Грозное время - Лев Жданов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Грозное время
- Автор: Лев Жданов
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже по поясу лег широкий обруч железный. Сами опричники, прискакавшие за дровнями, заклепали замки.
Дверь подвала, кроме тяжких засовов с большими замками, была еще забита наглухо костылями громадными. Без пищи, без воды приказал Иван оставить там Филиппа. Думал: не смирят ли старика тяжкие лишения?
Ускакали опричники. Ключи от темницы с собой увезли, как было им приказано, чтобы монахи не разжалобились, не сделали потачки Филиппу.
Но тайные тюрьмы монастырские полны чудес. Недаром толкуют, что и войти и выйти из них – легко и трудно одинаково. Все зависит от уменья… Когда через три дня явились опричники проведать заключенного, думая встретить или усмиренного горделивца, или труп жалкого старика, – свершилось нечто странное.
Целы – запоры дверные. Нетронуты двери, наглухо забитые. С трудом раскрыли двери. И до слуха кромешников донеслось ление псалмов благодарственных. Стоя с руками, поднятыми к небу, стряхнув, как скорлупу, все цепи тяжелые, слабым голосом воспевал узник Господа Сих.
Азиат суеверный, князь Михайло Черкасский, и другие, с ним вошедшие в подвал, так и дрогнули. Волосы зашевелились у них от неодолимого, священного ужаса.
– Чудо! Чудо! – как из одной груди, вырвалось у всех, и мучители, бездушные, продажные грешники, – с мольбой и рыданием припали к ногам своей жертвы, шепотом или с воплем, кто как умел, молить стали:
– Благослови, владыко! Отпусти нам окаянство наше, грехи неисчислимые, тяжкие!
И он благословил. Он дал им отпущение, палачам своим.
Кинулись к царю эти звери, пережившие минуты просветления, рассказали все. Лица – мокры от слез… Лица только с брызгами крови да вина раньше знакомые…
И дрогнул царь. Но иное слово сорвалось с его бледных, дрожащих губ.
– Чары, чары, чары! – хрипло зашептал Иван. – Недруг он мой… Изменник, предатель! Не на суд ли Божий зовет меня старец упрямый? Так давай тягаться! Эй, псарей сюда! Пусть Андрюшу с цепи возьмут, в обитель свезут да к Филиппу припустят. Опричников моих, гляди, очаровал ведун… Пусть зверя очарует, тогда уверую в правоту… или в силу его… Да не кормить Андрея до завтрева. Ни крупицы нынче не давать… И завтра же… В подвал Андрюшу к старцу впустить… Пусть вдвоем потолкуют.
Андрюша был бурый медведь, могучий, самый злой из всего зверинца царского, где медведи и псы-людоеды содержались для диких охот и забав Ивана, какие тот по примеру цезарей порой затевал… Имя зверю дано в честь двух Андреев: Шуйского и Курбского.
Исполнили волю Ивана. Точно ли, нет ли? – кто знает…
Ходил за медведем один только, кого не трогал свирепый зверь: псарь по имени Приезжий Обернибесов. Он и повел Андрюшу. И в подвал его загнал. При всей грубости – набожный, верующий человек был псарь. Может, и накормил раньше досыта мишку. Или на самом деле, встретясь со взором твердого человека, в полутемном подвале, слабо освещенном светом ночника, – зверь отступил, отвернул налитые кровью глаза и смиренно улегся в углу? Как было – никто не знает… Но именно так и застал обоих царь, когда наутро, терзаемый любопытством и неясным страхом, сам он явился в монастырь, дверь распахнуть приказал и заглянул в темницу.
– Глянь, государь! – забасил шедший впереди Обернибесов. – Ондрейко-то наш – приручился, видно… Лежит смирнехонько в углу. Не тронул медведь старца Божия.
– Вижу, вижу! – протяжно отвечал Иван.
– Чудо! Чудо! – зашумели все стоявшие за царем: монахи, стрельцы и опричники…
– Чары! Чары! – говорю вам… Я – говорю! Царь и властитель ваш… Плохо вы здесь сторожите, голубчики… Нынче же в Тверской Отроч монастырь отвезти крамольного епископа! А тебя, приятель, обратись к псарю-медвежатнику, тебя, Обернибе-сушка, я попытаю нынче ж о чуде об этом!
И прочь пошел.
Филиппа в Тверь повезли. А на другое утро в Синодике новое имя стояло, Иваном вписанное: Приезжий Обернибесов… Сверху – звание проставлено: псарь…
Что ни день – то больше росла и ширилась тоска больной души, овладевшая царем после удаления Филиппа.
Видят это опричники – и хмуриться стали.
– Все, вишь, пригляделось игумну нашему… Надоть бы поновей чего, позабористее…
И они нашли.
Чтобы не было ни сроку, ни отдыху, чтобы не успевал поодуматься царь – одно средство оставалось верное, испытанное: против сильного какого-нибудь, хоть бы и выдуманного, врага домашнего натравить надо царя. Старые внешние враги теперь уже, как нечто знакомое, мало занимали Ивана.
И нашелся случай под рукою.
