Скопин-Шуйский - Федор Зарин-Несвицкий
- Дата:19.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Скопин-Шуйский
- Автор: Федор Зарин-Несвицкий
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вперед! — не помня себя, крикнул он хриплым, задыхающимся голосом.
Его настроение передалось его сотне. С дикими криками вылетели они из засады и ударили во фланг Темрюкову. Ободренные неожиданной помощью, царские люди ринулись вперед, пушкари вновь зарядили пушки, грянул залп, и в несколько минут отряд Темрюкова был рассеян ядрами, порублен почти весь мечами. Окруженный царским войском, имея у себя лишь несколько десятков людей, Темрюков бился отчаянно. Вокруг него суживалось железное кольцо, но, как ощетинившийся вепрь, он грозно оставался на месте, готовый скорее умереть, чем отдаться в руки живьем.
Князь Трубецкой уже праздновал победу, всей массой своих войск обрушиваясь на нестройные кучки, оставшиеся от отряда Темрюкова.
С безумной энергией бросался Ощера, крича своему брату. Тот его не видел и не мог слышать за громом битвы. Отряд Темрюкова был почти весь уничтожен. Царские ратники наседали, Темрюков слабел. Но вдруг царские полки дрогнули и подались… Пронесся торжествующий победный клич, и в тылу царских войск неожиданно, словно из земли вырос, появился отряд великого гетмана. С криками: «Да здравствует царь Димитрий!» — отряд Болотникова ударил в тыл царским войскам. Ободренный Темрюков удвоил свои нечеловеческие усилия.
Трудно описать панику, которая произошла в войсках Трубецкого. Воины бросали оружие и беспорядочно бежали по всем направлениям, безжалостно избиваемые, как младенцы. Охваченный ужасом, в сознании погубленного благодаря ему дела, князь Трубецкой разбил о камень свой меч, скинул латы и помчался туда, где была верная смерть.
Через час все было кончено. От царского войска не осталось ничего. Обессиленные шайки бросились во все стороны, побросав оружие, и некоторые из них, застигнутые врагами, кричали: «Да здравствует царь Димитрий!..» — и присоединялись к полчищам Болотникова. Тяжело раненный Ощера едва был спасен своим стремянным. Без шлема, без лат, с развевающимися волосами и открытой грудью несся Трубецкой с кровавого поля в сопровождении немногих близких. В числе них был и Ваня, мрачный, угрюмый. Он вспомнил слова Ануси. С ним везли и полубесчувственного Ощеру. Трубецкой был мрачен.
— Скачем к князю Воротынскому, — промолвил он, обращаясь к своей свите.
Но его ждал страшный удар. Едва выехали они на калужскую дорогу, как встретили толпы израненных полуголодных, безоружных беглецов князя Воротынского. Истома Пашков обрушился как снег на голову на войска Воротынского и разгромил его, как Болотников Трубецкого. Все было кончено. Царского войска не существовало. Сотни пленных погнали в Путивль. На много верст калужская дорога была усеяна трупами. С бешенством, с ожесточением преследовали бегущих летучие отряды великого гетмана и всех, кто не кричал: «Да здравствует царь Димитрий!» безжалостно убивали…
К Трубецкому присоединился на калужской дороге и Воротынский. В сопровождении менее чем пятидесяти человек они неслись, словно гонимые страшным призраком.
— Да сгинет Василий Иванович! — чуть не скрежеща зубами, кричал Трубецкой. — Не слуга я ему более, еду к себе в вотчину.
Бледный, едва держась на седле, скакал с ним рядом Воротынский.
— Обманул, всех обманул царь Василий, всему войску велел объявить, что на татар идут. А как ратники увидели своих кровных… О-ох… — и Воротынский громко застонал, склонившись на гриву коня.
XI
Темрюков, упоенный победой, прежде всего поспешил туда, где жила его пленница. На взмыленном коне подскакал он к воротам и страшно был поражен, что не открыли ему ворот на его властный оклик, что мертвая тишина царила во дворе и доме. Он приказал сопровождавшим его открыть ворота. Темрюков влетел во двор — никого. Бросив коня, он как безумный взбежал на крыльцо, открыл дверь — горницы пусты. Он обежал весь дом от подвалов до светелок. Дом был пуст.
— Убежали! — с бешенством решил он и, выйдя во двор, вскочил на коня и помчался к Шаховскому.
— Где он? — не помня себя, закричал он, врываясь в покои князя. Глаза его налились кровью. Судорога искажала его бледное лицо.
Князь Шаховской невольно отступил.
— Кто? — спросил он. И, когда узнал, в чем дело, только руками развел.
— Где же твоя охрана, Иван Петрович? — уже с обычной насмешливостью спросил он. — Где же твои слуги верные были?
Темрюков бросился вон.
— Добро, не уйдут далеко, — твердил он про себя.
Но его душил гнев и жажда мести неведомо кому и за что. Застань он у себя хоть одного холопа, он не нашел бы ему достойной пытки. Но оставленные им холопы во главе с Сорокой бежали все, и его бешенство обрушилось на пригнанных в Путивль пленных… Из трехсот человек, приведенных им в Путивль, едва десятый избежал мученической смерти.
Целый день продолжалась кровавая расправа.
С большим трудом продолжал Ваня свой путь на Москву. Из всего войска осталась лишь небольшая горсть людей. Остальные были или перебиты, или захвачены в плен, и незначительная часть разбежалась во все стороны. Трубецкой и Воротынский не пожелали возвращаться в Москву и повернули на свои вотчины. Старик Измайлов и многие стольники и думные мужи полегли в недолгой кровавой схватке.
Молва о гибели всего царского войска неслась далеко впереди Калузина. Он уже встречал толпы холопов, вооруженных дрекольями и топорами… Не раз его останавливали и требовали, чтобы он указал, где великий гетман, кричали в честь царя Димитрия, объявившего волю, проклинали Шуйского… Видел Ваня пылающие усадьбы дворян и местечки, торговых людей и бояр, прятавшихся как дикие звери, и ужас наполнял его душу. И везде одна непоколебимая уверенность, что царь Димитрий жив и скоро будет в Москве.
А великий царский гетман неудержимо шел вперед, рассылая свои грамоты, с призывным кличем на сильных, знатных и богатых. «Вы все (говорили его грамоты), боярские холопы, побивайте своих бояр, берите себе их жен и все достояние их — поместья и вотчины! Вы будете людьми знатными! И вы, которых называли шпынями и безыменными, убивайте гостей и торговых богатых людей, делите между собою их животы! Вы были последние, теперь получите боярства, окольничества, воеводства! Целуйте все крест законному царю Димитрию Ивановичу!»
И на этот страстный призыв бесконечными потоками со всех сторон стекались к нему буйные шайки… Поход гетмана походил на триумфальное шествие, озаряемое грозными пожарами. Никто не верил уже в силу царя Василия, город за городом без сопротивления сдавался и целовал крест Димитрию. Кашира, Алексин, Калуга, Руза, Можайск, Орел, Дорогобуж, Вязьма…
Едва Калузин въехал в Рязанскую область, как узнал, что рязанцы головой встали за царя Димитрия под предводительством Захара и (главным образом) Прокопия Ляпунова, тех самых Ляпуновых, которые под Кромами при царе Борисе поклонились всей землей Димитрию.
Ваня, торопясь в Москву, поручил все же верным людям развести приказ Михаила Васильевича по его вотчинам для сбора ратных людей. Сам он не надеялся уже на успех и думал, что и Михаил Васильевич не станет теперь поддерживать своего дядю, когда против него восстала вся земля.
Тревожное, напряженное ожидание царило в Москве, начиная от царского дворца и кончая последней слободской хибаркой. Никто не ждал ничего хорошего.
Царь сидел у боярина Буйносова вместе со стариком Мстиславским, тут же, низко опустив голову, с вечной печалью на кротком, прекрасном лице, сидела его невеста Екатерина Петровна.
Царь хотел ее присутствия. Его красные подслеповатые глаза загорелись при взгляде на молодую красавицу… Расчетливый и скупой, он ничего не жалел для своей красавицы невесты, и его старое сердце трепетало, когда он видел на ее лице радостную, ласковую улыбку при каком-нибудь драгоценном подарке.
Сегодня царь был весел. Утром известный чародей, не то немец, не то еврей, по имени Равоам, предсказал ему скорое окончание смут и наследника Михаила. И старый царь лелеял мысль о близкой свадьбе и рождении желанного Михаила.
Равоам был известен по всей Москве как чародей и чернокнижник. Он прибыл, как и Фидлер, из Кенигсберга при царе Борисе в качестве тоже аптекаря и лекаря, но потом, как говорили на Москве, продал свою душу черту. Всем было известно, что он предсказал царю Борису появление Димитрия, за что был бит кнутами и посажен в острог. Но когда Димитрий действительно появился, Борис вспомнил о нем, освободил из тюрьмы и слушал его предсказания до самой смерти. Суеверный Василий тоже приблизил его к себе.
Из всех присутствующих только один царь сегодня, вопреки недавней неуверенности, был бодр, весел и исполнен радостных надежд. Екатерина Петровна несколько раз порывалась уйти чуть не со слезами на глазах, но ее удерживало присутствие царя и строгий взгляд отца. В присутствии любимой невесты ободренный утренним предсказанием обыкновенно угрюмый царь был разговорчив, ласков, и так как он славился своим умением говорить красноречиво и вкрадчиво, то его с удовольствием слушали и Мстиславский и Буйносов.
- Святой Димитрий (сборник) - Литагент «Благозвонница» - Религия
- Соловьи поэзии - Джалил Мамедгулузаде - Русская классическая проза
- Пан (пер. Химона) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Царь грозной Руси - Валерий Шамбаров - История
- Под звуки музыки - Олег Синицын - Боевая фантастика