Долина белых ягнят - Алим Кешоков
- Дата:29.09.2024
- Категория: Проза / О войне
- Название: Долина белых ягнят
- Автор: Алим Кешоков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К Данизат подошла Хабиба:
— Хватит, Данизат. Слишком много у нас боли, чтобы выразить ее словами. Не терзай ни себя, ни нас. Два месяца враг сеял смерть на нашей земле. Никакой жизни не хватит, чтобы оплакивать погибших.
Процессия двинулась к кладбищу. До аульских могил, до аульских предков было недалеко. За высокой каменной оградой гнулись деревья, отяжеленные инеем и свежевыпавшим снегом. Несколько мужчин заканчивали рыть могилу, углубляли, ровняли ее, расширяли нишу в стенке могилы, куда поставят гроб. Женщинам не полагалось заходить на кладбище, и они столпились у входа. Грузовик, тащивший пушку с гробом по снежной целине, надсадно ревел и заглушал плач. За пушкой шли бойцы Локотоша.
Галки, уже усевшиеся на высоких тополях, всполошились и загалдели, особенно когда грохнули три орудийных залпа — последняя воинская почесть Чоке Мутаеву.
Отсалютовав, бойцы уселись в кузове. Локотош начал прощаться. Подошел к Данизат, обнял ее за вздрагивающие плечи, прислонился щекой к щеке, молча, не пытаясь искать слов утешения. Затем он подошел к Хабибе, взяв в свои обе руки ее маленькую, крепкую, шершавую, неразлучную с трудом руку. Апчара наблюдала. Ей показалось, что Локотош что-то хочет сказать матери, но он ничего не сказал. Подошел Локотош и к самой Апчаре.
— Я тебе напишу…
Апчара ничего не ответила. Грузовик, ревя, еще раз пропахал снежную целину, выбрался на шоссе и вскоре исчез в густеющих зимних сумерках. Локотош торопился догнать свой полк. Кажется, ему предстояла еще одна встреча с Якубом Бештоевым, но уже на допросе предателя.
В сумерках слышно было, как приглушенно, но все же явственно шумит притихший, местами скованный льдом, но живой Чопрак. То натыкаясь на крутые излучины, то выпрямляясь в широком русле, река ждет весну, чтобы снова заполнить свои берега. Тогда Чопрак опять покажет себя, наполнив шумом и грохотом все ущелье, как гремел и шумел он в прошлую весну, когда Апчара впервые вышла на его берега в Долине белых ягнят, вышла в жизнь, на самостоятельную дорогу. Конечно, в начале января Чопрак не тот, каким бывает весной, но он помнит все, что происходит на его берегах, как помнят об этом люди.
Год назад, в такие же зимние дни, Апчара со своими подружками хлопотала о новогодней елке для детворы. На этот раз девочки заботились не о нарядах и о маскарадных костюмах. После радостных сообщений о победе наших войск под Москвой старшеклассники хотели зажечь новогодние елки. Тысяча лет прошло с тех пор!
Первые дни января, лес в зимнем убранстве, никто еще не сказал Апчаре: «С Новым годом, с новым счастьем». Пусть так. Люди заняты своим горем. Но каждый, в ком еще бьется сердце, чьи глаза еще могут плакать, а губы радоваться, знает, что Новый год наступил. На обожженных войной ладонях он принес горячие угли, чтобы люди снова разожгли свои очаги, чтобы в каждом доме стало тепло и светло.
Разожги, Апчара, и ты огонь в своем очаге. Я приду к тебе греться, слушать твой печальный рассказ…
Перевод Вл. Солоухина
Грушевый цвет
КНИГА ТРЕТЬЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1. ДОТИ КОШРОКОВ И НАРЧО
Над пароконной линейкой, с гулом катившей по неширокой разбитой дороге, поднимались облака рыжеватой пыли, и, лениво клубясь над яркой придорожной травой, повисали в воздухе. Могучие горные вершины переходили на зимнюю форму одежды — облачались в ослепительно белые бешметы; те, что пониже, пока лишь слегка припорошило снегом. Осень роскошествовала в долине. Солнечные склоны стали багряными. Внизу преобладал золотисто-коричневый грушевый цвет. У самого подножия гор стаи журавлей важно бродили среди зарослей барбариса и шиповника. Река Чопрак, заглушая стук колес, подбегала к самой дороге, временами сужая ее до узенькой тропки и как бы доказывая тем самым, что она — единственная хозяйка долины. Вода в Чопраке заметно спала, посветлела, но привычно шумела на перекатах и в теснинах, когда ее сжимали поросшие мхом и кустарником крутые скалы. Хорошо, что в эту пору реку можно переезжать вброд: при отсутствии мостов она доставила бы немало хлопот…
На линейке ехал бывший полковой комиссар Доти Кошроков. Звания этого — комиссар — в армии давно уже не было, но к Кошрокову оно прилепилось накрепко. Комиссар — и всё. Китель с погонами, на груди — ордена и медали. Года три назад Доти на фронте называли «комиссар-смертник»: он призывал товарищей умереть в бою, прихватив с собой с десяток вражеских жизней. Теперь Кошрокову придется налаживать мирное бытие, поднимать из руин хозяйство, внушать людям веру в завтрашний день. «Будь благословен грушевый цвет», — думает Доти, ибо он знает: для кабардинцев грушевый цвет — символ зрелости плодов, благополучия, радостного мирного труда.
