За правое дело ; Жизнь и судьба - Василий Гроссман
- Дата:20.11.2024
- Категория: Проза / О войне
- Название: За правое дело ; Жизнь и судьба
- Автор: Василий Гроссман
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эх, извините, чуждым нашему духу языком вы говорите,— сказал Неудобнов.— Нет таких командиров частей в Советских Вооруженных Силах, да еще генералов!
— Как нет? — сказал Морозов.— Да скольких я за год войны встретил подобных мудрецов, пистолетом грозят, матерятся, бессмысленно людей посылают под огонь. Вот недавно. Командир батальона плачет прямо: «Куда я поведу: людей на пулеметы?» И я говорю: «Верно ведь, давайте задавим огневые точки артиллерией». А командир дивизии, генерал, с кулаками на этого комбата: «Или ты сейчас выступишь, или я тебя как собаку расстреляю». Ну и повел людей,— как скот, на убой!
— Да-да, это называется: ндраву моему не препятствуй,— сказал Магид.— А размножаются генералы, между прочим, не почкованием, а портят девочек-связисток.
— И двух слов без пяти ошибок написать не могут,— добавил Лопатин.
— Вот-вот,— сказал, не расслышав, Морозов.— Повоюйте с ними малой кровью. Вся сила их в том, что они людей не жалеют.
То, что говорил Морозов, вызывало в Новикове сочувствие. Всю свою военную жизнь сталкивался он с такими и подобными делами.
Вдруг он сказал:
— А как это людей жалеть? Если человек людей жалеет, не надо ему воевать.
Его очень расстроили сегодняшние ребята-новобранцы, ему хотелось рассказать о них; и вместо того, чтобы сказать хорошее и доброе, что было в нем, Новиков с внезапной, ему самому совершенно непонятной злобой и грубостью повторил:
— А как это — людей жалеть? На то и война, чтобы себя не жалеть и людей не жалеть. Главная беда: пригонят в часть кое-как обученных и дадут им в руки драгоценную технику. Спрашивается вот, кого жалеть?
Неудобнов быстро переводил глаза с одного собеседника на другого.
Неудобнов погубил немало хороших людей, таких, что сидели сейчас за столом, и Новикова поразила мысль, что, может быть, беда от этого человека не меньше, чем та, что ждет на переднем крае Морозова, его, Новикова, Магида, Лопатина и тех сельских ребят, что отдыхали сегодня на станичной улице.
Неудобнов назидательно сказал:
— Не тому нас учит товарищ Сталин. Товарищ Сталин нас учит, что самое дорогое — люди, наши кадры. Наш самый драгоценный капитал — кадры, люди, их и беречь надо как зеницу ока.
Новиков видел, что слушатели сочувственно относятся к словам Неудобнова, и подумал: «Вот интересно выходит. Я перед соседями зверь зверем получился, а Неудобнов, оказывается, людей бережет. Жаль, что Гетманова нет, тот уж совсем святой. И всегда у меня с ними так».
Перебивая Неудобнова, он совсем уж грубо и зло сказал:
— Людей у нас много, а техники мало. Человека сделать всякий дурак может, это не танк, не самолет. Если ты людей жалеешь, не лезь на командную должность!
36Командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник Еременко вызвал к себе командование танкового корпуса — Новикова, Гетманова, Неудобнова.
Накануне Еременко побывал в бригадах, но в штаб корпуса не заезжал.
Приехавшие по вызову командиры сидели, поглядывая искоса на Еременко, не зная, какой разговор ждет их.
Еременко поймал взгляд Гетманова, оглядывавшего койку со смятой подушкой, и сказал:
— Нога сильно разболелась,— и выругал свою ногу плохими словами.
Все молчали, смотрели на него.
— В общем корпус подготовлен, успели подготовиться,— сказал Еременко.
Произнося эти слова, он искоса посмотрел на Новикова, но тот не вспыхнул радостно, услыша одобрение командующего.
Еременко был немного удивлен тем, что командир корпуса равнодушно отнесся к похвале не щедрого на похвалу командующего.
— Товарищ генерал-полковник,— сказал Новиков,— я уж вам докладывал, что части нашей штурмовой авиации два дня бомбили сосредоточенную в районе степных балок сто тридцать седьмую танковую бригаду, входящую в состав корпуса.
Еременко, прищурившись, соображал, чего он хочет,— обезопасить себя, подвести ли авиационного начальника.
Новиков нахмурился, добавил:
— Хорошо, что попаданий прямых не было. Они бомбить не умеют.
Еременко сказал:
— Ничего. Они еще вас поддержат, загладят свою вину.
Гетманов вмешался в разговор:
— Конечно, товарищ командующий фронтом, мы со сталинской авиацией ссориться не будем.
— Вот-вот, товарищ Гетманов,— сказал Еременко и спросил: — Ну как, были у Хрущева?
— Завтра велел мне приехать Никита Сергеевич.
— По Киеву знает?
— Почти два года, товарищ командующий, с Никитой Сергеевичем работали.
— Скажи, пожалуйста, товарищ генерал, тебя ли я видел как-то на квартире у Тициана Петровича? — вдруг спросил Еременко у Неудобнова.
— Так точно,— ответил Неудобнов.— Вас тогда Тициан Петрович вызвал вместе с маршалом Вороновым.
— Верно, верно.
— А я, товарищ генерал-полковник, был некоторое время прикомандирован наркомом по просьбе Тициана Петровича. Поэтому я бывал у него дома.
— Вот-вот, я вижу — знакомое лицо,— сказал Еременко и, желая показать свое расположение Неудобнову, прибавил: — Не скучно тебе, товарищ генерал, в степи, надеюсь, устроился неплохо?
И удовлетворенно кивнул, еще не выслушав ответа.
Когда посетители уходили, Еременко окликнул Новикова:
— Полковник, пойди-ка сюда.
Новиков вернулся от двери, и Еременко, привстав, приподнял над столом свое тело располневшего крестьянина, сварливо сказал:
— Вот что. Тот с Хрущевым работал, тот с Тицианом Петровичем, а ты, сукин сын, солдатская кость,— помни, ты корпус в прорыв поведешь.
37В темное, холодное утро Крымова выписали из госпиталя. Он, не заходя домой, отправился к начальнику политуправления фронта генералу Тощееву доложить о своей поездке в Сталинград.
Крымову повезло — Тощеев с утра находился у себя в служебном кабинете, в обшитом серыми досками доме, и без промедления принял Николая Григорьевича.
Начальник политуправления, чья внешность и фамилия были связаны, кося глазами на свою новую, надетую после недавнего производства в генералы, форму, потягивал носом, вдыхал карболовый госпитальный дух, шедший от посетителя.
— Поручения по дому шесть дробь один я не выполнил из-за ранения,— сказал Крымов,— теперь могу снова отправиться туда.
Тощеев посмотрел на Крымова раздраженным, недовольным взглядом, сказал:
— Не надо, напишите на мое имя подробную докладную.
Он не задал ни одного вопроса, не одобрил и не осудил доклад Крымова.
Как всегда, странными казались генеральская форма и ордена в бедной сельской избе.
Но странным было не только это.
Николай Григорьевич не мог понять, чем вызвал хмурое недовольство начальства.
Крымов зашел в общую часть политуправления, чтобы получить талоны на обед, прикрепить продовольственный аттестат, оформить свое возвращение из командировки, оформить дни, проведенные в госпитале.
Пока в канцелярии заготовлялись документы, Крымов сидел на табуретке и оглядывал лица сотрудников и сотрудниц.
Здесь никто не интересовался им,— его возвращение из Сталинграда, его ранение, все, что он видел и пережил, не имело значения, ничего не значило. Люди в общей части были заняты делом. Стучали пишущие машинки, шелестели бумаги, глаза сотрудников скользили по Крымову и вновь уходили в раскрытые папки, в разложенные на столах бумаги.
Сколько нахмуренных лбов, какое напряжение мысли в глазах, в сведенных бровях, какая погруженность, сколько плавной деловитости в движениях рук, перекладывающих, листающих бумаги.
И лишь внезапный судорожный зевок, быстрый вороватый взгляд, брошенный на часы — долго ли до обеда,— серая, сонная муть, наплывавшая на те либо иные глаза, говорили о смертной скуке киснущих в канцелярской духоте людей.
В общую часть заглянул знакомый Крымову инструктор из седьмого отдела политуправления фронта. Крымов вышел вместе с ним в коридор покурить.
— Приехали? — спросил инструктор.
— Да, как видите.
И так как инструктор не спросил Крымова, что видел он в Сталинграде и что делал там, Николай Григорьевич сам спросил:
— Что у нас нового в политуправлении?
Главной новостью была та, что бригадный комиссар наконец получил при переаттестации звание генерала.
Инструктор, посмеиваясь, рассказал, что Тощеев, ожидая нового, строевого звания, заболел от волнения — шутка ли, пошил у лучшего фронтового портного генеральскую форму, а Москва генерала ему все не давала и не давала. Ходят жуткие рассказы о том, что при переаттестации некоторые полковые и старшие батальонные комиссары будут получать звание капитанов и старших лейтенантов.
— Представляете? — сказал инструктор.— Вот так прослужить, как я, восемь лет в армии, в политорганах, и получить лейтенанта, а?
Были еще новости. Заместитель начальника отдела информации политуправления фронта отозван в Москву, в Главное политическое управление, где получил повышение,— назначен заместителем начальника политуправления Калининского фронта.
- Собрание сочинений в 3 томах. Том 1 - Валентин Овечкин - Советская классическая проза
- Взгляд и нечто - Виктор Некрасов - Биографии и Мемуары
- Треблинский ад - Василий Гроссман - Русская классическая проза
- Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник) - Владимир Першанин - О войне
- Волшебники - Лев Гроссман - Фэнтези