То ссорясь, то мирясь, но довольно сносно в последние годы жили оба брата двоюродных: Иоанн IV и Владимир Андреевич.
Именно в эту пору, летом 1569 года, Иоанн послал князя, в качестве вождя, с московскими ратями против турок. Их ожидали со стороны ногайских степей, так как хан Девлет с помощью 17000 янычар турецкого султана сбирался отнять у Иоанна царство Астраханское.
Через Кострому поехал Владимир со всей семьей и остановился в Нижнем Новгороде, где, по обыкновению, назначен был сбор служилым, ратным людям, казакам и азиатским, кавказским князькам с их дружинами.
Кострома недавно отошла к Владимиру, вместо старого удела, с другими еще городами: Дмитровом, Боровским и Звенигородом.
Старый дедовский удел, с известными целями, был отнят у брата Иваном.
Костромичи, из усердия, миряне и духовенство все, желая в лице брата почтить самого царя, встретили Владимира торжественно, с царскими почестями.
Принял хлеб-соль Владимир, спасибо сказал новым оброчникам своим и проехал дальше, в Нижний, где стал к походу готовиться. Пока войска собрались, турки узнали, что отпор им сильный будет, – без боя домой вернулись.
Владимир послал вести о том брату, а сам остался жить в Нижнем, ожидая дальнейших приказов от царя. Было это уже в конце 1569 года.
Только что оставил царя гонец от Владимира и стал Иоанн разбирать, что пишет ему двоюродный брат, – как вдруг неслышно, без доклада, показался в покое Басманов. Видя, что царь в бумаги ушел, кашлянул легонько.
– А, ты? Что надо? – не оглядываясь, узнав по кашлю Федю, возмужалого, бородой пообросшего, теперь – смелого воина, спросил Иван. Хотя и не по-прежнему, но особенное расположение питает он к этому лукавому парню.
– Так. Проведать заглянул… Слышно: вести от князя Володимира. Турок, что ли, расколотил?
– Не жди турок… Не бойся, Федя… Цел останешься… Турки к нам за тобой не заглянут… Вовсе не пожалуют… Вот пишет Володимир!
– А про то, как встречали его в Костроме да везде и повсюду, с крестами-хоругвями и со звоном колокольным, ниц перед ним как падали, государем-царем величали, – о том пишет ли князь?
– Что ты плетешь? Что за притча?
– Бабы да девки на коклюшках плетут, а мне не пристало. Видишь, вон: рубчик на лбу, от сабли татарской… Это – мое плетенье ноне… А я правду говорю…
– Как царя его встретили, говоришь? С чего ж бы то?
– Э, государь… Да ноне, видно, один у нас чутье потерял: игумен наш премудрый… «С чего бы?» А с того бы самого, с чего и в некие дни былой хвори твоей – присяги князь давать не хотел усопшему царевичу Димитрию… Не кроется князь даже… Тут – и Филипп помог… И толки, что Ивана-царевича своего ты на трон литовцам отдаешь… И мало ль что… А Федор-царевич, здоровьем-де слаб, толкуют… Головой некрепок, вот как твой же брат был покойный, государь Юрий Васильевич… Один и выходит царь впереди: Володимир свет Андреевич!
– Да врешь ты…
– Экий, право, царенька… Заладил одно: врешь да врешь. С чего мне врать-то? Спроси сам хотя костромичей тех… Они не скроют…
– Ладно… Свезти их сюда, всех, которые… Я с ними…
«Дело» палачами было найдено. За костромичей несчастных взялися. Свезли в Слободу самых важных из тех, кто во встрече Владимира участвовал. Напуганные бедняки и таиться не стали, поведали, как государева брата встречали торжественно, чин чином…
– Не царя ли себе в нем чаяли, милые?
– А это не наше дело! – отвечали простодушные костромичи. – Велишь – и за царя его почтем!
Кнут и пытка служили наградой за их простодушную откровенность. А пытка была такая тяжелая, что ни один из привезенных в Слободу домой не вернулся, рассказать даже не мог, что испытал, что видел он в этом чистилище.
Не привык Иван на полпути останавливаться.
Старые подозрения, ненависть к Владимиру, искусно пробужденная сворой беспутных опричников, – завладели волей и душой Ивана так властно, что ни о чем ином он больше думать не мог.
Во сне снилось, наяву – то же самое думалось: устранить опасного соперника по царству.
В Нижний гонцы поскакали, люди были подосланы разузнать, как да что там… Из опричников были, конечно, те люди… Скоро вернулись и столько насказали, что позеленело от ярости и страху лицо Ивана.
– Извести меня задумал? Откуда знаете? – спросил царь.
– А слыхали. Да можно князя и с поличным поймать… Уж как это сделать, у нас придумано!
- Иван Грозный. Жены и наложницы «Синей Бороды» - Сергей Нечаев - Биографии и Мемуары
- Очерки истории средневекового Новгорода - Валентин Янин - История
- 1917. Разгадка «русской» революции - Николай Стариков - История
- От Батыя до Ивана Грозного. История Российская во всей ее полноте - Василий Татищев - История
- Святая Иоанна (Хроника в шести частях с эпилогом) - Бернард Шоу - Драматургия