Слово и дело - Валентин Пикуль
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Слово и дело
- Автор: Валентин Пикуль
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и ладно, — успокоилась Анна Иоанновна, довольная…
С криками и свистом бичей миновали село Черкизово — вдали уже и крыши теремов Измайлова завиднелись. Ехали скоро, так и рвали лошади царский поезд. И вдруг…
Грохот, пыль, визг! Ни возка, ни девок!
Разверзлась земля: посреди дороги — яма громадная, провал. Вздыбились бревна оттуда, хитро уложенные, как в капкане…
— А-а-а-а!.. — рев животный, нечеловечий, то кричала сама императрица. — Убивают меня.., у-убива-а-а-а…
В провал, стуча по крыше возка, сыпались здоровенные камни. Трещало дерево с хрустом. Дрыгали ногами лошади, разрывая в бешенстве упряжь. Осела снежная пыль, и все стихло…
Из седла выскочил Левенвольде, рванул дверцу кареты.
— Счастье ваше и всей империи, — сказал он, — что возок с девками вы пустили впереди себя… Едем! Обратно! На Москву!
Примчалась во дворец и кинулась к Ушакову:
— Андрей Иваныч, узнай злодеев… Спаси! Ушаков, по набожности своей, весь пытошный застенок образками да иконками завешал. Оглядел он лики святых угодников, и — — Введите пациента первого! — велел…
Первый “пациент” взвился на дыбу свечкой. Вздрогнули камни от страшного воя. Тогда Андрей Иванович на колени встал и голоском тихим, дрожащим запел акафист Иисусу сладчайшему…
Но ни дыба, ни железо раскаленное, ни молитвы — ничто не помогло открыть людей, которые устроили покушение на императрицу. Вокруг Черкизова да Измайлова чернели избы мужиков, шумели там гиблые — по колено в снегу — леса, да изредка мерцали над угорьями речек тусклые огни лучин…
***День — как день (таких дней на Москве много).
На кольях торчали головы, и глазами блеклыми, веки дремлюще опустив, встречали пасмурный рассвет над Яузой.
Загудел Иван Великий… Поначалу ухнул басом Успенский колокол — в четыре тысячи пудов, потом — Ревун, этот был поменьше. А за ними пошли сыпать прочие: Медведь — Татарин — Лебедь — Голодарь — Корсунь, и двадцать семь еще разных.
Пришли сторожа, люди бывалые. Они головы с кольев сорвали. И в мешок их поклали. А из другого мешка свежие головы вынули. Только вчера еще рубленные. И водрузили их — на страх народу, чтобы люди русские себя не забывали.
У этих еще веки не опустились: рассвет над Яузой сочился в мутных зрачках, смотрели они на Москву — тускло и совсем не гневно… И тысячи пудов звонкой меди гремели над ними!
Собирался народ. Выходили из фартин люди гулящие, себя не помнящие. Около бань, синяки румянами замазав, блудные девы в тулупах козлиных похаживали. Коли копеечка лишняя у тебя имеется, так согреши с девой! Заодно в баньке попаришься.
Запахло рыбою жареной. Прели под тряпками, для тепла укрытые, коровьи сычуги с гречневой кашей. Из харчевен лез дым через окошки — не пожар, а просто так (грелись там).
Пронес мужик скамью преизрядную, и на той скамье товары раскладывал. Дело скорняцкое, хорошее дело! На саночках везли бабы квасные кади — на квас всегда спрос охотный (это прибыльно).
Из цирюльни вышли воры — ребята хоть куда! Они сразу в толкучку затерлись, пошли народ щупать. Скорняка увидели, скамью опрокинули. Мужик был не промах: на снег лег и, что было у него (юфть там и голицы-рукавицы), все под себя зажал. И не встал, покуда воры не отошли.
Потом от земли воспрянул весело — снова торг учинил!
И смотрели на людскую суету головы.
Вчера рубленные. Свежие…
Прошел, бородой тряся, юродивый Тимофей Архипыч.
— Уважь, — кричали ему. — Окрести нас или облай…
— Ой, люди! Очами не видите, ушми не слышите… Анна-манна, гол шелков, да и был я таков… Сократи и сосмири кобеля царского! И крестьянского и монастырского… Вняли ли?
— Вняли, — отзывался народ площадной.
— Чтобы стался он слеп и глуп, как теля мокрое. Чтоб связались ему челюсти, а в челюстях — язык его. И чтобы не слышать нам лая дикого, не нашего… Вняли ли?
Вскочил на бочку парень, шапку свою рванул пополам.
— Спасибо, Архипыч, что надоумил меня, — кричал в толпу. — Как не внять тебе? Мы того кобеля знаем… То Бирен поганый!
Сверкнул протазан над толпою. Бежали солдаты.
— Стой! — орали. — Хватай его, хватай… Вали с ног. Но парень уже летел по улице. А за ним — солдаты:
— Куда-т тебя туда-т понесло?.. Стой, а то стрелим! Ох, и шибко бежал парень. Сам он русский, улица русская, солдаты русские — власть чужая. И кричал он на бегу затейно, словом особым, которого все боялись:
— Когда мае на хас, то и дульяс погас! То значило: “Не трогай меня, а то ножика получишь”. Влетел парень в кабак Неугасимый, бухнула за ним дверь.
