Правда о втором фронте - Даниил Краминов
- Дата:08.09.2024
- Категория: Проза / О войне
- Название: Правда о втором фронте
- Автор: Даниил Краминов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корреспонденты были необыкновенными оптимистами. Длительность войны они измеряли неделями, в худшем случае — месяцами. Они-то знали, что смертельно раненный на Востоке фашистский зверь уползал в свое логово. Биль Уайт, корреспондент американского журнала «Лайф», высокий худой человек с волосами соломенного цвета, уверял, что война окончится к сентябрю. Монсон, поглаживая привычным жестом свою правую щеку, предсказывал:
— С Германией скоро будет покончено. Эти джерри (презрительная кличка немцев) уже в петле, надо только побыстрее помочь русским затянуть ее…
Даже завзятые пессимисты отодвигали грядущую победу до зимы. Но даже они не сомневались в том, что война окончится к Рождеству и что новый, 1945 год мы встретим в мирной обстановке…
Меня поражало легковесное, некритическое отношение моих иностранных коллег ко всем проблемам — военным, политическим, философским и даже бытовым. Они никогда не пытались заглянуть за кулисы военного или политического «шоу».[12] А за всяческими «шоу» они усердно охотились, ожесточенно состязались друг с другом, не брезгуя при этом никакими средствами. Американцы усердно собирали факты, описывали их подробно, но крайне поверхностно, делали прогнозы, согласующиеся не столько с истиной, сколько с политической линией хозяина газеты или журнала. Англичане выискивали нужный им факт, приправляли его красочными деталями, часто вымышленными, и преподносили читателям в форме увлекательного и, как правило, очень ходульного повествования. Американцы были трудолюбивы, как статистики, англичане и французы — мечтательны: они полагались на свое воображение. И воображение обычно вывозило их там, где упрямые факты не хотели влезать в рамки тенденциозного задания редактора или издателя газеты.
Большинство журналистов принадлежало к разряду политических хамелеонов: они красились в тот цвет, который больше всего радовал глаз хозяина. Английские буржуазные журналисты всегда отличались политической беспринципностью: они меняли правую газету на «левую», если им там больше обещали. Но чаще происходил обратный процесс — ведь правые газеты во всех странах богаче. Начав обычно с самого низкого заработка в самой «левой» газете, они постепенно перемещались слева направо, пока не застревали в «Дэйли мэйл». Движение справа налево вызывается обычно желанием буржуазного журналиста получить какие-нибудь политические выгоды.
Понятно, что отношение корреспондентов к Советскому Союзу и, в частности, к нам, советским офицерам, определялось позицией владельцев газет. Реакционные газеты, спрятавшие лишь на время свое отравленное антисоветское жало, пытались умалить успехи советских армий и раздуть успехи своих. Тут-то их и спасало податливое воображение военных корреспондентов. За недорогую плату, равную гонорару статьи, они могли раздуть любую историю, которую им подсказывала служба общественных связей.
Печать Бивербрука, представленная на фронте Группой способных корреспондентов, сохраняла более спокойный тон: Бивербрук не хотел подпевать «мюнхенским» лордам Ротермиру, Кемрозу, Кемзли. Корреспонденты «Таймс», обычно серьезные люди, старались отделять существенное от наносного, кричаще тенденциозного. Они никогда не стремились сбить своего читателя с ног сенсационным сообщением, они давали ему материал для размышления и выводов. Конечно, этот материал собирался под определенным углом зрения и преподносился с определенной целью, но делалось это тонко и умно. Кстати замечу, что ни в одной буржуазной стране рядовые читатели не критикуют так много сваю печать за «желтизну», за лживость, за тенденциозность, как в Англии, но вместе с тем ни в какой другой капиталистической стране не проявляют столько наивной доверчивости к прессе. Питаясь своими газетами с утра до вечера, англичанин в конце концов перестает понимать, где ложь и где правда, поэтому воспринимает все с известной «скидкой». Но даже и с этой «скидкой» газеты не остаются в убытке: своей цели они добиваются.
Сами по себе военные корреспонденты, с которыми я познакомился впоследствии в пресс-кэмпе, были порою довольно своеобразными людьми, как правило — с большой склонностью к политической богеме.
Корреспондент австралийского газетного концерна Рональд Монсон, который однажды так напугал бригадира Невиля, любил выпить. В таких случаях этот крупный, физически сильный мужчина обычно бродил по лагерю в поисках слушателей. Он чувствовал необходимость высказаться: о ходе войны, о последнем обеде, о качестве виски или коньяка, о мировой политике или последней книжке рассказов. Иногда он критиковал всех и все. Он был бунтарем, однако с большой дозой практического оппортунизма.
