Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу
- Дата:23.10.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Падение титана, или Октябрьский конь
- Автор: Колин Маккалоу
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С ним остались Статилл, Стратон из Эпира и Публий Волумний, а также три его самых любимых вольноотпущенника, секретари Луцилий и Клеит и щитоносец Дардан. И еще кое-кто. Всего, включая рабов, человек двадцать.
— Все кончено, — сказал он, глядя, как люди четвертого легиона Агриппы карабкаются на стены. — Нам лучше поторопиться. У нас все упаковано, Луцилий?
— Да, Марк Брут. Могу я просить тебя об одолжении?
— Проси, чего хочешь.
— Дай мне твои доспехи и алый плащ. Мы с тобой одного роста, меня можно принять за тебя. Если я подъеду к их линиям и скажу, что я — Марк Юний Брут, это задержит преследователей, — сказал Луцилий.
Брут чуть подумал и кивнул.
— Хорошо, но на одном условии: ты сдашься Марку Антонию. Ни в коем случае не давай им отправить тебя к Октавиану. Антоний грубый мужлан, но у него есть чувство чести. Он ничего тебе не сделает, когда узнает, что его обманули. А вот Октавиан, я думаю, прикажет убить тебя на месте.
Они обменялись одеждой. Луцилий сел на общественного коня Брута и поехал вниз по склону к главным воротам, а Брут и его сопровождающие отправились к задним. Уже темнело. Люди Агриппы продолжали ломать стены. Поэтому никто не заметил, как они ушли и проскользнули в ближайшее ущелье, которое вывело их к другому ущелью, потом еще к одному и так далее, пока беглецы не выбрались на Эгнациеву дорогу — восточнее от ее слияния с дорогой в Неаполь, которую Антоний захватил несколько дней назад, после первого сражения при Филиппах.
Быстро сгущавшаяся темнота застигла их у Корпильского перевала. Там Брут решил сойти с дороги и подняться по густо заросшему лесом склону на выступ, нависающий над ущельем.
— Антоний, конечно, пустит кавалерию на поиск беженцев, — объяснил он. — Если мы тут, наверху, заночуем, то утром сможем увидеть, как нам лучше двигаться дальше.
— Поставив кого-нибудь в караул, мы можем разжечь огонь, — сказал дрожащий от холода Волумний. — Облачность сейчас низкая, наш костер издали не увидят, а как только часовой заметит приближающиеся огни факелов, мы погасим его.
— Небо может и проясниться, — заметил мрачно Статилл.
Ветви сухостоя занялись быстро, но вскоре все поняли, что их мучает жажда. Никто не подумал взять с собой воду.
— Здесь недалеко должна протекать река Гарпас, — вставая, сказал Раскуполид. — Я возьму двух лошадей и привезу воду, если мы опорожним эти кувшины, пересыпав зерно в мешки.
Брут мало что понимал. Вокруг него были люди, они что-то делали, но он видел их как сквозь плотный туман, и кто-то, похоже, заткнул ему уши ватой.
«Это конец моего пути, конец моей жизни на этой ужасной, истерзанной, изможденной земле. Я по природе не воин, этого в моей крови нет совсем. Я даже не знаю, как мыслит воин. Если бы я знал, то мог бы лучше понять Кассия. Он всегда был таким устремленным, таким агрессивным! Вот почему мама всегда предпочитала его. Потому что она — самый агрессивный человек из всех мне известных людей. Высокомерие выше, чем башни Илиона, она сильней Геркулеса, тверже алмаза. И очень живуча. Она пережила Катона, Цезаря, Силана, Порцию, Кассия. Переживет и меня. Она переживет всех, кроме, наверное, этого хитрого змея Октавиана. Это он заставил Антония преследовать освободителей. Если бы не Октавиан, мы все жили бы в Риме и становились бы консулами в положенные сроки. Я стал бы консулом уже в этом году!
Октавиан хитер не по возрасту. Наследник Цезаря! Никто из нас не учел, сколько жребиев у Фортуны в запасе. Цезарь, Цезарь — вот кто все это начал, когда соблазнил мою мать, когда опозорил меня, отобрав Юлию и выдав ее замуж за старика. Цезарь все сам решал за других».
Вздрогнув, он вспомнил строку из «Медеи» Еврипида и громко крикнул:
— Зевс Всемогущий, запомни, кто причинил эту боль!
— Откуда это? — спросил Волумний, всегда старавшийся поначалу накапливать информацию, а уж потом заносить ее в свой дневник.
Брут не ответил, и Волумний вынужден был, бубня эту цитату, блуждать в дебрях своей памяти, пока Стратон из Эпира не подсказал другу, откуда она. Но Волумний понял, что Брут таким образом клеймит Антония. Цезарь ему даже на ум не пришел.
Раскуполид вернулся с водой. Все, кроме Брута, стали жадно пить. После этого они поели.
Несколько позже вдалеке послышался шум, который заставил их затоптать огонь. Они сидели в напряжении, потом Волумний и Дардан ушли проверить, что это было. Ложная тревога, сказали они по возвращении.
