Форма входа
0/0
За правое дело ; Жизнь и судьба - Василий Гроссман
- Дата:20.11.2024
- Категория: Проза / О войне
- Название: За правое дело ; Жизнь и судьба
- Автор: Василий Гроссман
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно За правое дело ; Жизнь и судьба - Василий Гроссман. Жанр: О войне. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги За правое дело ; Жизнь и судьба - Василий Гроссман:
Роман В. Гроссмана «За правое дело» — первая часть Сталинградской дилогии. Автор постигает закономерности войны и неизбежность победы над фашизмом, истоки и последствия культа личности, глубинные противоречия жизни. Книга вбирает в себя много людей и событий — от советского солдата и рабочего до полководцев, от первых боев на границе до великой битвы на Волге, от мелкой рукопашной схватки до генеральной стратегии войны.Роман «Жизнь и судьба» стал второй книгой Сталинградской дилогии и самой значительной книгой В. Гроссмана. Писатель в этом произведении поднимается на уровень высоких обобщений и рассматривает Сталинградскую драму с точки зрения универсальных и всеобъемлющих категорий человеческого бытия. С большой художественной силой раскрывает В. Гроссман историческую трагедию русского народа, который, одержав победу над жестоким и сильным врагом, раздираем внутренними противоречиями тоталитарного строя.
Читем онлайн За правое дело ; Жизнь и судьба - Василий Гроссман
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Только в лагере освобождающийся от шор Мостовской поймет, что прежнее деление людей на друзей и врагов подправлено жизнью: «Теперь он узнавал в мыслях чужого то, что было дорого ему десятки лет назад, а чужое иногда непонятным образом проявлялось в мыслях и словах друзей». ‹…›
Во втором романе яснее обнаружилось то главное, что волнует Гроссмана во всей дилогии: смысл жизни — в ее свободном вольном течении; для того, собственно, и совершали революцию, чтобы освободить энергию добра, энергию жизни и человека. ‹…›
В «Жизни и судьбе» выразитель своего рода «научной ипостаси» авторских воззрений, академик Чепыжин, станет развивать перед Штрумом идею, по которой жизнь можно определить как свободу: «Основной принцип жизни — свобода. Вот тут и пролегла граница — свобода и рабство, неживая материя и жизнь… Вся эволюция живого мира есть движение от меньшей степени свободы к высшей. В этом суть эволюции живых форм». ‹…›
Вот и такая важная для Гроссмана совсем маленькая — в полстранички! — 50-я главка второй части «Жизни и судьбы» начинается словами: «Человек умирает и переходит из мира свободы в царство рабства. Жизнь — это свобода, и потому умирание есть постепенное уничтожение свободы…» А входящий в газовню Давид отбрасывает, «не зная почему», коробочку, до того зажатую в руке, где находилась куколка бабочки: так срабатывает подсознательный, биологический инстинкт в ребенке: дать свободу живому существу перед своим уходом в царство рабства. ‹…› Главная эпическая идея, дающая внутренний импульс всей дилогии,— противостояние жизни и насилия или, что равнозначно для автора, свободы и насилия. ‹…›
Столь же реальным социальным смыслом насыщены в романе и понятия добра и зла. Какое напряжение звучит в письме «абстрактного гуманиста» Иконникова, где тот высказывает свои мысли о вечной и неистребимой «частной доброте отдельного человека к отдельному человеку» в отличие от идеи религиозного и общественного добра, способного причинить многое зло во имя конечного торжества этой идеи! В сущности, это близкие самому автору мысли о высочайшей ценности каждого отдельного человеческого существования и о жестоких средствах, столь часто пускаемых в ход для достижения провозглашенных высоких целей. И нельзя пройти мимо того, что «проповедник бессмысленной доброты» Иконников окажется апостолом чести и за отказ строить лагерь уничтожения будет казнен, а комиссар Осипов — во имя «общественного добра»! — спровадит в лагерь уничтожения Ершова, заподозрив в нем ненадежного соперника по организации подпольного сопротивления.
Именно потому, что понятия добра и зла для Василия Гроссмана социально насыщены, он и ведет речь не столько о добре и зле, сколько о свободе и насилии, всегда называя «точный адрес» зла. ‹…›
Но, справедливо заметил Л. Лазарев, писатель «не делит зло на чужое и свое. Общечеловеческая позиция делает его непримиримым и к своему злу»[2]. Вспомним развитие его мысли о покорности! Начав с покорности евреев, идущих из гетто к рвам массовых расстрелов и едущих в эшелоне в лагерь уничтожения, он тут же по внешне непостижимой логике переходит к дерзновенным общим выводам: о массовой покорности, заставляющей безропотно ждать ареста или смиренно наблюдать уничтожение невинных; о покорности, вызванной подавлением человеческого духа сверхнасилием тоталитарной системы. Опять-таки покорность, податливость, смирение являются для автора — равно как и доносительство, жестокость, двуличие — не биологическими качествами человека, а результатом свинцового социального насилия.
