Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов
- Дата:24.08.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Гражданская война. Миссия России
- Автор: Дмитрий Абрамов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вдруг левее, позади бронепоезда, показались конные эскадроны красных. Состав тронулся и медленно дал задний ход, стремясь перерезать движение конницы. Бронепоезд развернул орудия севернее и ударил со всех стволов. Гул и грохот разлились по равнине. Конница маневрировала, отходила восточнее и вновь возвращалась. Пулеметы Усачева то замолкали, то вновь начинали бить длинными очередями. Вода в кожухах пулеметов кипела так, что ею можно было заваривать чай. Так и делали, а в пулеметы заливали студеную воду. До глубокого темного вечера шел бой. В тот день Усачев потерял двух своих бойцов.
Белые, бросив против Буденного 22 конных и 2 стрелковых полка при поддержке бронепоездов, оказали упорное сопротивление на линии Архангельское – Нижнедевицк. Красных отбили. Касторную удалось отстоять. А неудачи на фронте 8-й армии затруднили взятие этого важного железнодорожного узла и в последующие дни.
3 ноября 42-я стрелковая дивизия 13-й армии красных заняла Ливны и начала продвигаться на Касторную. В Касторной дым коромыслом… По улицам городка и на станции группами гуляют, «совершают променад» пьяные офицеры, казаки, солдаты. Горят и дымят сотни костров, стоят орудия, лежат полные и пустые снарядные ящики. Повсюду коновязи с казачьими лошадьми, кучи лошадиного навоза. Пристанционный вокзал, еще недавно имевший потрепанный, но сносный вид, постоем войск за неделю превратился в холодный, разоренный сортир. Двери были или изуродованы и не закрывались, или сорваны с петель. Оконных рам не было вообще. Доски, которыми была забита половина окон, пошли на отопление. Столы и стулья разбиты и сожжены. В центре ресторанного зала прямо на полу, выложенном красивой плиткой, красовалось остывшее, черное кострище. Холодный ветер со снегом гулял внутри здания. Все люстры расстреляны или выдраны с потолка. Замерзшие, голодные, простуженные офицеры и солдаты Добровольческой и Донской армий забегали туда оправиться.
Пристанищем Космина и его батареи стал какой-то пристанционный барак для рабочих-путейцев. Живых и целых из всей батареи их осталось 12 человек. Он – один офицер, два унтера и рядовые. С ними два целых орудия, что стоят у входа в барак. Снарядов нет. Да еще с ними восемь тощих, оголодавших, сбивших бабки и копыта лошадей, привязанных под соломенным навесом у коновязи. Да и сами артиллеристы-дроздовцы – голодные, завшивевшие, оборванные, в стоптанных сапогах. Все вместе сидят и греются у чугунной печки-буржуйки, труба от которой выходит прямо в оконный проем, забитый досками. Коней и орудия охраняют по очереди.
А по соседству «гуляют» донские казаки. Вчера их полк был сильно потрепан красными, а сегодня они «пьють спиртягу и поминають своих братов». С казаками какие-то две смазливые бабенки.
– Эй, Филька! А наливай-ка ишо казакам! – уговаривает один хмельной своего собрата.
– Дак кружек ужо-т нетути! – отвечает Филька.
– Вона! А ну-ка, хлопцы, подь… Стаканы на колидоре…
«Да, армии наши понесли поражение, можно уверенно сказать – разбиты. Начинается отступление. Неужели конец Белому делу!?» – думает и чувствует Космин.
– А и то наливай в котелок! Казак и из котелка спиртом не поперхнеться! – гутарят и балагурят казаки.
– Эй, Халя! – кричит хмельной Филька, крутя длинный ус, потряхивая чубом – распрягай гнедого, запрягай кровать, поехали!..
– Я тебя самого вместо гнедого запрягу! Повезешь! – не лезет в карман за словом черноокая Галина.
– Повезу верхи до постели с подушкой!
Казаки гогочут, чокаются, пьют, закуривают самокрутки с дымным, ароматным самосадом.
– Не спеши под седло, Филипп, ее черкесы с Кубанского корпуса хотели снасильничать, дак она так одного из них обротала и взнуздала, что ён без зубов осталси, – с улыбкой промолвил старый седой казак с чубом.
– Да то не я, то ваши донские казачки постарались, – оправдывалась, скраснев, Галина.
«Как все незатейливо у простого люда. Что казаки, что крестьяне – все им легче, чем образованным, мыслящим людям. Что ж! Мы – мыслящая часть общества, нам и отвечать за все! Ну а что же делать мне лично?» – удивляется и сам себе задает вопросы Космин.
«Понял одно. Мне нельзя больше воевать на этой братоубийственной войне! Я почти без перерыва три с половиной года все воюю. Устал. Нужно вернуться к мирной жизни. Хочу увидать свою любимую и подержать на руках ребенка – свою дочь. Что же мне сделать-то для этого!?» – продолжает рассуждать и задавать сам себе вопросы молодой 23-летний подпоручик.
– Растудыт твою через коромысло! – восклицает и гогочет кто-то из казаков.
«Пойду, попрошу казаков. Может быть, угостят спиртом. Выпью, и легче на душе станет. Да и солдатам своим принесу», – думает Космин, направляясь к казакам.