— Я верю, — торжественно заявлял он, — только в то, что знаю. Мне наплевать на будущее, я хочу жить сам и хочу строить свою жизнь как мне нравится. Я принимаю вещи такими, какие они есть. Если они интересны, я пишу о них.
— Не так уж много…
— Наплевать. Я имею домик в Сиднее, жену и двух парней, я написал несколько книжек. Это бесспорно мое. Остальное меня мало интересует.
Говорил он обыкновенно только о том, что прямо задевало его или интересовало, но говорил живо, горячо. Он умел вносить страсть во всякое дело, и это не оставляло сомнений в его искренности.
Другой австралийский корреспондент, Генри Стэндиш, резко отличался от своего коллеги в этом отношении. Одно время он работал помощником австралийского министра иностранных дел, ездил с ним в Женеву. Это, видимо, и придало ему необычную для журналистов скрытность и увертливость. Он мог долго и усердно разыгрывать друга, а потом вдруг укусить без малейшего предупреждения, яростно и злобно, и отойти в сторону.
Джемс Макдональд, корреспондент «Нью-Йорк таймс», совершенно седой, с лицом красным, как новенький кирпич, подвижный и общительный не по летам, ходил почти всегда навеселе. За год с лишним нашего знакомства я ни разу не видел его трезвым. Но виски не обезображивало его: он становился мягче, общительнее, веселее. Его размягченная душа открывалась дружбе. Звали его «Джимми» и «Мак», он охотно откликался на оба имени. Он широко улыбался, хлопал говорящего по плечу. О политике Макдональд высказывался мало, от искусства и литературы был далек. Он любил анекдоты и выпивку.
Корреспондентка «Дэйли мейл» Рона Черчилль, появившаяся несколько позже, была тихой, даже застенчивой женщиной с вкрадчивым голосом и мечтательными глазами. Она удивляла корреспондентов и офицеров своей поразительной «осведомленностью» о самых «секретнейших» вещах, преимущественно антисоветского характера. Ей ничего не стоило прийти к раннему завтраку и этак между двумя глотками кофе обронить: «А знаете, вчера поздно вечером состоялось сверхтайное совещание в советской ставке. Там выступали…» (дальше следовали, безусловно, русские имена, позаимствованные из старых газет). Редкие в этот час едоки переставали жевать: странные русские имена звучали как неоспоримое доказательство. Она рассказывала эти сногсшибательные, выдуманные ночью истории, изобилующие потрясающими деталями, не только своим сотрапезникам, но и читателям газеты: хозяин ее, лорд Ротермир, щедро оплачивал это примитивное вранье.
…Наконец войска получили приказ. В движение почти одновременно пришло более миллиона людей и 300 тысяч машин. Дороги южной и центральной Англии, пустовавшие уже несколько дней подряд, вдруг оказались совершенно запруженными армейским транспортом: широкими потоками он катился к морю. Первая волна — десять дивизий, то есть 250 тысяч человек с машинами и вооружением, — скоро достигла портов вторжения, растекалась ручейками по причалам, с причалов — по судам. Парашютные части подтянулись к аэродромам. Все запасные взлетные площадки были заняты истребителями.
Юг Англии представлялся в те дни живым снарядом, который ждал лишь нажатия кнопки в Верховном штабе союзных экспедиционных сил, чтобы обрушиться на немцев в Нормандии.
4 июня кнопку нажали: вторжение назначалось на утро 5 июня. Однако в полдень приказ был отменен: испортилась погода. Более шести часов войска, погруженные на суда и переполнившие их до отказа, ждали нового сигнала. Офицеры опасались, что измученные качкой и страдающие от приступов морской болезни солдаты не смогут атаковать. Погода же, на которую возлагались все упования, быстро ухудшалась, в море появилась волна.
Новый приказ пришел лишь вечером: высадка переносилась на 6 июня. Порядок следования эшелонов не менялся.
Утром 5 июня немного прояснилось, но это продолжалось недолго: погода в Англии часто меняется по нескольку раз в течение одного часа. Тучи снова покрыли небо, долина помрачнела, барометр продолжал падать..
Наступил вечер. Корреспонденты стояли перед домом, смотрели в небо, где мутные звезды, будто играя в прятки, то исчезали во мраке, то, едва различимые, появлялись вновь. Шумел вековой парк. Вскоре сквозь его монотонное гудение мы услышали гул моторов. Он нарастал, потом превратился в потрясающий рокот, от которого задрожали окна старого дома. В долине, как казалось, совсем недалеко, вспыхнул прожектор, затем другой, третий… Их лучи вытянулись на юг: они показывали десантным самолетам и планерам путь к сборному месту над равниной Салисбэри. Оттуда воздушная армада направилась в Нормандию.
- О, Иерусалим! - Ларри Коллинз - История
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918 - Эрих Людендорф - О войне
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Тегеран 1943 - Валентин Бережков - Биографии и Мемуары