Тут вскочил Статилл, весь дрожа, — его мучил холод. Обхватив себя руками, он сказал:
— Я не могу больше это выносить! Я возвращаюсь к Филиппам посмотреть, что там происходит. Если наш лагерь покинут, я зажгу большой сигнальный огонь. С этой высоты он будет хорошо вам виден. В конце концов, он даст знак охране на перевалах держаться настороже. Ведь триумвиры теперь могут обойти Неаполь с флангов. Что такое пять миль? Я доберусь за час. Если через час огонь загорится, значит, люди Антония спят, вместо того чтобы вас искать.
И он ушел, а оставшиеся сели, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не мерзнуть. Только Брут сидел один, погруженный в раздумья.
«Это конец моего пути, все было напрасно. Я был совершенно уверен, что Республика возродится, когда Цезарь умрет. Но она не возродилась. Его смерть только развязала руки еще худшим ее врагам. Струны моего сердца соединены с Республикой. Пришла моя смерть».
— Кто сегодня умер? — вдруг спросил он.
— Гемицилл, — ответил в темноту Раскуполид. — Молодой Марк Порций Катон. Он очень храбро дрался. Пакувий Лабеон убил себя сам, я считаю.
— Ливий Друз Нерон, — сказал Волумний.
Брут разрыдался. Остальные замерли, страстно желая оказаться где-нибудь в другом месте.
Как долго он плакал, Брут не знал. А когда слезы высохли, он вдруг почувствовал, что очнулся от нелепого жуткого сна и погружается в другой сон — невероятный, обворожительный и прекрасный. Он встал, прошел в центр поляны, потом посмотрел на небо. Облака уже рассеялись, и мириады звезд засияли над ним. Только Гомер знал слова, могущие описать то, что видели его глаза и что впитывал его ослепленный звездным сиянием ум.
Словно как на небе около месяца ясного сонмомКажутся звезды прекрасные, ежели воздух безветрен;Все кругом открывается — холмы, высокие горы,Долы; небесный эфир разверзается весь беспредельный;Видны все звезды; и пастырь, дивуясь, душой веселится…[5]
Он прощается. Все это поняли, цепенея от горя. Их круглые глаза, давно привыкшие к чернильному мраку, настороженно следили за Брутом, который прошел к связкам личных вещей, взял свой меч, вытащил из ножен и протянул Волумнию.
— Убей меня, дружище, — сказал он.
Рыдая, Волумний покачал головой и отошел назад.
Брут предлагал меч всем по очереди, и каждый отказывался взять его. Последним был Стратон из Эпира.
— А ты? — спросил Брут.
Все закончилось в одно мгновение. Стратон взял оружие — и… Никто не успел даже вздрогнуть. Казалось, протягивая к мечу руку, Стратон лишь продлил этот жест. Миг — и лезвие вошло до рукоятки под нижнее ребро Брута с левой стороны. Идеальный удар. Брут был мертв, прежде чем его колени коснулись покрытой листьями почвы.
— Я еду домой, — сказал Раскуполид. — Кто со мной?
Оказалось, никто. Фракиец пожал плечами, нашел своего коня, сел на него и исчез.
Когда рана перестала кровоточить (крови вышло очень мало), на западе взметнулось пламя. Статилл зажег в лагере сигнальный огонь. Оставалось лишь выждать, когда погаснут звезды. Брут лежал очень мирно на колючем ковре. Глаза закрыты, во рту монета — золотой денарий с его собственным профилем.
Наконец щитоносец Дардан шевельнулся.
— Статилл не вернется, — сказал он. — Давайте снесем Марка Брута к Марку Антонию. Он бы хотел, чтобы мы сделали так.
Когда забрезжил рассвет, они положили тело на коня Брута и направились снова к Филиппам.
Отряд кавалеристов, охраняющий лагерь, проводил их к палатке Марка Антония. Победитель сражения при Филиппах был уже на ногах. Крепость его здоровья не только соответствовала крепости вчерашнего возлияния, но и побивала его последствия по всем статьям.
— Положите его туда, — сказал он, указывая на кушетку.
Два германца отнесли маленький сверток к кушетке и с неуклюжей осторожностью принялись его расправлять, пока он не принял форму лежащего человека.
— Марсий, подай мой плащ, — сказал Антоний своему личному слуге.
Принесли генеральский алый плащ. Антоний встряхнул его и накрыл им тело Брута, оставив обнаженным только лицо — бледное, без кровинки, в оспинах от прыщей. Длинные черные кудри обрамляли его, как шелковистые перья.
— У тебя есть деньги, чтобы добраться до дома? — спросил он Волумния.
- Независимость мисс Мэри Беннет - Колин Маккалоу - Исторические любовные романы
- Замуж за коня (СИ) - Ом Виктория - Любовно-фантастические романы
- Безумие с марса(Марсианин) - Клиффорд Саймак - Научная Фантастика
- Сердце пламени - Алеся Владимировна Троицкая - Любовно-фантастические романы / Периодические издания
- Единорог для любимой девушки (Новогодняя сказка) - Алекс Бор - Короткие любовные романы