А солдаты уже тут, и прется офицер с протазаном:
— Эй, питухи, погоди пить… Сказывай, где тот человек, что вошел сюды-тко вот только што?
Отвечали ему вина пьяницы, Табаков курильщики да в зернь игральщики — словами извечными, что наизусть помнили:
— Знать того не знаем, ведать того не ведаем… И ушел офицер обратно — в сумбур криков да сговоров московских. А воры гладкобритые все похаживали. Да все посматривали. Средь бела дня, не стыдясь честного народа, стали раздевать они купчину из Китай-города. Раздевали, приговаривая с улыбочкой:
— Шасть на кабак, дома ли чумак? Веришь ли на деньги? Или в долг даешь? А каково с бабушкой живешь?
Молчал купец. Только знай поворачивался. И снимали с него в самый аккурат, все по порядку:
Кушак яицкой -
Рукавицы козловые -
Сапоги и шапку -
Шубу нагольную -
Кафтан-смурострой -
Фуфайку китайчатую -
Штаны лазоревые -
Исподнее полотняное.
А более снимать было нечего, и тогда купец завопил:
— Карау-у-ул.., гррра-а-абят!
Народ безмолвствовал. И крутился вдали протазан офицера.
И покрикивали люди гулящие, себя не помнящие:
— Когда мае на хас, то и дульяс погас!
В этот обычный день, каких много, въехал на Москву бывший губернатор земель Казанских — Артемий Петрович Волынский.
Въехал тишком, в каретке малой, чтобы глаза пышностью не мозолить. И остановился в доме Нарышкиных (по родству). Только было детишек от платков и шубеек раскутали, тут и вошли в покои солдаты. Офицер же, явясь, сказал Волынскому:
— От имени государыни-матушки было указано вашей милости до самого Низу ехать — под команду генерала Левашева. А заместо Гилянских провинций вы, сударь, самовольно, в нарушение указа царского, на Москве объявились дерзко. И в том ответ дайте!
— Тебе, балде, ответа не дам, — сказал Волынский. — А врагам моим отвечу: зубы мои.., во, гляди! Такими зубами до кишок можно добраться! Смекнул?
Офицер был глуп и смотрел на зубы. В самом деле, у вельможи Волынского не зубы, а — перлы. Один к одному, белые, чистые, крупные. Такой, вестимо, любого волка разорвет! Но возле дверей уже качнулись штыки.
— А это зачем? — крикнул Волынский.
— Велено держать вашу милость под арестом и никуды не выпущать. И грозит вам ныне строгая инквизиция!
— У-у-у!!! — завыл Волынский и покатился по полу…
Глава 11
Шаги — бум-бум-бум… А шпоры — лязг-дзень-трень… Анна Иоанновна привстала… Прямо на нее шагал громадный детина, В руке его взлетал чуть не до потолка толстый команд-штап, сверкали ботфорты в заплатках старых. Парик-аллонж спадал с плеч до пояса и взметалась над буклями рыжая пудра.
Это шел генерал Александр Румянцев (из денщиков Петра):
— Звала ты меня, матушка, и вот приехал я…
Анна Иоанновна дала ему руку для поцелуя приветного:
— Милый друг, Ляксандра Иваныч, рады мы видеть тебя у престола нашева. Бывал обижен ты от людей временных, куртизанов подлых… Нонеча то время ужасное миновало! Быть тебе в чести великой: для начала в сенаторы наши жалуем…
— Благодарствую покорно, пресветлая государыня наша!
Анна Иоанновна и дальше — лисичкой к нему:
— Будто и невесел ты, генерал мой? Видать, долгов накошелял изрядно? Так я тебя не оставлю: вот шкатулка, а в ней, дома сочтешь, ровнехонько двадцать тыщ золотом… Рад ли ты?
— Эх, матушка! Кто деньгам не рад? Удружила ты…
— Ив подполковники гвардии тебя, — расщедрилась Анна. — Ну, целуй руку мне да кланяйся. Станешь ты другом моим верным!
— Матушка! — растерялся генерал. — Ничего путного содеять я не успел, как ты меня одарила милостями… Говори же — что надо, все исполню ради тебя!
Анна Иоанновна гостя усадила, сама печалилась:
— — В великом тужении финансы мои обретаются. Не знаю уж я: сразу мне с котомкой идти по миру? Или подождать малость? Нечестивые люди казну мою изнутри всю выжрали. А тебя, яко человека честного, у двора моего фавора никогда не искавшего, желаю я к финансам твердо определить…
— Постой, постой, матушка, — заговорил Румянцев. — С чего ты взяла, что у нас финансы имеются? У нас — подати, налоги, правеж и грабеж, поборы разные… Да еще вот! — Достал генерал рубль, куснул его и протянул Анне: там все восемь зубов отпечатались. — Одна фальшь, матушка, и никаких прибытков не предвидится.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Ваше Сиятельство (СИ) - Моури Эрли - Эротика
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Государева охота - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы