Направить в гестапо - Свен Хассель
- Дата:04.11.2024
- Категория: Проза / О войне
- Название: Направить в гестапо
- Автор: Свен Хассель
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поддавшись внезапному порыву, Бекман решил взять быка за рога. Усилием воли растянув губы в том, что ему казалось улыбкой, хотя любой другой мог принять это за надменную ухмылку, он кивнул Билерту. Билерт ответил ему холодным взглядом, глаза его блестели, губы были сжаты, из ноздрей вился сигаретный дымок. Доктор Бекман медленно похолодел. С застывшими в бессмысленной надменной ухмылке губами повернулся к судейскому столу. Он чувствовал, как суровые глаза сверлят его шею.
Внезапно доктор Бекман осознал, что суд ждет его слова. Он резко встал и вызывающе выкрикнул, решив продемонстрировать свой патриотизм так, чтобы в нем не оставалось и тени сомнения:
— Прошу суд приговорить подсудимого к смертной казни через обезглавливание по статьям сто девяносто семь б и девяносто один б военного уголовного кодекса!
Затем сел и принялся усердно рыться в своих бумагах. Бог весть, что он искал там — возможно, самообладания. Ему хотелось только показать Билерту свою приверженность делу.
Председатель поднялся и вышел с судьями в совещательную комнату. Они удобно расселись вокруг стола, где кто-то из предусмотрительных прихвостней оставил графин с красным вином. Председатель отодвинул его в сторону и потребовал пива. Другой судья захотел сосисок, их тут же поджарили на рашпере и подали на подносе со столовыми приборами, тарелками и горчицей.
— Ну, что ж… — Председатель откусил большой кусок горячей сосиски и охладил ее пивом. — Я считаю, что нам следует удовлетворить просьбу прокурора и покончить с этим делом.
— Целиком и полностью согласен, — сказал кригсгерихтсрат Бургхольц, утирая пиво с подбородка.
Наступила минута относительной тишины, пока все трое были сосредоточены на сосисках. Младший из них, кригсгерихтсрат Ринг, сделал робкую попытку возвысить голос в защиту лейтенанта Ольсена.
— Признаюсь, у меня есть сомнения насчет обезглавливания, — негромко заговорил он. — Оно представляется слишком жестоким, и вряд ли эстетично умерщвлять человека таким образом. Кроме того, нужно принять во внимание тот факт, что он прежде никогда не выказывал признаков трусости. Учитывая его награды и все прочее, не могли бы мы проявить некоторую снисходительность и приговорить его к расстрелу?
Председатель поднял пивную кружку и, сощурясь, уставился в ее глубину.
— Пожалуй, нет, — сказал он. — Надо иметь в виду, что трусость, — не единственная вина этого человека. Он, кроме того, злоумышлял против фюрера и отпускал по его адресу сомнительные шутки.
Бургхольц откашлялся и принял равнодушный вид.
— А что… Э… что это все-таки за сомнительные шутки? — спросил он. Взял вилку и провел борозды в лужице горчицы. — Видимо, не такие уж скверные?
— Это дело вкуса, — ответил серьезным тоном председатель. Оглянулся на дверь, раскрыл папку, выбрал там один лист и с таинственным видом протянул его коллегам.
Ринг засмеялся первым. Улыбнулся, потом захихикал, потом запрокинул голову и громко захохотал. Бургхольц поначалу пытался реагировать более подобающе, свел брови и опустил вниз уголки губ, но когда Ринг подался вперед и указал на один из перлов, тоже так рассмеялся, что его живот бился о край стола. Даже председатель, прикрывшись рукой, озорно улыбнулся. Ринг в неистовстве заколотил себя по бедрам. Бургхольц опрокинул полную кружку пива. По щекам его покатились слезы.
— Неужели пролитие пива так уж смешно, господа? — укоряюще произнес председатель и забрал крамольный лист. Двое остальных придали лицам более подобающее членам суда выражение.
— Нет, нет, конечно, — пробормотал, сморкаясь, Бургхольц.
— Этот документ, — продолжал председатель, — представляет собой в высшей степени опасную пропаганду и вопиющее нарушение морали. На мой взгляд, наш прямой долг принять просьбу прокурора относительно смертной казни через обезглавливание. Этого человека нужно примерно наказать в назидание другим. Мы должны руководствоваться высшими интересами государства, а не эмоциями.
И, взяв ручку, написал внизу документа слово «обезглавливание», затем поставил размашистую судейскую подпись. Передал ручку и документ коллегам. Бургхольц, не раздумывая, подписал его. Ринг заколебался, он барабанил пальцами по столу, хмурился, вздыхал и наконец с большой неохотой вывел свою фамилию. Выписывал каждую букву, словно под пыткой. Председатель смотрел на него с растущей неприязнью. Этот Ринг с каждым днем все больше досаждал ему. Придется подумать, как устроить его перевод на более опасный театр военных действий. Может быть, на Восточный фронт.
