Форма входа
0/0
Раскол. Роман в 3-х книгах: Книга III. Вознесение - Владимир Личутин
- Дата:16.11.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Раскол. Роман в 3-х книгах: Книга III. Вознесение
- Автор: Владимир Личутин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Раскол. Роман в 3-х книгах: Книга III. Вознесение - Владимир Личутин. Жанр: Историческая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Раскол. Роман в 3-х книгах: Книга III. Вознесение - Владимир Личутин:
Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.
Читем онлайн Раскол. Роман в 3-х книгах: Книга III. Вознесение - Владимир Личутин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Никон щелконул монаха по лбу, сбил колпак с головы, повернул за ворот зипуна, да еще наддал пинком под подушки. Осердясь, хлестко хлопнул дверью. Фелицата напугалась шума и стороннего голоса, еще пуще вскричала, уже не таясь. Никон торопливо возжег кадильницу, насыпав туда миро и гальбану, стал махать над лицом бабы, пуская клубы пахучего дыма. Фелицата вроде бы смутилась, иль сомлела, забывшись, иль сердце дрогнуло, но только она вяло ойкнула и замолчала, сполошисто дыша. Из нее полилось, как из худой бадьи.
– Началось, – подумал Никон и растерялся. – Своя бы баба-то рожала, куда ни шло, дело житейское, раз нетерпеж. А тут чужая приволоклась ночью и давай щениться. Ах ты, Господе Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас. За все грехи прошлые и будущие прости презренного червия, что на старости лет занялся из гордыни лишь не своим делом. Впусти в мир человеченку живым и здравым, помилуй родильницу в ее муках...
В русской печи стоял горшок с еще теплой водою, налил в корчагу, достал из больничного рундука чистые утиральники. Ну, Матерь Божья, пособи! И где наша не пропадала!..
Закатал по локоть рукава подрясника. Посмотрел на кулаки. Эх! больно толсты да каравы, а занятие-то нежное и чуткое.
Тут решительно открылась дверь, вбежала осадистая, будто кубышка, повитуха с широким зоревым лицом, нахлестанная дождем и ветром. Содрала с плеч мокрый пониток, подошла к старцу под благословение. Одного взгляда хватило бабице, чтобы понять судьбу родильницы. Сурово глянула на Зосиму, велела убираться прочь, Никона гнать побоялась. Ему бы уйти из келейки в крестовую да там и молиться за благополучие болезной, но что-то его удерживало возле Фелицаты. Не грешное ли любопытство, иль ревность к повитухе, отстранившей его от дела? Казалось, уйди Никон из кельи – и Фелицата тут же умрет в корчах. Он даже пожалел тайно, что повитуха примчалась. Монах отвернулся к образам и, успокаиваясь, стал читать молитву во здравие, сердцем уверенный в добром исходе. Пока он здесь, ничего не случится. Чувство было такое, будто дожидается прихода своего ребенка. Молясь, невольно прислушивался, что бормочет бабица:
«Не суетись... Куда суешься-то, родимый? Иль спрятаться уноровил в потемки? А я тебя нашарю. Экий пострел, и не поймаешь ведь сразу. Не выставляй локоток-от, головенкой ползи, а я тут тебя и встрену... Мамка, слышь? Жива-нет? Совсем сомлела? Помогай мне-то, не спи!» – «При конце жизни... Все ты мне приразодрала... Батюшка Никон, молися за меня. Святый старец, проси великомученицу Екатерину за младенчика. Живого хо-чу-у!» – «Все, все... Темечко показалось, волосики черные, лобик, головка... Ну, потужься. Перчику понюхай-ка да чихни...»
«Великомученица Екатерина, пророчица Анна, помозите душе невинной, застрявшей в матнице. Трое мертвеньких было, дайте четвертому жить...»
Как для себя молил Никон.
Вдруг в келье раздался тонявый, прерывистый крик новорожденного.
«Мальчик, – с гордостью сказала повитуха, завернула младенца в тряпку. – Держи, батюшка. Тобой вымолен». – Подала куль Никону.