Раненый комиссар ни на минуту не терял, впрочем, надежды вернуться в строй.
На предложение Зулькарнея Кулова, секретаря обкома, отправиться в длительную командировку в качестве уполномоченного по хлебу он согласился прежде всего потому, что надеялся потом доказать медицинской комиссии, будто самая трудная горная дорога, самые тяжелые полевые условия ему нипочем. Сейчас он глядел на подернутые синей дымкой скалы, на высокогорные сосновые леса и вспоминал рассказ Кулова о бедняках-лесозаготовителях. Не зная, где взять лес для строительства и восстановления школ, больниц, клубов, люди пошли на крайнюю меру. В один прекрасный день десятки лесорубов начали подъем к вершинам. Внизу остались подводы, лошади, шалаши. Лесорубы намеревались рубить лес на отвесных скалах, как горцы в старину иногда косили сено. Человек привязывал себя к дереву или выступу скалы, другой, намотав веревку на руку, понемногу отпускал ее, давая напарнику возможность косить на весу, раскачиваясь над землей, как маятник. Лесорубы валили деревья, сбрасывали их вниз, а Чопрак, подхватив, уносил лес туда, где его можно было выбрать из воды. Поначалу все шло нормально. Освоив непривычное ремесло, люди осмелели: подняли наверх лошадей, подводы. И тут случилась беда. Снежная лавина, озлившись на нарушителей заоблачной тишины, сорвалась вниз, положив всему конец… Нелегкое это дело — восстанавливать народное хозяйство.
Кошроков, новоиспеченный директор конзавода, успел принять в штат только двоих: бухгалтера и Нарчо. Тринадцатилетний Нарчо, «ординарец», как его прозвал комиссар, числился конюхом. Ничего, старательный паренек, справляется.
— Нарчо, ты чего молчишь? Язык проглотил? — Доти шутя сдвинул мальчишке шапку на глаза.
— Не проглотил. Смотрю.
— Чего тут смотреть? Кругом одно и то же — горы.
— Бандиты еще не перевелись. Пальнут из-за скалы — не обрадуешься.
— Ах, вот что! — Доти ни о чем таком и не помышлял, хотя Кулов говорил, что борьба с налетчиками продолжается, созданы отряды, перекрывшие все тропы, ведущие с гор в аулы.
Можно было прихватить с собой оружие, но Кошроков счел это неразумным. С одним пистолетом против вооруженной банды не пойдешь.
— Едем-то хоть правильно?
— Ущелье. Не свернешь. — Нарчо подумал и как бы про себя добавил: — Чем дальше едешь по реке, тем выше поднимаешься.
— Ого, ты, я смотрю, мудрец. Хорошо сказано, Нарчо. Только гляди в оба и дальше, чтобы вправду на бандитов не напороться.
— Вообще-то здесь бандитов, я думаю, нет. Они у истоков реки. Ночью спускаются поближе к аулам, как волки. Волки тоже рыщут по ночам, а днем дрыхнут в чаще.
— Ты, оказывается, все знаешь, — снова похвалил мальчика комиссар. Паренек почувствовал прилив гордости.
Кошроков решил так: прежде всего заедет в райцентр, представится районному начальству: дескать, прибыл уполномоченный от обкома партии, прошу позволить ознакомиться с обстановкой. Впрочем, ни на что особенно хорошее он не надеялся. Кулов перед отъездом нарисовал ему не слишком радужную картину. Том не менее надо во все вникнуть, поставить перед активом четкие задачи, разослать уполномоченных по хозяйствам. Потом уже можно заехать в Машуко повидаться с Апчарой Казаноковой, старой знакомой по фронту. Маршрут получится такой: сначала вверх по реке, и обязательно с остановками на ночлег, чтобы не загнать лошадей. Обратная дорога будет легче — сверху вниз. Комиссар сидел, вытянув несгибающуюся в колене правую ногу, и размышлял. «Ординарец» деловито правил лошадьми, чувствовалось — он их любит. Кошрокову же лошадники сейчас были нужны больше всего.
Нарчо краснел от удовольствия, когда директор конзавода именовал его «ординарцем». Слово звучало по-военному, мальчик в душе считал себя на военной службе и не сомневался, что еще поедет на фронт вместе с полковым комиссаром. А что он этого достоин, Нарчо докажет во время поездки по району. Доти отдал ему ватную телогрейку, галифе, обул в старые стоптанные ботинки. Жаль, офицерский китель оказался великоват. Не хватает еще, правда, солдатского пояса с флягой, фуражки или пилотки — но их можно достать. Конечно, можно! Развеселившись, Нарчо гикнул на лошадей, хлестнул кнутом каурую, и линейка понеслась в гору, подскакивая на выбоинах и камнях.
- Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова? - Татьяна Нефедова - Отраслевые издания
- Двор. Баян и яблоко - Анна Александровна Караваева - Советская классическая проза
- Пакт Путина-Медведева. Прочный мир или временный союз - Алексей Мухин - Публицистика
- Дело музыкальных коров - Эрл Гарднер - Классический детектив
- PR-элита России: 157 интервью с высшим эшелоном российского PR - Роман Масленников - Маркетинг, PR, реклама