Подписав документ, судьи расслабились в креслах, выпили еще пива и поели сосисок. Бургхольц открыл рот и негромко, протяжно рыгнул. При этом с легким удивлением поднял взгляд на коллег, словно пытаясь определить, кто из них нарушил приличия.
Председатель позвал судебного секретаря, продиктовал ему вердикт и приговор со всей подобающей торжественностью. После этого трое судей поднялись и с гордым видом вышли через дверь в судебный зал, секретарь следовал за ними на почтительном расстоянии. Все сидевшие в зале тут же поднялись. Только Пауль Билерт продолжал сидеть, привалясь к стене, и дымить сигаретой.
Председатель посмотрел на него и нахмурился. Наглость этого человека была совершенно невероятной. Но гестаповцы в эти дни были охвачены сознанием собственной значительности. Пришло время их торжества, и они, помешанные на своей власти, вовсю пользовались этим, предавшись неистовству террора. Их время скоро пройдет, подумал, усаживаясь, председатель. Русские и американцы сильнее, чем кто-либо предполагал, и уже недалек тот час, когда власть гестаповцев улетучится, когда они сами окажутся в положении своих нынешних жертв. В один прекрасный день, думал председатель, водя рукой взад-вперед по столу, словно растирал хлебную крошку, в один прекрасный день он будет иметь удовольствие приговорить Пауля Билерта к смерти через обезглавливание. Что он сам может тогда лишиться судейского места, ему не приходило в голову. Да и кто может винить в чем-то судью? Судья не издает законов, он только их исполняет.
Он снова взглянул на Билерта; теперь губы гестаповца были растянуты в саркастической усмешке. Беспокойно нахмурясь, председатель отвернулся. И очень быстро заговорил, слова полились бурным потоком:
— Именем фюрера Адольфа Гитлера и немецкого народа я оглашаю вердикт суда по делу подсудимого, лейтенанта Бернта Виктора Ольсена из Двадцать седьмого танкового полка. — Он сделал паузу и глубоко вдохнул. Тусклые глаза Билерта были по-прежнему устремлены на него, и на миг у председателя возникло под ложечкой ощущение тошноты, словно — нелепая мысль! — словно он оглашал приговор самому себе. — По рассмотрении дела суд нашел, что подсудимый виновен по всем пунктам обвинительного акта и, кроме того, в трусости и дезертирстве. Поэтому он лишается всех наград и приговаривается к смертной казни через обезглавливание. Все его имущество будет конфисковано государством, судебные издержки будут отнесены на счет подсудимого. Фамилия его отныне будет вычеркнута из всех списков. Тело будет погребено в безымянной могиле. Хайль Гитлер!
Председатель торжественно обратился к приговоренному, стоявшему навытяжку перед ним:
— Хочет ли подсудимый что нибудь сказать? — Он повторил этот вопрос трижды, но ответа не последовало, тогда он пожал плечами и пробормотал предусмотренный законом предварительный отказ в рассмотрении всех жалоб, какие могут возникнуть.
— Все. — Он кивнул фельдфебелю, стоявшему сбоку Ольсена. — Уведите осужденного.
Когда лейтенанта Ольсена вели по туннелю, им повстречался очередной шедший на суд заключенный. Двадцать три минуты спустя председатель огласил четвертый смертный приговор за день и покинул зал. Сменил судейскую мантию на жемчужно-серый мундир и отправился домой, где его ждал обед из томатного супа и вареной трески. Четыре смертных приговора. На улице моросил нескончаемый дождь, он вынес четыре смертных приговора и отправился домой есть томатный суп и треску. Обычный день в суде. Четыре смертных приговора. Моросящий дождь. Томатный суп и треска. Председатель застегнул мундир и быстро пошел к ждущей машине.
Обер-ефрейтор Штевер поджидал лейтенанта Ольсена в тюремном корпусе. Массивная дверь с лязгом закрылась за ними. Штевер, кряхтя, запер замки.
— Так, ну и что? — спросил он, когда выпрямился, и они пошли по коридору. — Еще одно дело для палача? Сегодня это уже третье, и один только что отправился в суд. Очевидно, будет четвертым. Ничего особенного. В прошлом месяце однажды за день было вынесено шестнадцать смертных приговоров… — Взглянул на Ольсена и усмехнулся. — Не принимай близко к сердцу, лейтенант. Такое случалось с людьми и получше тебя — да и всем нам придется умереть рано или поздно, так или иначе. Ты не первый и не последний примешь такую смерть. К тому же, если верить падре, отправишься в лучший мир, где тебя встретит Иисус.
- Колеса ужаса - Свен Хассель - О войне
- Русский офицерский корпус - С. Волков - Прочая документальная литература
- Легион обреченных - Свен Хассель - О войне
- Автомат Хорна - Юрий Пономарёв - Техническая литература
- Стрельба из лука - Песах Амнуэль - Социально-психологическая