Невенчанная губерния - Станислав Калиничев
- Дата:29.07.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Невенчанная губерния
- Автор: Станислав Калиничев
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнюю подробность насчёт оскорбления благочинного Щеколдину сообщил пристав полицейского участка. «Дурак! — подумал Щеколдин о приставе. — То, что попа жеребцом обзывают — ещё не крамола, вроде бы и не оскорбление, а вот служителем охранки обозвали — как обесчестили. У него хватает ума говорить такое мне». Пристав и разбудил ротмистра, чтобы спросить совета: вызывать или не вызывать казаков?
— Никаких казаков! — недовольно отрезал Щеколдин, ещё не отряхнувшись от тяжёлого, как обморок, сна. — Что вы лично предприняли?
— Арестовал сколько мог.
— Много?
— Держать негде. Арестантская в участке полна.
— Не вздумайте держать их вместе с теми, кого взяли ночью… Положение контролируете?
— Да… Все мои люди на улицах. Но на рудниках неспокойно. Сбор пожертвований — вроде спектакля для обывателей. Зеваки собираются, народ… Того и гляди, митинговать начнут. Если двинут в Юзовку, я бессилен.
— Больше выдержки, Панкратий Семёнович, — устало сказал Щеколдин. — Первое мая на носу, не хотелось бы обострений. Кстати, вы туда, в арестантскую, своего человека подсадили?
— Не подумал как-то… Всё так неожиданно.
— Ладно, я сейчас буду на службе. Поддерживайте связь.
Явившись в кабинет и узнав от дежурного последние новости, ротмистр недобрым словом помянул своего полицейского коллегу. Чувствовал себя разбитым. От двух папирос, выкуренных одна за другой, стучало в ушах. Надо было собраться с мыслями, сосредоточиться. Достал из сейфа папку с входящими, раскрыл её и, почти улегшись грудью на высокую столешницу, вяло листал. Это успокаивало. Он любил и умел работать с документами. Перечитывал оперативные установки, сводки. Сопоставляя их, можно было набрести на новую мысль, по-иному взглянуть на уже известные факты.
Устало перелистав несколько бумажек, задержался на секретном циркуляре. Несколько дней назад читал его в добром расположении духа, с чувством служебного рвения. А теперь вроде и сами строчки поблёкли, и слог обветшал — не циркуляр, а трусливые советы мелкого чиновника. А ведь под ним красовалось факсимиле Товарища министра внутренних дел!
Каждый, кому эта секретная бумага адресовалась, не хуже товарища министра знал положение дел и какие меры принимать следует. «Ему, конечно, просто такие кисло-сладкие циркуляры сочинять. Я, мол, предупредил, а за остальное отвечаете вы. Никто не решается с солдатской честностью взять на себя ответственность: «Патронов не жалеть!» — думал Щеколдин.
Вообще-то, он не был сторонником грубой полицейской дубинки, но когда ситуация продумана и необходимы решительные действия — любые средства считал оправданными. Особенно возмущал его один из пунктов циркуляра, в котором говорилось: «Если бы где-либо возникла мирная забастовка и таковая протекала спокойно, не сопровождаясь, например, насилием, снятием с работ, бесчинством, революционными выступлениями и беспорядками, чинам полиции никаких мер не принимать и ограничиваться лишь наблюдением, но сборищ, сходок, собраний, манифестаций не должно допускать ни под каким видом».
Вот и разберись: с одной стороны, обязан не допустить, а с другой — не дать повода жаловаться, да ещё — упаси Боже! — с трибуны Государственной Думы. Интересно, как это представляет себе Товарищ министра забастовку, которая не сопровождалась бы «снятием с работ»? А чего стоит выражение: «не допустить насилия над личностью и имуществом»! Тут же и дураку понятно: забастовщиков пресекай, но яко тать, — без шума. А буде случится погром — с тебя же и взыщут.
Козыри из рук выбивают. Погром, конечно, грязное, но очень сильное средство. Если через своих людей намекнуть некоторым, что беспорядки неминуемо приведут к погромам, так все эти жидовствующие большевики, эсдеки, бундовцы враз хвосты подожмут…
Ротмистр почувствовал некоторое оживление духа. Он гордился своим умением проникать в тайный смысл документов. И вот теперь злорадно подумал, что там, наверху, не на шутку боятся обострений. В циркуляре это отразилось как в зеркале.
Услышав шум в коридоре, поморщился. В охранном отделении вообще не было принято разговаривать громко. А после сегодняшней упредительной акции, в которой принимали участие практически все сотрудники отделения, кроме так называемой внутренней агентуры, кабинеты были пусты. На месте оставались только дежурный и один следователь. Кто же мог шуметь? Щеколдин выглянул в коридор. Какой-то мужик горячо доказывал дежурному, что ему надо к начальнику и только «лично».
— Пропустите его!
Толсторожий мужик в суконном пиджаке и сапогах большими, но осторожными шагами прошёл по коридору и, чуть согнувшись (хотя дверь была довольно высокой), переступил порог кабинета.
— Ну, что тебе?
— Чичас, ваше высокоблагородие.
