ее козе - они жили-были. Теперь уж, правда, о них не помнят.
Но истинным фанатиком козы был блаженный Федя, трудолюбивый и ласковый дурачок, ортодоксальный приверженец личной собственности и натурального хозяйства. Для него не существовало ничего вне связи с козьим промыслом и, должно быть, он верил, что и солнце всходит лишь для того, чтобы указать его козам светлый путь на ближайший выгон. Ни о чем и ни о ком другом Федя балакать не умел, но как мило, с какой нежной заботой он говорил о козах!
Иду я в школу, хлопая резиновыми опорками, - он ласково окликает из-за плетня:
- За козой?
Давно привыкнув к таким странностям, я говорю, что за козой.
- У вас одна, две?
- Одна...
Тащу ли я кирпич или потерянную самосвалом доску, он интересуется:
- Для козы?
- Для козы.
- Одна, две?
- Одна...
фанатизм Феди простирался до пределов потусторонних, то есть очень далеких от практических нужд колхозного крестьянства. Стоит в магазине очередь, ждет, когда возчик с продавщицей перетаскают из саней и пересчитают буханки хлеба, рассусоливает о праздном вопросе: о приезде в нашу страну иностранного гостя. В то время это было еще нечастым явлением и вызывало самые противоречивые толки. Кто рассуждает, что теперь фиников будет много, кто, наоборот, недоволен:
- Приехал, да еще, должно, с супругой ... Небось, на неделю... Корми их!
- Это ничего, - откликается третий, - войны бы вот не было... Может, договорятся...
И весь магазин вздыхает - даже мы, послевоенные баловни. А Федя, улавливая и перерабатывая неспешным умом, толки и кривотолки, удивляется:
- С женой приехал? А кто же его козу доить будет? И так переживает, что его начинают утешать:
- Что ты о нем заботишься? У них, буржуев, небось, прислуга.
- А может, у него не коза, а корова, - добавляет кто-нибудь примирительно. К. коровам Федя равнодушен. Он замолкает, да и разговор переходит в другое русло: говорят, что иностранцы почти не едят хлеба, что на тоненький ломоть они намазывают воот столько масла!
Благодаря слабому уму Федя был самым добрым человеком в деревне. Если бы в газеты и на доски почета помещали не за производственные показатели, а за доброе сердце, то ходить бы ему всю жизнь в лучших людях села! Он ни разу меня не обидел, он разговаривал с маленькими как с большими, он даже коз любил, и они у него были веселые и кубастенькие. Он не работал в колхозе и поэтому всегда возился по дому: косил, сгребал, сколачивал клетушки и ящики, носил воду, словом, устраивал козий рай на земле и был, кажется, доволен жизнью.
В детстве я больше всего хотел походить на Федю; его пример спокойствия и жизненной отваги светит мне и ныне, как свет погасшей звезды. VI
Когда в деревню провели свет, у наиболее развитых мужиков появился необычайный досуг: они сходились по вечерам слушать радиоприемник, а потом рассказывали в клубе, что делается на земном шаре. Тем для разговоров было много, потому что стало rpsdmn с хлебом. Это было вскоре после Карибского кризиса, в год засухи. И вот говорили, что американцы обиделись на нас изза Кубы и решили лучше потопить зерно в океане, чем продать его нам. Говорили еще, что сами мы кормим разных там братьев. У магазина с пяти утра стояла очередь, хлеб пошел странный: с маринадом, с кукурузой, то зеленоватый, то красноватый. Бестолковые бабки навроде заезженных пластинок крутили одно и то же:
- Ай уж вредительства какая?
Волосатый дед почем зря ругал Сталина, а когда ему сказали, что покойник тут явно ни при чем, спокойно ответил:
- Конь и две козы - Разипурам Нарайан - Классическая проза
- У нас в саду жулики (сборник) - Анатолий Михайлов - Русская современная проза
- Жемчужный монстр. Любовно-фантастический роман - Наталья Патрацкая - Современные любовные романы
- Лунный скульптор [книга 3] - Nam Heesung - Киберпанк
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив