Цветы тьмы - Аарон Аппельфельд
- Дата:06.11.2024
- Категория: Проза / О войне
- Название: Цветы тьмы
- Автор: Аарон Аппельфельд
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе не тяжело жить в этом чулане? – снова удивила она его.
– Я привык.
– Ты сильный парнишка.
– Я еще ничего такого не сделал, чтобы меня так называть.
– Сделал, сделал.
Каждый день она оставляет ему нагруженное неявным смыслом слово или непонятную фразу. Хуго запоминает их и долгое время перекатывает в уме туда-сюда, пока не устанет.
30Хуго уже заметил, что Наша не говорит о своих родителях или сестрах. Несколько раз она упомянула о дедушке, и было понятно, что ее привязанность к нему была долгой и сильной. При каждом упоминании его имени она прибавляет: „Да простит он меня“.
Из-за постоянного прислушивания к Наше и наблюдения за ней стерлись черты Марьяниного лица, но не запах ее тела. Ночью он увидел ее посреди цветочного луга, пьяную и веселую, она поднимала руки к небу и громко благодарила: „Спасибо Богу, что освободил меня из тюрьмы. Теперь Марьяна принадлежит самой себе, только себе, и никто не прикажет ей, что делать“. И тут же она упала на колени, сложила ладони, закрыла глаза, перекрестилась и стала молиться.
Пока она молилась, появилась мама. На ней было длинное пальто, из-за которого она казалась ниже ростом, лицо ее было белым и изнуренным. Она понаблюдала за Марьяниной молитвой, затем опустилась на колени рядом с ней и ожидала, пока та кончит молиться. Когда она закончила, мама спросила ее:
– Марьяна, что ты тут делаешь?
Услышав этот вопрос, Марьяна съежилась и сказала:
– Я не виновата, что меня уволили.
– А где Хуго?
– Не беспокойся, он в хороших руках, лучших, чем мои.
– Все еще ищут евреев?
– Сейчас доносчики рыщут по всем закоулкам. Им платят за каждого еврея.
– Я вижу, евреи – товар, пользующийся спросом. Как Хуго себя чувствует?
– Он очень подрос с тех пор, как ты оставила его. Он теперь во всех смыслах юноша, в которого легко влюбиться.
– Боже милостивый! – не сдержалась мама.
– О чем ты беспокоишься? Школа жизни – это такое заведение, которым не следует пренебрегать.
Сон прервался, и Хуго пробудился. В отличие от Марьяны Наша умеет организовывать свою жизнь. После ночи, проведенной с гостями, она спит часов до трех дня. После этого прибирает в комнате, моется, натирается ароматическими мазями, и когда она появляется ближе к вечеру, выглядит спокойной и ни на что не жалуется. Иногда Хуго замечает на ее лице недовольные морщинки или улыбку, отмеченную сдерживаемой болью, но большей частью она спокойна или безразлична. В отличие от Марьяны она не обнимает и не целует его, не осыпает похвалами и не называет ласковыми именами.
Иногда она просит Хуго вымыть пол и убрать в ванной. Комната, которую он продолжает называть Марьяниной, изменилась до неузнаваемости. Теперь здесь нет картинок, нет бутылочек на комоде и на тумбочках и нет маленьких примет не слишком добросовестной уборки.
В те короткие минуты, что Хуго проводит в Марьяниной комнате уже не как гость, а как прислужник, в его памяти встают открытое Марьянино лицо и проведенные бок о бок с ней ночи. Острая тоска переполняет его. Накануне Наша сказала ему:
– Ты должен прибраться в чулане. Нельзя жить в таком беспорядке.
В основном в чулане Марьянина одежда: халаты, платья, блузки, туфли, корсеты, лифчики и шелковые чулки. Марьянины вещи – это тоже Марьяна. В негустой темноте чулана они продолжают дышать и без нее.
Каждый предмет одежды придавал ей иную форму. Цветастые платья и блузки освещали ее лицо и пробуждали в ней радость, а черные и серые – добавляли угрюмости к той, что уже гнездилась в ней. Не раз она жаловалась на тесные ей корсеты и лифчики. Шелковый чулок она натягивала, вытянув ногу вперед – движение, которое он полюбил с первого раза, как увидел его. Есть одежда, которую она долго не использовала, и запахи улетучились из них, но большинство вещей хранят ее запахи. Хуго подносит их к своим ноздрям, и Марьяна словно оживает. Он долго сидел и разбирал вещи. Был бы шкаф, Хуго разложил бы их по полкам, но раз уж его не было, то он складывал на скамью.
Хуго показал Наше, как он прибрался, и она осталась довольна. Это удовлетворение не выражается восторгами. Если она довольна, то говорит „годится“ или „отлично“. В отличие от Марьяны она держит свои чувства при себе и не выказывает их. Когда Хуго хвалит ее платье или прическу, она без всяких эмоций говорит: „Очень мило, что ты заметил“.