– Што, стал быть, артиллеристы вы, вашбродь? – спросил его седой казак, наливая ему в крышку котелка.
– Так точно, – отвечал Космин, с благодарностью принимая налитое.
– Где ж твоя антилерия воевала-т ноне, коль красныя так нам всыпали? – вопрошает с долей недовольства захмелевший Филька.
– Под Воронежем. Где-то у Острожки, Монастырщины, Рогачевки, Хреново. Словом, восточнее Воронежа, – без злобы, но со вздохом, с тяжестью на душе и в словах отвечает Кирилл и пьет из ковша. Спирт обжигает ему гортань и пищевод. Он выдыхает в рукав шинели, слезы выступают на глазах. Закуски никто не предлагает, да ее и нет как таковой, кроме нескольких сухарей на столе.
– О, дак и мы тамо билися! – громко говорит кто-то из казаков.
– Билися, билися, да только сами разбилися, – негромко отмечает седой.
– У нас в батарее из четырех лишь два орудия осталось. Было тридцать пять солдат и четыре офицера. А сейчас всех нас двенадцать. Остальные – убиты да ранены. Как перебросили под Воронеж, так из боя с шестого ноября до вчерашнего дня не выходили, – пьянея, рассказывает Кирилл.
Выпивка на голодный желудок быстро делает свое дело.
– Да, побили нас красные! – восклицает уже примирительно Филька.
– Я на Германской войне с весны шестнадцатого года. Уж на что там ни насмотрелся, но такого не видал, – уже совсем пьяно молвит Кирилл.
– Такой молодой, а ужо-т насмотрелси, вашбродь, – качая головой, говорит седой и чубатый. – Накось, прими ишо! – говорит и протягивает Космину крышку со спиртом.
Кирилл берет и жадно пьет залпом, а затем выдыхает в кулак. Казаки с уважением переглядываются.
– А и не гребуешь простыми казаками, пьешь по-казачьи, вашбродь! Но не из нашей армии-т ваша антилерия? Не похожи на донцов. И фуражка на те не казачья, да и не простая. Никак не уразумею, – отмечает седой.
– Дроздовцы мы. Добрармия. К вам командированы из-под Орла приказом командующего вместе с другими частями и Кубанским корпусом Шкуро, – уже совсем опьянев, отвечает Кирилл.
– А! И то, слыхали мы! – кричит Филька.
О чем говорили потом, Кирилл уже не помнил.
«Как бы не надраться в стельку! Ну да ничего, Бог милует. Да и свои рядом», – успел подумать он только и присел на стул у стола, предложенный казаком из уважения.
В тот вечер в простой казачьей компании он набрался так, что вновь увидел гномов и троллей, которые, склоняясь над ним, припавшим лицом к руке, что лежала на столе, что-то кричали и ерничали… На минуту-другую он очнулся.
– Из благородных, в очках, а наилси, что сапожник! – хохочет молодой задорный гном.
– Э-эх! Табе все б охальничать! Бессовестная твоя душа! – урезонивает степенный седой тролль.
– Нам с ахфицерами и благородными в одной упряжке энтот гон не вспахать! – влезает в разговор еще один гном средних лет.
– Нам бы Дон-батюшку да Рассею от беды отвесть! А куды мы без ахфицеров годны, да на такия делы?! А? – негодуя, спрашивает тролль.
– Э, Петрович! Дон да Рассея – одно ль? Нужна нам Русь вонючая, лапотная? Да за нами идуть и Кубань, и Терек, и горцы, и Махно, и Петлюра с хохлами, и Сибирь с Кончаком, и других ишо не перечесть, – утверждает какой-то новый, вполне трезвый и незнакомый Космину голос.
– Овцы глумные! Когда Дон без России был? Только при турках и татарве, да и то усе Москва в своей руце держала. А Кубань твою те ж бусурмане – турки да горцы порежуть враз, коль Русь отворотится. Махну твово и Петлюру ляхи посекут и усю Малую Русь без Рассеи загубят, выжгут и в свою веру оборотят. И ерманец-то не поможеть, хоть и хотел бы, ибо у яво тож царя-кайзера сбросили и прогнали. А Сибирь Кончак твой англиканам, хранцузам, мериканам и япошкам энтим запродал да заложил. Думашь, откупится таперь? А вот хрен табе, выкуси! – гневится седой тролль и протягивает фигу в лицо незнакомому гному.
– Промежу прочим, меня и подружку мою наши православныя казаки от бусурман отбили. А с тобой бы, коли ты таков, я б сроду не пошла! – вдруг встревает в разговор какая-то тролльчиха.
Кирилл отрывает голову от стола и видит всю эту картину.
– Вона, она, хоть и баба, а и то лутше табя понимаеть! – весело кричит молодой, задорный гном.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Гражданская война в России 1917-1922. Красная Армия - Александр Дерябин - Публицистика
- Махно и его время: О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине - Александр Шубин - История
- Библия, пересказанная детям старшего возраста. Новый завет (Иллюстрации — Юлиус Шнорр фон Карольсфельд) - Библия - Религия
- Очерки Русско-японской войны, 1904 г. Записки: Ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г. - Петр Николаевич Врангель - Биографии и Мемуары