Девичьи сны - Евгений Войскунский
- Дата:13.11.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Девичьи сны
- Автор: Евгений Войскунский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Девичьи сны" - волшебное путешествие в мир мечты
📚 "Девичьи сны" - это захватывающая аудиокнига, которая погружает слушателя в удивительный мир фантазии и мечты. Главная героиня книги, Мария, молодая девушка с ярким воображением, каждую ночь видит загадочные сны, полные тайн и загадок. Ее приключения в мире снов становятся все более захватывающими и опасными, когда она начинает осознавать, что ее сновидения имеют реальное влияние на ее жизнь.
Автор аудиокниги, *Евгений Войскунский*, с легкостью переносит слушателя в мир фантазии и магии, создавая увлекательный сюжет и запоминающихся персонажей. Его талант в описании деталей и создании атмосферы позволяет каждому слушателю окунуться в увлекательное путешествие на протяжении всей аудиокниги.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокнигу "Девичьи сны" онлайн на русском языке. Сайт предлагает широкий выбор бестселлеров и лучших произведений различных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе.
Не упустите возможность окунуться в мир фантазии и мечты с аудиокнигой "Девичьи сны" и погрузиться в захватывающее приключение вместе с главной героиней Марией. Слушайте и наслаждайтесь каждым звуком и словом, созданным для вашего удовольствия!
Погрузитесь в мир мечты и фантазии с аудиокнигой "Девичьи сны" прямо сейчас!
Историческая проза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы похоронили маму на верхнем кладбище, в Патамдарте.
Господи, упокой эту мятущуюся душу…
Глава девятнадцатая
Баку. Январь 1990 года
Около полудня в субботу 13 января в квартире Беспаловых зазвонил телефон. Юлия Генриховна взяла трубку.
— Привет, Юля, — услышала она томный голос Эльмиры. — Как вы там? Ничего? Юля, вам Володя не звонил? Не-ет? Понимаешь, он завтра летит в Москву…
— Знаю.
— Я для Лалочки готовлю посылку-у. Демьянки, зелень, инжировое варенье… Лалка без инжирового варенья не мо-ожет. — Эльмира хихикнула. — Володя сказал, что заедет с утра, но что-то его нет…
— Приедет, — сказала Юлия Генриховна. — Не волнуйся, Эля. Куда он денется.
— В городе неспокойно, Юлечка. Котик расхандрился… Вот он хочет тебе что-то сказать. Целую.
— Здравствуй, Юля, — зарокотал в трубке голос Котика Авакова. — Я хотел сказать, чтоб вы с Сергеем по городу не шастали. Я вчера ездил в поликлинику — это же черт-те что. Город как будто захвачен дикими кочевниками.
— Спасибо, Котик, за совет. А чего это ты хандришь?
— Ничего я не хандрю. А как Сергей?
— Так себе. Пока отбрасывает тень на землю, как ты любишь говорить.
— Это хорошо, — одобрил Котик. — В этом вся штука жизни.
Юлия Генриховна вошла в маленькую комнату, в «кабинет», где Сергей Егорович сидел в своем крутящемся кресле и читал газету.
— Кто звонил? — спросил он, не отрываясь от чтения.
— Эльмира с Котиком. Они о Володе тревожатся. В городе, говорят, неспокойно.
— Послушай, что я вычитал. Амосов пишет: «Ученые примерили, что девяносто пять процентов наших генов одинаковы с обезьянами. Даже не верится: Христос, Будда и рядом — гориллы». Каково?
— Что он хочет сказать? Что мы недалеко ушли от обезьян? Так для этого не надо подсчитывать гены. И так ясно.
— Не так уж ясно, — буркнул Сергей Егорович.
— Сережа, мне надо съездить к ребятам. Тихо, тихо, не вспыхивай! Нина купила сапоги, ей малы, а мне будут впору. Ты же знаешь, я без сапог осталась.
— Она что, не может матери привезти сапоги?
— Не может. Ты же знаешь, Павлик болеет, Олежку нельзя оставить на него.
