Эхо Непрядвы - Владимир Возовиков
- Дата:24.01.2025
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Эхо Непрядвы
- Автор: Владимир Возовиков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да мы, боярин, нынче ж пару подъемников особых поставим. А машина еще сгодится.
Адам тушевался, лишь коротко отвечал на вопросы князя. «Кончилась власть наших выборных», — с неясным сожалением подумал Вавила.
Едва отошел Остей, к воротам прискакал Олекса.
— Готовьте свои громыхалки! — крикнул пушкарям. — Завтра Орда пожалует.
Встревоженный Вавила раздумал идти домой полдничать, послал за обедом сынишку. Долго смотрел через узкую бойницу в полуденную сторону, где небо затягивала серая пелена. Эта странная нехорошая пелена, казалось, надвигается на Москву.
Внизу послышался оживленный говор, видно, принесли обед ополченцам, но женские голоса были незнакомы.
— Ай не боитеся, красавицы, што татарин нагрянет да и уташшит в свой гарем? — громко спрашивал озорной Беско.
— Вы-то нашто? — отвечал девичий голос.
— Ладно — не пустим их, токо почаще пироги носите.
— И медок с княжьего погреба, — пробасил Бычара.
— Орду отгоните — медок будет.
— Не-е, милая, прежде для храбрости требуется. Не то быть вам в гареме беспременно.
— Да уж лучше в колодец! — Голос третьей гостьи показался знакомым. Вавила стал спускаться вниз. Около ворот девицы с корзинами в руках угощали пирогами ополченцев. Те расступились, пропуская начальника, Вавила пристально смотрел на одну из девиц, белолицую, сероглазую, веря и не веря глазам. Руки ее с корзиной вдруг опустились.
— Ой! Ты ли, дядя Вавила?
— Анюта?
— Я это, я самая. — Она подошла к нему, остановилась, сбивчиво заговорила: — Мы вот пирогов напекли… Да куда ж ты запропал, дядя Вавила? Я уж искала тебя, искала…
— Слыхал я о том, спасибо, дочка. — Вавила глянул на притихших ополченцев. — Да у меня, как видишь, тоже — слава богу. Ты-то пошто здесь? Говорили, тебя княгиня Олена взяла.
— Она ж в отъезде…
— Откушайте пирогов наших, — одна из девиц протянула пушкарю угощение, он взял, ободряюще улыбнулся смущенной Анюте, стал жевать пирог с яйцом и грибами. Послышался конский топот — вдоль стены мчались трое, впереди — Олекса.
— Вавила! Оставь на месте лишь воротников, возьмите огнива да факелов побольше — в посад пойдем. Я — мигом назад!
— Зачем пойдем-то?
— Аль сам не догадываешься? — Олекса сверкнул глазами на девушек, наклонился с седла. — Анюта, душенька, угости нас — со вчерашнего дня крохи во рту не было. А этих чертей не закармливайте — детинец проспят. — Жуя пирог, на скаку оборотился, крикнул: — Посад палить — вот зачем!
Замерли ополченцы с недожеванными пирогами во рту, бледная Анюта шагнула к Вавиле:
— Что же теперь будет?
— Не бойся, дочка, так надо. — Неожиданно для себя спросил: — Олекса — твой суженый?
— Шо ты! — Лицо девушки зажглось румянцем. — Он в тереме нашем с дружиной стоит.
— Витязь лихой. И ты вон какая стала — не узнать. О родных-то чего сведала?
— Ничего. Поди, съехали в Брянск…
— Наверное, съехали. А ведь я женился, и дети есть. Вон сынок бежит с обедом.
Она с удивлением смотрела на рослого парнишку.
— Твой? Когда ж вырос-то?
— Приемыш. — Вавила улыбнулся. — И девочка есть, семилетка. И другой сынишка… Как раз годок ему.
Анюта улыбнулась с едва заметной грустью:
— А я все помню, дядя Вавила. Дай бог тебе счастья. Мы теперь часто ходить будем к вам. Может, чего постирать?
— Не надо, дочка. Мы люди ратные, да и семьи у многих тут. Ты в гости ко мне приходи…
Вавила приказал отворять ворота. Растревоженный встречей, повел ополченцев в посад. К стене отовсюду валил народ.
В сухой полдень Великий Посад, подожженный со всех концов, превратился в огненное море. Тысячи людей, высыпавших на стены, столпившихся под ними у открытых ворот, завороженно смотрели на буйство пожара. И страшно было оттого, что никто не метался, не вопил, не звал на помощь — люди стояли и смотрели, как выпущенный на волю красный зверь уничтожает их многолетние труды. День был тихий, но большой огонь породил ветер, его потоки устремились к горящему городу, загудели башни кремлевской стены, чудовищным медведем заревел огненный ураган. Красные вихри вздымали повсюду стаи трескучих искр, хлопья сажи и клубы дыма, в воздухе летали клочья горящей соломы и целые головешки, копоть свивалась над посадом в громадную бесформенную тучу, гарь поднималась к высоким августовским облакам, растекалась безобразной лохматой шапкой, накрывала пригородные луга и леса, застилала солнце. Охваченные пламенем снизу доверху, шатались высокие терема и церкви, рушились кровли изб, пылающие стены извергали смерчи огня — город превращался в один исполинский костер. В Кремле стало трудно дышать. Люди на стене заслонялись от жара рукавами. В гуле и треске огня, глухом грохоте разваливающихся строений не слышно было испуганных криков птиц, мечущихся в дыму, лая собак и ржания лошадей в конюшнях детинца.
Из-за прясла Никольской башни молча взирал на пожар князь Остей. Он все время кутался в светлый плащ, словно ему было холодно. Лишь теперь Остей начал до конца понимать, какую ношу взял на свои плечи. Рядом беспокойно топтался Морозов. Одутловатое лицо его словно поблекло перед пожаром, в желтушных угрюмых глазах плясало отражение огней, кривились губы, казалось, боярин недоволен тем, как горит город. Поодаль недвижно застыл Адам, рядом с ним что-то пришептывал Каримка, то и дело хватая за руку мрачноватого Клеща. Адам, казалось, не видел пожара, именно сейчас он решил, сдав детинец, вернуться в свою суконную сотню, чтобы сражаться на стене. На коленях возле широкогорлого тюфяка истово молился Пронька.
Вавила уже вернулся на свое место. Он стоял на стене возле Фроловской башни, вымученный, с опаленной бородой, в прожженном кафтане — пришлось пробиваться сквозь пламя. Маленькая миловидная женщина с ребенком на руках жалась к нему, утирая глаза концом повойника. Вавила не стал удалять жену, прибежавшую к нему с детьми, да и жены других ополченцев теснились тут же. Вавила смотрел на огонь, и по временам горящие избы, терема и храмы казались ему большими и малыми кораблями, гибнущими в сражении — так много схожего было между московским пожаром и тем, что он видел на море. Люди безумны, или это бог за неведомые прегрешения ставит их перед неизбежностью истребительных войн?.. Вспомнились холеные лица богачей, немыслимая роскошь их одежд и дворцов, великолепие храмов, которые они воздвигли своим святым на костях баснословно дешевых рабов и чужом золоте, алчность работорговцев, жестокость надсмотрщиков, старавшихся для большего обогащения хозяев. Те две морские армады дрались за право владеть торговыми путями, по которым стекаются в закатные города богатства всех земель и дешевая рабская сила. И Орда снова идет на Русь, чтобы взять новые полоны, дармовые меха, золото, серебро и хлеб. Но те-то, кто полезет на эту стену, подставляясь под выстрелы тюфяков, луков и самострелов, под сокрушительные камни и горящую смолу, много ли получат? Как и те, которые на его глазах жгли, резали и топили друг друга посреди пылающей Адриатики? Обогатятся ханы и мурзы, еще больше обогатятся работорговцы и скупщики награбленного, а с ними — владетельные сеньоры в закатных и полуденных странах. Если, конечно, война для хана будет успешной.
Он скрипел зубами, вспоминая издевательства, пережитые в неволе. Теперь снова за ним вышли на охоту с арканом. Нет уж — он предпочтет смерть. Скажет об этом своим товарищам, поведает им, каково живется рабу в тенетах жирных и жадных пауков.
— Ты штой-то сказал, Вавила? — Жена встревоженно смотрела на него высохшими глазами.
— Это я так, Милуша, про себя. — Он обнял жену, наклонился к сынишке — тот весело лопотал и тянулся ручонками к высокому столбу пламени, охватившему Фроловскую церковь.
— Большим — горе, малому — забава, — сказала жена. — Где теперь жить станем?
— Не горюй, Милуша, выстроим хоромы лучше прежних. Вот и Аленка станет нам помогать. Станешь, дочка?
— Стану, ежли котика с собой возьмем.
— Возьмем. Как же без котика в доме? — Вавила улыбнулся. До чего ж мало надо человеку, пока душа его не заражена алчностью, завистью и оподляющим властолюбием. И до чего щедр человек на добро, пока кто-то по скотскому праву силы не ранит его грубой жестокостью и унижением, вызвав в ответ неисцелимую обиду, ненависть и злобу! Сам он от природы не жесток, но, мстя за позор прошлой неволи, защищая от новой себя, жену и детей, станет убивать беспощадно, с холодной расчетливостью, чтобы убить побольше.
Великий Посад горел до утра. Когда встало солнце, среди черного пожарища чадили только головешки да кое-где кровенели из-под пепла непотухшие угли. Холм с Кремлем словно подрос. Белые стены присыпало пеплом, прикоптило дымом, но среди выжженного города, над черной, всхолмленной равниной и почерневшей под прокоптелым небом рекой они все еще казались снежными и легкими. В прогорклом воздухе молчаливо кружили вороны и косокрылые коршуны, налетевшие из далеких степей.
- Сны Снежной Королевы (СИ) - Кальк Салма - Любовно-фантастические романы
- Третья часть Великого похода. Сброшенные хвосты. Отданные долги (СИ) - Стариков Антон - LitRPG
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Горький запах полыни - Ганад Чарказян - О войне
- Царица Армянская - Серо Ханзадян - Историческая проза