Мужик посмотрел, куда бы положить свой картуз, а потом зажал его между коленями, чтобы освободить руки. Расстегнул пиджак и достал из-за пазухи свёрток. Держа его на ладони, свободной рукой раскидал края тряпицы. В ней лежал револьвер системы «Смит и Вессон».
— Откуда это у тебя?
— В том-то и дело… Прошу прощения — из сортирной ямы вынул. А главное — могу сообщить, у кого. — Толстощёкий посетитель хитро улыбнулся. От этой доверительной улыбки ротмистра покоробило.
— Я не всё понял… Откуда ты, кто таков?
— Калабухов я. По грабарскому делу занимался. А нынче с разрешения властей… при заводе которые, держу обоз по золотарному делу. Подсортирные ямы, значит, чистим. А что? Из телеги делаем роспуски, ставим бочку… Дело нужное. В уборную все ходют… — И перевёл взгляд с ротмистра в сторону, но увидел большой портрет царя и опустил глаза.
— Так ты, выходит, выгребая г…, обнаружил в яме револьвер?
— Точно так.
Щеколдин поморщился. Ему даже показалось, что от мужика смердит.
— Почему же не отнёс в полицию?
— В этом всё дело! — обрадовался Калабухов. — Сортир-с (Федя даже облагородил это слово ерсом) стоит во дворе инженера с завода. Чужие туда не ходят. А полиция наша — она же получает жалованье от завода. От того же инженера — так выходит?
— Ладно, ладно. — Ротмистр не был настроен обсуждать с первым встречным административные неурядицы. Да и от мужика явно попахивало. — Сдай эту штуку следователю. Дежурный покажет.
Калабухов нерешительно посмотрел на ротмистра.
— Сдам, конечно, коли уж принёс. Только, я думаю, вещь денег стоит. И время потерял, отмывал опять же…
— Так что ты хочешь, чтобы я заплатил тебе?
— Да уж вам видней… По тому, что люди оставляют после себя, много узнать можно. А мы по ночам чаще работаем. Какой же мне смысл? Другой после работы отдохнул бы, с женой потешился, а я вот пришёл.
— Марш к следователю, — произнёс Щеколдин. При мысли о том, что этот дерьмовоз может ещё с кем-то «тешиться», его стало подташнивать.
— Благодарствую, ваше высокоблагородие… — Федя пятился, но всё ещё не уходил. — А только в другой раз я таким дураком не буду.
Ротмистр и сам понял, что поддался настроению и совершает ошибку. Не глядя на мужика, произнёс:
— Следователь тебе двадцать рублей выдаст. Я распоряжусь.
Проводив его взглядом, Щеколдин прошёлся по кабинету, открыл форточку и с горьким просветлением подумал: «Этот мужик не так глуп… Надо распорядиться, чтобы кто-то из наших с ним контактировал. По ночам, говорит, работает». Ротмистр почувствовал, как снова обретает способность размышлять и действовать. Подошёл к телефонному аппарату, повертел рычажок и снял трубку:
— Центральная, соедините с четвёртым.
Услышав голос пристава, осведомился, что нового, и посоветовал:
— Снимите людей с улиц. Оставьте двух-трёх постовых и предупредите дворников. Остальные должны быть у вас под рукой… С задержанными разбираетесь?
— Некому, всех же выслал на улицу.
— А надо. Если на рудниках кто-то забьёт тревогу, что сборщиков пожертвований без разбору схватили, да появится в этом деле организующая рука, — вот тогда двинут в Юзовку.
Щеколдин не раз убеждался, сколь недалёким человеком был пристав. Вместо того чтобы работать, думать, он готов хватать каждого. А ведь всех не посадишь. Бороться надо не с толпой, а с закопёрщиками, ведь толпа — это джинн, который уже выпущен из бутылки. Если с дерева крамолы обрывать только листья, оно ещё больше будет кудрявиться. Корни, корни подрубать следует!
Он подумал о том, что пристав начнёт сейчас разгонять арестованных с такой же лёгкостью, с какой собирал их. Для этого солдафона обычный уголовник или дебошир кажется более опасным, чем тихий нелегал, какой-нибудь чахоточный «товарищ Яков» или очкастая библиотекарша, которая подсовывает рабочим вполне легальную литературу, но с определённым уклоном. «Надо бы самому хоть взглянуть на задержанных. Опытного нелегала на улице, в толпе, не так-то просто взять. А в этом улове вдруг окажется рыбка покрупнее. Ведь пристав упустит». Подумав так, Щеколдин вызвал служебную коляску и поехал в участок.
- Другие берега - Владимир Набоков - Биографии и Мемуары
- Мой Чехов осени и зимы 1968 года - Фридрих Горенштейн - Современная проза
- Жития святых. Земная жизнь Пресвятой Богородицы. Пророк, Предтеча и Креститель Господень Иоанн. Апостолы Христовы - Литагент «Благозвонница» - Религия
- Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства - Абрам Ранович - Религиоведение
- Собрание сочинений в трех томах. Том 2. Село Городище. Федя и Данилка. Алтайская повесть: Повести - Любовь Воронкова - Прочая детская литература