Старец поднялся в опочивальню. Дьячок стоял на коленях перед образами, молился и плакал. Принял в руки сына.
«Святый старец, до смерти стану за тебя Бога молить.
Меня Христос к тебе за руку привел. Заступленник, христарадник, чем тебе отплатить?»
«Утро уже, светает. Велю запрячь лошадь, да поезжай-ка, счастливый отец, к себе домой...»
Глава четвертая
... Если враг вдруг пропадет, иссякнет, канет в нетях, тогда стоит сыскать нового иль придумать, выткать в воображении, иначе вся прежняя долгая изнуряющая борьба становится призрачной и бесцельной, не имеющей смысла затеей, сама жизнь – бездельной и вовсе пропащей, а все лишения никчемными.
Никон, этот бес, шиш антихристов, на которого истрачены пыл и ярость, сам уж более десяти лет в заточении, а человека, сидящего за приставом, держать за врага уже безумие; и просто по привычке, уже не зная, на кого обратить более свой взор из ямы, Аввакум точил и грыз опального монаха, искрашивая на нем последние зубы. Он уже не ведал теперь неприятеля, позабыл его личину: тверд ли тот хлебец? кремень он человек, иль точильный камень? иль моховая топкая кочка? иль провальное болотное окно, подзатянутое обманчивой ряской? Плут и ловыга, каким обстоятельством подпятил под себя и обманул всю Русь? Что это за противник, с кем ратиться пришлось почитай что четверть века? Ведь тот враг хорош, чьи побуждения ясны, а образ видим, на кого можно в бранном поле наслать коня и взять на пику иль разрубить наполы сабелькой, как последнего кромешника, горячей кровью супостата оросив десницу и разгоряченное лицо...
А спор с Никоном шел в одну сторону, как насыл порчи по ветру. Аввакум слал угрозы, а они безотзывно источались по белу свету. Бывый патриарх не откликался ни на одно подметное писемко, словно бы бранные слова не доходили до заточника в Ферапонтово. Да как не долетали-то, коли по Суне-реке и Выгу сколько уселось староверцев, сколько встало там келий и пустынек. Иль не знал Никон о протопопе, по старости лет не помнил его? иль что всего обиднее – брезговал им и презирал? Это равнодушное молчание бесило и задорило Аввакума, подсыпало суши и пороха в огонь. Но с годами-то и самые обширные гари тухнут, и самая сердитая душа просит спокоя; и уж больше по привычке собачился пустозерский затворник на Никона. Хотя из-за него, негодяя, вся жизнь Аввакума истолклась в муку: лихо пошло на лихо, беда на беду, горе на горе; в тюрьме поседател, в тюрьме и сгнил потрохами...
А с кем биться еще, коли все повержены: Питирим скончал свои дни, Макарий помер, Ларивон, рязанский архибискуп, подох, царь преставился, Стрешнев в ямке, Яким днями отойдет, да и сам-то первый пособитель сатане Никита Минич едва ноги таскает, говорят, скоро Господь приберет его. И по делам собаке... Вся орда бешеных отлетела в ад. Против кого на земле стояти, с кем загрызаться до смерти, кого без милости хватать за горло?
... Ой, раз томят в земле, значит, много тех никониян, что помазаны развращенной малаксою; как их достать к расправе, коли не разглядеть даже из Пустозерья, а сказывают, что наплодилось той нечистой силы тьма тем. Да Христос-то всех по заслугам наказует. Артемон Матвеев было сердитовал: нам-де с тобою вместях не по пути. А где нынь похвалебщик? Да под боком у Аввакума в Пустозерске в нищей изобке плачет, де, скудно и невмочно жить. Каково из золоченых-то полат, от теплых горшок и пуховых перин и многих слуг на житенные-то колобы да кислую рыбу угодить? Реви отступник, скоро и эти страсти покажутся за рай... Ишь тоже какова бестия, без подовых пирогов и свет ему не мил, кажин день на Москву челобитья шлет, жалится, де, раскольника Аввакума семья на Мезени и то больше денежного довольствия получает, чем он, боярин и бывый начальник посольского приказа. Каков бесстыжий человеченко, а? Ему нонеча худо, так другим-то пусть еще хуже станет; а не думает того коварник, что моя Настасья Марковна с молодых лет в ссылках прозябает, все счастие бабье порастрясла на диких путях ради веры и не колебнулась. Нет, мы никогда в раскольниках не бывали... Кощунник, Никонов пес, не успел в Пустозерск заехать, а уж своих плевел понасеял, Никольского попа Оську Косого из истинной веры вновь сманил в погибель лживыми посулами. А ведь Оська-то мне духовный сын был, сколько я наставлял его в истине; да, знать, бес-от глубоко угнездился, я только коготки ему пообломал, он и затих...
Не так ли и Федька мой, дитятко бешаное, соузник дикий, враг кромешный. Крепко я в нем обманулся. Да ведь и ставлен-то был в диаконы никониянами и от той мзды никак не может отторгнуться. Ишь ли, коварник, видно, тепло и сытно было жить при Дворце, доскребывать тарелки, зализывать объедки, допивать из чарок.
Тощой, тихой, косой, голова редькой, ни кожи ни рожи, в чем только жизнь тлеет; не кровь, а водица тухлая едва струит по жилам, но сколько злобы и желчи в противнике, в каждый день готов наехать на протопопа, как татарин Челубей на русского монаха.
И чего я тужу по нем? Пропади он пропадом...
Вот клеща сибирского возьми... Смиреной, каравый, растопыристый, едва виден. Но скорее лови, пока он копошится в волосне, отыскивая уютного теплого схорона; но когда неслышно укусит и впустит каплю яда, а после заберется под кожу и разбухнет там, как свищ, пия человечью кровь, то скоро и заразит несчастного до смерти и не станет тому спасения. Не так ли и Федька-дьякон, живя под боком в темнице, залез ко мне в душу, яко клещ, наблевал на Святую Троицу, хотя, чтобы и я подтакивал, и с помощью Епифания чуть и меня-то не утащил в погибель. Ме-ня-а, спосыланного на землю самим Христом. Хорошо, Господь помог, отвратил беду, подсказал во сне пути к спасению...
Заснул однажды, вижу себя с Епифанием у церкви некия, а отдаль от нас стоит Федор-дьякон со шкоты и немцами, и татарвою. Это нынче у него самые близкие друзья. Старец же посылает меня к нему за миром: помирись-де. Горе и смех, у беса того близко все. Пришел я к холму, к Федору, он на меня вдруг почал сцать. На ноги мои его поганая мокрота та плывет, и ноги стали гореть, зело больно горят, как ошпаренные кипятком. Я кричу: «Господи, прости, согрешил я окаянный!» Да не во сне уже, но пробудяся, ступни нестерпимо горят, словно в огне. А некто мне и говорит: «То тебе за ходьбу к отщепенцу». Да ну меня мучить и ломать. Больно устряпал, я и встать не могу. Лежа говорю: «Благодарю тебя, Господи, посылал еси ангелы лютыми путь сотворить, стезю гневу своему». Да свалился с доски лбом о землю, весь болею. Полегче мало стало, дьякона опять проклял, да и оздоровел. Ну же потом старца косить. Не до дружка стало – до своего брюшка...
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Раскол. Роман в 3-х книгах: Книга III. Вознесение - Владимир Личутин бесплатно.
Похожие на Раскол. Роман в 3-х книгах: Книга III. Вознесение - Владимир Личутин книги
- Александр III. Истоки русскости - Владимир Александрович Гречухин - Биографии и Мемуары / Исторические приключения
- Вознесение в Шамбалу - Всеволод Овчинников - Путешествия и география
- Жития Святых Славных и Всехвальных Апостолов - Л. Филимонова - Религия
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Ученик. Второй пояс (СИ) - Игнатов Михаил Павлович "Аорорн" - Фэнтези