Но как бы ни были могущественны насилие и сверхнасилие, как бы ни была велика до поры до времени покорность миллионных масс, ‹…› все равно человек, обращенный в рабство, становится рабом по судьбе, а не по природе своей. «Природное стремление человека к свободе неистребимо, его можно подавить, но нельзя уничтожить… Человек не откажется от свободы. В этом выводе свет нашего времени, свет будущего». ‹…›
Трудно представить, но тем не менее остается фактом: во всем огромном мироздании романа нет места убежденным изменникам родины — их психология автора не интересовала. У него есть люди и нелюди, люди свободные и люди несвободные. Оттого и возникает сцена, в которой действуют возле печей крематория в лагере уничтожения двое советских военнопленных — Жученко и Хмельков. Жученко был из людей со сдвинутой психикой, мы узнаем лишь, что на его лице блуждала какая-то детская и оттого особенно неприятная улыбка, а руки с длинными и толстыми пальцами всегда казались немытыми. Бывший же парикмахер из Керчи Хмельков, о котором до войны никто не думал плохо, прошел в плену все мучения побоев, голода, кровавого поноса, издевательств, подсознательно выбирая все время одно — жизнь, «большего он не хотел». И вот очутился у печей. Он сравнивает себя с Жученко, и временами ему кажется, что он совсем не такой, как этот патологически радующийся своей работе тип, но потом на него накатывало прозрение: они одинаковы, ибо богу и людям безразлично, в каком душевном состоянии совершается истребительное дело. Жученко постоянно тревожил его, потому что был просто уродом, а Хмельков был все-таки человеком, «он смутно знал, что в пору фашизма человеку, желающему остаться человеком, случается выбор более легкий, чем спасенная жизнь,— смерть». Смерть, ибо жизнь вопреки народу, хранителю начал человечности,— не жизнь.
‹…› Есть ‹…› у Гроссмана командир зондеркоманды Кальтлуфт, добросовестный работник, оправдывающий себя простым исполнительством, предписанным судьбой: «Судьба толкала его на путь палача, убившего пятьсот девяносто тысяч людей». Но автор лишает его этого нехитрого утешения: «Судьба ведет человека, но человек идет потому, что хочет, и он волен не хотеть».
И именно самооправдания Кальтлуфта подводят к одной из главнейших идей книги: правильность выбора судьбы определяется не судом небесным, не судом государства и даже не судом общества, а судом человеческого в людях; «высший суд — это суд грешного над грешным». «Не святой, не праведник, а жалкий, раздавленный фашизмом грязный и грешный человек, сам испытавший ужасную власть тоталитарного государства, сам падавший, склонявшийся, робевший, подчинявшийся, произнесет приговор.
Он скажет:
— Есть в страшном мире виноватые! Виновен!»
Вот ясный ответ писателя на все плетения словес о роке, судьбе, безволии маленького человека. Судит тот, кто выстоял в ужасной схватке, и право судить дано ему перенесенным страданием. ‹…›
Эта неизменная ясность позиции объясняет, почему автору интересно человеческое в человеке не вообще, а при столкновении с социальными обстоятельствами. Как бы ни играла судьба человеком, какой бы ужасной ни была его участь, человек не игрушка в руках судьбы, в его власти сохранить в себе человеческое, если даже не в его силах побороть бесчеловечные обстоятельства. Эта идея и служит основой его эпического романного мышления. ‹…›
Название «Жизнь и судьба» таит в себе много смыслов, реализуемых в собственно художественной ткани: жизнь как форма бытия, жизнь как противоположение неорганической материи, как осуществление свободы выбора, как существование человека в пору исторических и социальных смещений… Столь же многозначна и судьба: это и участь человека, и сила, противостоящая жизни человека, и тотальное насилие над человеком, и форма самоосуществления человека, и результат сотворения человеческого в человеке. ‹…›
Но как бы многозначно ни трактовать жизнь и судьбу, в основе всегда будет противостояние свободы и насилия: свободы народа, свободы как формы жизни, как самовыявления человека и одоления чуждой силы в жизни, в обществе, в себе самом. ‹…›
Гроссман же всегда ощущал гражданственное наполнение этого понятия, всегда имел в виду свободу человека в свободном народе и четко сознавал: свобода — против насилия. ‹…› Именно в силу своих народоцентристских взглядов он так остро ощущал несвободу народа, видел спор между победившим народом и победившим государством, высвечивал в разговорах Мадьярова то биение национального свободного чувства, которое сказалось в годы войны. ‹…›
Уже в первой части дилогии Гроссман твердо сформулировал: «Героями истории, истинными историческими личностями, вождями человечества есть и будут лишь те, кто осуществляют свободу, в свободе видят силу человека, народа и государства, борются за социальное, расовое и трудовое равенство всех людей, народов и племен мира». Это принял он и за неизменную точку отсчета в «Жизни и судьбе». Жизнь — это свобода. И судьба человечества зависит от осуществления свободы народа и человека.
4Но и при всей воцарившейся несвободе советских людей Гроссман по-прежнему верил в возвышающую силу и разумность революционных идеалов. Поэтому и война против фашизма для него — война не только за отечество, но и за правое дело. Как и его Крымов, он был убежден: «Да, да, да. Война, поднявшая громаду национальных сил, была война за революцию». Но он ожидал, что очистительная война, подтвердившая единение нашего общества, принесет советским людям новое, свободное дыхание.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу За правое дело ; Жизнь и судьба - Василий Гроссман бесплатно.
Похожие на За правое дело ; Жизнь и судьба - Василий Гроссман книги
- Собрание сочинений в 3 томах. Том 1 - Валентин Овечкин - Советская классическая проза
- Взгляд и нечто - Виктор Некрасов - Биографии и Мемуары
- Треблинский ад - Василий Гроссман - Русская классическая проза
- Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник) - Владимир Першанин - О войне
- Волшебники - Лев Гроссман - Фэнтези