Как-то вечером она обратилась к Хуго и сказала:
– У меня есть к тебе просьба, помоги мне подстричь ногти на ногах, мне трудно самой их стричь и покрывать лаком.
Хуго удивился – он не ожидал, что она может обратиться к нему с подобной просьбой.
– С удовольствием, – ответил он.
Нашины ступни и лодыжки приятны и нежны, и он стриг ей ногти осторожно и потихоньку, как она ему объяснила.
– В нашей профессии ноги на фасаде, – сказала она со сдержанной улыбкой.
Хуго не понял точного смысла этой фразы. Во всяком случае прикосновение к ней не доставляло ему удовольствия, оттого, может быть, что она его не поблагодарила, а лишь сказала:
– Очень хорошо, – но тут же добавила: – Вдобавок к требованиям профессии всегда лучше выглядеть достойно. Твои родители заботятся о внешнем виде?
– Мои родители – фармацевты.
– Беспорядок выводит меня из себя, а здесь никто не соблюдает порядок и чистоту.
– Почему? – неосторожно спросил Хуго.
– Потому что каждый заботится лишь о себе.
Этой ночью он слышал, как один из гостей сказал:
– Теперь здесь больше нет евреев, они уже доставлены по назначению, а тех, кто еще скрывается, вытащим по одному. Мы сумели очистить от евреев всю округу. Теперь здесь можно дышать.
– Все уже уехали? – спросила Наша.
– Все без исключения.
– И теперь больше не будет евреев?
– Мы выполнили свой долг, раз и навсегда.
Хуго понял большинство слов, а чего не понял, о том догадался. И все-таки утешал себя тем, что его мама скрывается в дальней неведомой деревне, где ее бережет подруга юности – так же, как Марьяна и Наша берегут его.
31Утром Хуго проснулся в панике: из Марьяниной комнаты доносился шум. Трудно было понять, из-за чего суматоха. На миг ему показалось, что солдаты проводят обыск, а женщины пытаются преградить им путь в чулан. Хуго поднялся на ноги и приготовился юркнуть в лаз наружу. Тем временем шум перешел в плач. Среди рыданий послышалось имя Наши.
Хуго слушал и непроизвольно ежился. Плач продолжался долгое время и постепенно переместился куда-то еще. Несколько женщин остались в коридоре и разговаривали со странной серьезностью. Из их разговора он понял, что с Нашей стряслось несчастье, но что именно – они не говорили.
Он сидел на месте и видел перед своими глазами ее длинные свежие ноги, ногти, которые он стриг и мазал лаком. Он обратил внимание, что в отличие от Марьяны Наша не обнажала свои ноги с такой легкостью, она как будто опасалась, что ей сделают больно. Все время, пока Хуго стриг ей ногти, она кусала нижнюю губу, а когда он закончил наносить лак, подобрала ноги движением, выдававшим боязнь возможной боли.
Попозже он услышал, как одна из женщин, задыхаясь, говорит:
– Как закончила свою работу, она вышла из комнаты. Она была одета в теплое пальто, причесана и накрашена, и ничего в ее виде не предвещало беды. Сторож был уверен, что она идет в город навестить двоюродную сестру и купить в кондитерской плитку шоколада, как иногда она делала.
– Кто же все-таки видел, как она утонула? – спросила другая женщина.
– Рыбак. Он видел, как она прыгнула в воду, и попытался вытащить ее, но безуспешно. Течение было сильное.
– И где она сейчас?
– Есть у тебя еще вопросы? – сердито ответила женщина.
Внезапно послышался голос другой женщины. Она спокойно, но не без чувства рассказывала, как больше года назад Нашу взяли на работу и как она приспособилась к этому месту.
– Скромная женщина, преданная. Если одна из нас чувствовала себя неважно или нуждалась в помощи, Наша первой ей помогала. Она помогала не из корысти, ни разу не сказала: я дала тебе, помогла тебе, а ты неблагодарная.
Ее дедушка был священником, и от него она, как видно, унаследовала хорошие качества. Она ни разу не пожаловалась ни на товарок, ни на клиентов. Она страдала молча, с благородством. Она не ходила в церковь, но Бог был в ее сердце. Жалко, что мы не смогли уберечь ее. Она давала всем, а ей никто не давал.
– Почему же она свела счеты с жизнью?
– Видно, она была очень одинокая. Более одинокая, чем все мы. Она никогда не говорила о своих родителях или о сестрах. Всегда поминала дедушку. Говорила, что он был Божий человек в полном смысле этого слова.
– Мучили ее угрызения совести?
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- 20-ть любительских переводов (сборник) - Рид Роберт - Мистика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- Пора чудес - Аарон Аппельфельд - Русская классическая проза
- Город Гарольда (СИ) - Михаил Lё - Научная Фантастика