— «Ты же знаешь», «ты же знаешь»… — Сергей Егорович хмуро смотрел на жену поверх очков. — Сама говоришь, в городе неспокойно. Не пущу.
— Ох, Сережа! Мы с тобой сколько уже — сорок лет женаты, а ты все еще не понял, что если мне что-нибудь надо…
— Давно понял. Тебя переспорить невозможно. Я поеду с тобой.
Володя Аваков эту ночь провел не дома. Почти не спали они с Наташей всю ночь.
— Господи, — шептала она, — неужели я все еще живая?
— Живая, — подтверждал он.
— Из какой сказки ты пришел?
— Из пятого «А».
— Ты поспи, ты поспи, — шептала Наташа уже под утро. — Нельзя так себя растрачивать…
— Помнишь, — сказал Володя, поглаживая ее худенькое плечо, — я нарисовал у тебя в тетради космонавта… В тетради по арифметике… А ты пожаловалась Софье Львовне…
Уткнувшись ему под мышку, Наташа счастливо улыбалась. Счастливо и горько. Так она и заснула — улыбаясь — в его объятии. Но около семи привычная забота подняла ее на ноги.
Наташа прошла в комнату матери. Вцепившись здоровой рукой в ее халат, волоча парализованную ногу, мать медленно проковыляла в уборную. При этом она пыталась что-то сказать, и Наташа изощренным своим слухом поняла ее прерывистое мычание.
— Да, да, — кивнула она. — Это доктор.
На обратном пути из туалета сочла нужным уточнить:
— Мы когда-то с ним учились в одном классе.
Вот сказала — и сама изумилась. Как же это произошло? Сколько потребовалось огромного терпения, а порой и безысходного отчаянья, чтобы прийти к этой ночи…
Учились вместе в младших классах в 23-й школе на Телефонной, и запомнился с той поры узколицый чернявый мальчик, задира и дразнилка — Вовка Аваков. В классе он сидел за ней, дергал за косу, а она замахивалась на него учебником, пищала: «Дурак!» Вечно он рисовал космонавтов в скафандрах, пытался изобразить широкую гагаринскую улыбку за стеклом круглого шлема. Космонавтами тогда бредили все мальчишки в их классе, и Аваков тоже.
Вот и все, что она о нем помнила, когда уезжала из Баку. Папу, инженера-нефтяника, перевели в Тюмень, и он с семьей переехал во «Второе Баку», как тогда называли Тюмень, и только спустя шесть лет, в 69-м, возвратились они домой. Да и то — потому лишь возвратились, что отец на тамошних морозах обзавелся туберкулезом и врачи сказали — надо обратно на юг.
О, как она, Наташа, обрадовалась родному городу! Солнцу и морю обрадовалась, и акациям на бульваре, и горам фруктов на базаре. Она поступила на филфак университета, и это были счастливейшие ее годы — стихи, стихи, стихи… и студия, свившая гнездо в Доме культуры на Баилове… Теперь-то смешно вспоминать, но тогда! Такие строили планы — создать тут, в Баку, нечто вроде Таганки — будоражить, потрясти сердца бакинцев! Однако дальше полудозволенных песен под гитару дело не пошло — а вот приходил петь песни Высоцкого ладный и смазливый лейтенант-зенитчик — в штатском, само собой, приходил, — и приятный был у него, Димы Горбатенко, басок, и хрипотцой он старательно подражал кумиру. Наташа — та в хоре пела, да и не пела, а выкрикивала в очередь остренькие тексты, как на Таганке, — а вот приметил ее молодой зенитчик, приметил и взял на прицел…
Она, Наташа, окончив АГУ, уже преподавала в школе русский язык и литературу, когда, вполне испытав лейтенантскую надежность, вышла замуж за Диму. Превратилась таким образом из Мустафаевой в Горбатенко. Надо сказать, что папа Имран Гаджиевич, крупный в прошлом инженер-нефтяник, не пришел в восторг от того, что дочка переменила хорошую фамилию на какую-то верблюжью. Но к тому времени его крутой характер пообтерся о больничные койки, и влияния на события жизни, как прежде, отец уже не оказывал. Что до мамы, то Эсфирь Давыдовна была убежденной интернационалисткой, к чему, между прочим, обязывала и профессия преподавателя основ марксизма-ленинизма. Зенитно-ракетный комплекс, стало быть, не встретил сопротивления на Восьмой Завокзальной улице. Тем более что бдительная охрана бакинского неба требовала от старшего лейтенанта Горбатенко частых и длительных отлучек.
