Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Александр Солженицын
- Дата:07.07.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого
- Автор: Александр Солженицын
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого" от Александра Солженицына
📚 "Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого" - это четвертая часть знаменитого произведения великого русского писателя Александра Солженицына. В этой аудиокниге рассказывается о событиях, происходивших в апреле 1917 года, в период революции и гражданской войны. Главный герой, чья судьба переплетается с историческими событиями, становится свидетелем перемен и борьбы за власть.
🎧 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения разных жанров, включая бестселлеры и классику мировой литературы. Погрузитесь в увлекательные истории, наслаждайтесь качественным звучанием и погружайтесь в мир слова вместе с нами!
Об авторе
Александр Солженицын - выдающийся русский писатель и лауреат Нобелевской премии по литературе. Его произведения знамениты своей глубокой философией, острым общественным взглядом и неповторимым стилем. Солженицын всегда оставался верен своим принципам и честно отражал реальность в своих произведениях.
Не пропустите возможность окунуться в мир "Красного колеса. Узла IV. Апреля Семнадцатого" вместе с главным героем и пережить захватывающие события революции и войны. Слушайте аудиокниги онлайн на сайте knigi-online.info и погрузитесь в мир слова и истории!
Подробнее о исторической прозе вы можете узнать здесь.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Или выступил один, полез туда, на вышку, с котомкой, — это же зачем?
— Поклон от товарищей в окопах! благодарим всех передовых борцов за добытую свободу. Не знаю, правильно ли рассуживаю своим тёмным умом. А нельзя ли нам по телеграфу прямо обратиться в берлинский совет рабочих и солдатских депутатов? Мы в окопах толковали, как и нам принять участие во всенародном деле. И вот: в этом мешке все наши кровью добытые награды, себе не оставил никто. Мы отдаём их с нерушимой клятвой положить нашу жизнь за свободу.
Не выдержал Горовой, закричал на весь зал:
— Зась тебе! Отвези назад, пентюх, раздай ребятам!
Вот только это мы и умеем: отодрать от грудей кровное серебрецо — и кому? и что? тут не по стольку в трубу пускают... Не с того конца мы берёмся, этак мы пропадём.
У самого Горового два Георгия на высокой груди. И ещё не родился тот оратарь, которому, расплакавшись, снял бы Фрол свои награды.
И прапорщик Чернега, отлитой, с усами светленькими, отневдали гулко поддал:
— Правильно, унтер! Так и руби!
Чернега, зубы навыскале, Горовому ровесник, а ещё и не женат, и детей нет. (Сколько по Руси рассеял — сам не знает.) Они в Петроград со своими делегациями в один день приехали, мало что не одним поездом и трамваем, а тут в Таврическом сразу соткнулись, и позвали их на это совещание, какого они себе и не прочили. А совещание это засело уже седьмой день, и решили теперь не разъезжаться, покуда всех-всех министров не переслушают и вдокон не разберутся: что ж в этом Питере делается, и что надо делать на фронте?
Тут ещё чтоб уметь — надо слова все знать, без слов теперь никуда. Кончил Горовой когда-то два класса городского училища, читать-писать грамотно научился, а остальное — от твоей головы. И книжки же потом кой-какие почитывал на досуге — а вот этих слов ни одного никогда не встречал. А без них теперь — потонешь: и на совещании этом хоть и не сиди.
Так браться по нужде! Купил себе Горовой книжечку такую, для записи, и два карандаша на подсменку, как затупляются. И как новое слово услышит — так тут же его записывает на ухо, а ухо у него верное, — и что оно может значить приближно. Но чаще — и приближно не угадаешь, а спрашивай у знающего, офицера или кого, и тогда записывай. Поначалу кажется: ну, дух перенимает, ну, этих слов никогда не перечислить, не объять. А потом: э, нет, повторяться начинают, уже их узнаёшь.
Ещё от места знал он несколько: демократия — это значит новый порядок, как сейчас, без власти; пролетариат — это кто сам своими руками работает, вот как ты, первый рамонский бочар; программа — это значит что наметила партия делать. Но дальше слова нарастали комом, и каждый день по многу: реформа, фракция, коалиция, диктатура, сепаратный, активный, организовать, интернационал, результат, перспектива, мотив, диагноз, колоссальный, трагизм, организм, металиризм, — ёлки-палки! А там хуже, хуже: психологически, константировать, иерахия, протиционизм, этузиазм, санционировать, — не всегда и записать успеешь, и не каждый офицер тебе объяснит. И всё же — добивался Горовой объяснений, а потом, с книжечкой сверяясь, уже и говорщиков понимал. Только быстрая хватка его и выручала, но попотеешь. И больше эти слова нагораживали советские-партийные, а министры — те даже проще.
В той же книжечке и фамилии записывал — и фамилиев мелькало немало, их тоже знать надо, если хочешь разбираться.
Вчера пришёл военный министр Гучков — сам-то из постели, говорит, но деловой. Но и, однако, силы в нём нету, зовёт на победу — а армию ему не вести, нет.
А нам — как раз вождя надо крепкого. Уже руки онемели — винтовку держать, в головах тьма разбрелась, долга война, долга не в меру, — вождя нам надо крепкого.
Потом Керенский, живчик вертлявый, совсем и не к военному делу приставлен, а долго почему-то говорил, да захлёбывался, да весь душой исходил, как будто с церковной паперти каялся, что душа его неспокойна, что дело так пойдёт к гибели, — это он верно забирал, прислушались ребята, — и жалеет, что не умер два месяца назад, — а это уж как в лужу. Всё пугал, пугал, как может плохо пойти, а что ж делать-то нам? Не сказал. Остерегайтесь, есть суд истории, трезвость, дисциплина, а как нам из ямы выбираться — не сказал.
Вот то-то и оно. Оно-то самое и трудное. Но — надо найти. И нам самим — тоже искать, вот здесь хотя б собравшимся.
Но и самим думать не дают, всё время от Совета руководствуют, вчера — длинный такой кавказец Церетели был председатель. Тоже долго внушал.
А сегодня объявили, что будут выступать один за другим три помощника военного министра, — и да, вот они все явились, три генерала, и ждали очереди перед солдатами объясниться, вот как!
Сперва — генерал Маниковский. Военное снабжение — величайшая тайна, и подробно нельзя её тут объяснять. Никто не знал масштабов войны, сперва запасов было только на 4 месяца. А в 16-м году как стали нагонять — так посадил нас транспорт. Но сейчас заводы работают хорошо, и уже с лихвой порыли революционный перерыв. (Ой, врёт, наверно.) Ждём помощи из-за границы, самая мощная — Америка, хотя одно время казалось, не действует ли она заодно с немцами: как идёт судно с русским заказом — так взрыв или пожар. А теперь — будет исполнять.
По снабжению — так стали ему и кидать: почему пулемётов на фронте мало? и телефонных аппаратов? а в Петрограде — сколько хочешь.
И генерал — совсем по откровенности:
— Вы знаете, какое подлое, подозрительное время мы переживаем. Пойдёшь отнимать — заподозрят: куда, зачем? А вы пойдите сами в Совет и требуйте, чтоб каждый пулемёт был возвращён в армию.
Горовой — звонко через зал:
— А почему мы не видим на фронте автомобилей? Раненых трясут в телегах. А тут — весь Питер на автомобилях кается, и сестёр катают.
И со всех сторон кричат: верно! верно!
И генерал улыбается:
— Правильно, правильно. А вы, господа, обратитесь сами в Совет и скажите, что это — недопустимо.
— Нет, прикажите им вы!
— В том-то и беда, — жмётся генерал, и самому смешно, — что не послушают они нас. Это — вы прикажите!
Шумно плескали ему. Вот дошло — чтоб мы сами приказали! Так мы не даром сюда сошлись, надо нам, ребята, что-то устроить. А, Кожедров?
Кожедров всё молчит. А в кулаках — по пуду.
Второй генерал — Филатьев, по финансам и по законам.
— Я — даю деньги на войну. И вот этой самой рукой каждые три дня подписываю ассигновку в 100 миллионов. Но война стоит ещё больше того — 40 миллионов в день.
Мам-ма родная!
А пострадавшим от войны пособия? Будут всем. А отставленным генералам почему пенсии большие платят? А вот: генерал Беляев, под следствием, содержится на 40 копеек в день.
Довольна братва.
Ещё генерал, Новицкий. Этот — мол, ничего не успеваем:
— События идут с головокружительной быстротой. Мы работаем по 24 часа в сутки, и праздников нет.
Так и мы 24 и без праздников, удивил! А офицеры, засевшие в тылу? Будут отправлены на фронт. А которые уклоняются через Красный Крест и Земгор? Мол, нельзя, окажемся в затруднительном положении; но санитаров моложе сорока лет пошлём на передовые. А маршевые роты, будут идти? А как отдание чести? Вот — на днях приказ, отменим.
Ну и дураки, думает Горовой. Честь бы и не отменять, крепче держалось.
Теперь — ещё один генерал, Бурденко, по санитарной части. Во, раскозырялись генералы. Но — как будто и четырёх этих генералов мало — объявляют: сейчас опять будет выступать сам военный министр!
Во как! То знать нас не хотел — а то два дня подряд.
Чернега щёки толстые надул, посмеивается: мол, это я туда съездил, я их всех подрасчистил.
А Гучков — если и вчера из постели был, то сегодня и вовсе — тёмный, болезный, и голос некрепкий, но тихо в зале:
— Разрешите мне говорить с вами не как военному министру. Я буду говорить с вами как русский человек. Сегодня я передал Временному правительству письменное заявление с просьбой освободить меня от поста.
И прочёл то заявление.
Замер зал: о-го-го-го, куда зашло! Ежели военный министр отказывается — то в каком же положении, значит, армия? мы с вами?..
А Гучков — печалуясь:
— Но на мне лежит ещё одна серьёзная обязанность: дать отчёт вам, а через ваши головы вашим товарищам, всей доблестной армии, и всем русским людям, — почему я вынужден был решиться на этот шаг. Я — вообще мало чего боюсь, а прежде всего боюсь — голоса собственной совести. Входя во Временное правительство — я не искал власти, не домогался её. Господа! И 12 лет назад меня два раза звали к власти, и я два раза отказывался. Я не могу оставаться во Временном правительстве потому, что сегодня вся правительственная власть и военный министр поставлены в такие условия, что выполнять свои задачи — не могут.
Это — он говорил, а понял Горовой: пришёл министр — пожаловаться на кого-то. Им — первым, а через них всем.
- Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3 - Александр Солженицын - Русская классическая проза
- Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин - История
- Топоры гномов (СИ) - Ипатов Вячеслав - LitRPG
- 1917. Разгадка «русской» революции - Николай Стариков - История
- Крик ворона - Дмитрий Вересов - Триллер