Молодые жили хорошо. И могли бы — при открытом, легком нраве Димы и природной веселости Наташи — жить долго и счастливо. Рокотали гитарные струны, и, влюбленно глядя на молодую жену, Дима пел хрипловатым баском: «Веселье горит в ней, как пламя», — а она подхватывала, задорно тряхнув каштановой челочкой: «И шутит она над нами, и с нею мы шутим са-ами…»
Спустя полгода у Наташи произошел выкидыш. А вскоре подтвердилось, что у отца опухоль поджелудочной железы. Около года дружными усилиями семьи тянули отца, но болезнь шла быстро, и в августе восьмидесятого отец умер. Не прошло и двух лет, как Эсфирь Давыдовну разбил инсульт. Новую беду Горбатенки встретили стойко. У Наташи, прежде смешливо-озорной, появилась такая, что ли, озабоченная готовность сорваться с места и куда-то бежать — ну, если по-боевому, по-зенитному, то именно постоянная готовность номер один. Дима, когда не был на службе, много ей помогал. Ворочал неподвижную тещу, мотался по врачам и аптекам — в общем, сами знаете, что значит тяжелый больной в доме. Страшно медленно, медленно восстановилась небольшая подвижность левой половины тела. Речь не восстановилась, но Наташа научилась понимать мычание матери. Она ей читала газеты: Эсфирь Давыдовна без газет не мыслила своего, даже и столь убогого, существования. И было похоже, что она хорошо воспринимает текущие события. С углублением перестройки, однако, Наташа все чаще замечала в напряженном взгляде матери невысказанные недоуменные вопросы. «Социализм мы видим как строй подлинного, реального гуманизма, при котором человек на деле выступает мерой всех вещей», — читала Наташа очередной доклад Горбачева. Эсфирь Давыдовна вдруг взволновалась, замычала, упорно повторяя бессвязные звуки, и надо было обладать Наташиной чуткостью, догадливостью, чтобы понять, что мама спрашивала: «Какой гуманизм? Абстрактный?» — «Просто гуманизм, — сказала Наташа, — ну, гуманизм как таковой, неужели непонятно?» Кажется, мать так и не поняла.
Да и не так уж это было важно — по каким пунктам она расходилась с Горбачевым. Гораздо хуже было то, что Дима Горбатенко не выдержал такой жизни. Не выдержал унылого однообразия будней, пропахших лекарствами. Не выдержал нарастающей Наташиной замкнутости, постоянной сосредоточенности на болезни, на расписании маминых повседневных нужд. К тому же возникли у него трения с начальством, не одобрявшим увлечения Высоцким и Галичем. Словом, на четвертом году болезни матери Наташа и Дима расстались. Шел восемьдесят шестой, май месяц, только что появились сообщения о Чернобыле. Дима подал рапорт о переводе в действовавший в Афганистане «ограниченный контингент» — и уехал воевать. Спустя какое-то время Наташе сообщили, что капитан Горбатенко погиб под Джелалабадом. Уже недолго оставалось до вывода «ограниченного контингента» из погибельной горной страны — а Дима не дожил.
- Полное собрание сочинений. Том 20. Ноябрь 1910 — ноябрь 1911 - Владимир Ленин (Ульянов) - Биографии и Мемуары
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары
- Гончаров идет по следу - Михаил Петров - Иронический детектив
- Капитан идет по следу - Марк Гроссман - Детектив
- Туман идет по следу - Василий Сорокин - Домашние животные