Казнь. Генрих VIII - Валерий Есенков
- Дата:04.09.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Казнь. Генрих VIII
- Автор: Валерий Есенков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Казнь. Генрих VIII" от Валерия Есенкова
📚 "Казнь. Генрих VIII" - захватывающая историческая аудиокнига, рассказывающая о жизни и правлении одного из самых известных монархов Англии - Генриха VIII. В центре сюжета - его сложные отношения с женами, политические интриги и кровавые события, которые происходили во времена его правления.
Главный герой книги, Генрих VIII, предстает перед слушателями во всей своей сложности - жестокий тиран, влюбленный мужчина, хитрый политик. Его решения и поступки оказывают огромное влияние на ход истории, и до сих пор вызывают интерес и споры среди историков и поклонников истории.
🎧 Автор аудиокниги, Валерий Есенков, с легкостью переносит слушателей в далекое прошлое, погружая в атмосферу cредневековой Англии и рассказывая о событиях, которые изменили ход истории. Его яркий и запоминающийся стиль позволяет окунуться в мир прошлого и прочувствовать все перипетии жизни Генриха VIII.
📖 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать лучшие аудиокниги на русском языке. Здесь собраны бестселлеры различных жанров, которые подарят вам удивительные моменты в мире литературы.
Не упустите возможность окунуться в захватывающий мир "Казни. Генриха VIII" вместе с Валерием Есенковым и узнать больше о жизни и правлении этого загадочного монарха!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для такой жизни Мор был создан природой. Именно такое скромное, такое мирное существование было ему по душе. Несколько раз случалось ему жить так. Не подолгу, а всё же случалось. Это было самое счастливое время. Из того милого прошлого так и пахнуло теплом, семейным уютом, лаской детей и светлой печалью разлуки. Губы, невидимые, непривычно скрытые волосами, раздвинулись в неловкой улыбке. Пошевелилась поросль усов. Глаза стали влажными, добрыми и большими. Отчего это? Что с ним? А уж приблизилось и замелькало перед глазами: ограда, невысокий дом на холме, во все стороны луга и поля, тропинка, дорога, берег реки. Ради той жизни, мирной и скромной, он построил свой остров, где царили тишина и покои, жили сердечные, добрые, любимые люди. На том острове, как поудобней, чуть в стороне, стоял маленький флигель. Во флигеле помещался его кабинет. В кабинете на полках по стенам стояли бесценные книги. Рукопись покоилась на простом прямоугольном столе. Рукопись всё ещё была не окончена. Мог бы неторопливо, обдуманно окончить её, а после начать и другую. Замыслы роились в голове. Разве то не был бы нужный, полезный, пусть для немногих читателей, труд? Учащённо, дыша, протягивая руку к кому-то вперёд, почти грубо спросил:
— Разве ты не сделал для ближних, что мог? Исключительно всё? Даже больше?
Вечно жил против своих природных влечений. Бесприютно, нехорошо. Принуждая себя, как велел разум, долг. На свой остров заглядывал редко. Передохнуть день-другой. Погладить по головке детей. Улыбнуться молчаливой жене. Собраться с духом и снова уйти. Не честолюбие, не жажда богатства, не суетность власти привели его к королю. Не выпрашивал ни денег, ни мест, ни чинов. Должность канцлера ему предложил сам монарх. Мыслитель это предложение принял, чтобы исполнить долг перед ближними, то есть перед страной.
Помнится, воротился тогда из Каморе, усталый, по довольный. Привёз мир, которого король не хотел; улыбался, несмотря на то что ему полагалась опала. Не мог же этого не понимать, нарушив повеление самодержца. Она не страшила его, ибо выполнил долг. Всё приключилось так неожиданно. Кардинал и прежний канцлер Уолси обвинён был в измене и получил приказ об отставке. Мир, заключённый в Камбре, неожиданно понравился Генриху. Что-то слепое, капризное, шутовское таилось, что-то свершалось там, в Камбре, и в Лондоне, здесь.
Высокие двери перед ним распахнулись. Его с почтением ввели в кабинет короля. Мор был абсолютно спокоен, потому что не думал в тот миг о себе. Сердце не стучало ни сожалением, ни ликованием, думал только о том, что не имеет права использовать и эту возможность. Литература литературой, что в ней?
«Громадное большинство не знает литературы, многие презирают её. Невежда отбрасывает как грубость всё то, что невежественно не в полной мере. Полузнайки отвергают как пошлость всё то, что не изобилует стародавними истинами. Некоторым нравится только ветошь, большинству — только то, о чём они думают сами. Один настолько угрюм, что не допускает шуток; другой настолько неостроумен, что не переносит острот некоторые настолько лишены насмешливости, что боятся всякого намёка на неё, как укушенный бешеной собакой страшится воды, иные до такой степени непостоянны, что сидя одобряют то, а стоя — другое. Одни сидят в трактире и судят о талантах писателей за стаканом вина, порицая с большим авторитетом всё, что им угодно, и продёргивая каждого за его писание, как за волосы, а сами между тем находятся в безопасности и, как говорится в греческой поговорке, вне обстрела. Эти молодцы настолько гладки и выбриты со всех сторон, что у них нет и волоска, за который можно было бы ухватиться. Кроме того, есть люди настолько неблагодарные, что и после сильного наслаждения литературным произведением они всё же не питают никакой особой любви к автору. Этим они вполне напоминают тех невежественных гостей, которые, получив в изобилии богатый обед, наконец сытые уходят домой, не принеся никакой благодарности пригласившему их. Вот и завлекай на своё пиршество людей столь нежного вкуса, столь разнообразных настроений и, кроме того, столь памятливых и благодарных...»
Писатель подолгу размышлял о слабости литературного слова и, рождённый писать, складывать рифмы, решился служить ближним делами своими, как заповедал Христос. Понимал, как легко воплотить в слове самый разумный, самый продуманный и неопровержимый для самого себя идеал, настолько же трудно приблизиться к нему хотя бы на шаг, обладай хоть самой неограниченной властью, а его ждала хоть и самая высокая власть, но ещё выше был король. И потому предчувствие неудачи, неотвратимой и скорой, мешалось с надеждой, негромкой и сладкой. По правде сказать, его надежды были и всегда небольшими, а предчувствие на этот раз закрадывалось неопределённо, несмело, но было оно неприятным, тяжёлым, неопровержимым ни одним из доводов разума.
Сунув руки под мышки, возбуждённо шагая по кабинету на длинных, тогда ещё здоровых ногах, монарх выкрикнул громко:
— В этой стране всё надо переменить, чёрт возьми!
Предчувствие неминуемой неудачи не потускнело от этого громкого, грозного крика. Робкая надежда не стала светлей. Прежде хотелось спросить, что именно, по разумению Генриха, предстояло переменить и зачем. Очень хотелось, но он промолчал, почтительно ожидая, что Генрих сам ему всё объяснит.
Самодержец внезапно остановился и пронзительно взглянул на него. Мор следил, как глубокая складка залегла между светлых рыжеватых бровей, как от раздражения или напряжения мысли вздрагивали ноздри острого носа. Волновался, не находил себе места король, но голос был уверен и быстр:
— Отныне вы становитесь моей правой рукой. Я верю, что с вами я смогу быть смелее в моих начинаниях.
Мыслитель знал давно, что Генрих решителен и умён, но переменчив, нестоек. Нынче вечером могло явиться одно повеление, а наутро иное, прямо противоположное первому. Бездна планов роилась в голове короля, может быть, самого благородного и справедливого среди других монархов, его современников. То и дело Генрих что-нибудь начинал, однако препятствия встречались на каждом шагу, он останавливался на середине, в начале пути и шёл в другом направлении. Сколько раз придётся ему одобрять или оспаривать высочайшие планы, сколько раз сойдутся или разойдутся их мнения о пользе или вреде этих планов для ближних или для подданных, как они по-разному их называли? Отыщет ли канцлер самые верные, убедительные слова? Станет ли король слушать его? Не обрушит ли и на него свой сокрушительный гнев, как только что обрушил его на Уолси, который умер в тюрьме?
Размышлял, не взваливал ли на плечи себе столь тяжкий крест, под которым и самый праведный споткнётся не раз? Мог бы, разумеется, отказаться, сумел бы найти благовидный предлог и сохранить с Генрихом приятные отношения полуприятельства, временами близкого к дружбе, но почему-то об отказе не помышлял, лишь вопрошал, тревожно и часто, по силам ли ему этот крест, не раздавит ли ноша сия, ибо слаб человек, ведь и Тот, Кто всем нам пример, падал не раз под крестом. Все эти мысли и чувства клубились там, в глубине, а лицо оставалось невозмутимым, словно ничто не страшило и не могло устрашить.
Король встрепенулся, цепкими пальцами подхватил со стола государственную печать, рассмеялся, довольный, и сквозь смех с увлеченьем сказал:
— Вот вам власть над моим королевством. С этой минуты ничто не решится без вашего слова. Я сам без вашего совета не предприму ничего.
Печать была небольшой, однако тяжёлой, и мыслитель негромко сказал, взвешивая её на открытой ладони:
— Я должен подумать, милорд.
Генрих с горячностью вскрикнул, ткнув в его сторону укоризненно пальцем:
— Не кривите со мной! Не люблю! Убеждён, что об этом вы тайно мечтали давно! Не могли не мечтать! Не в вашей натуре перо да перо! Ведь вы не Эразм! Эразм просвещает, истребляет невежество, глупость, а вы хотите людям добра. Вы мечтаете о справедливости. Одного пера для этого мало. Справедливость, добро, любовь ближнего к ближнему зависит от власти. Вот она — берите её! С вами парламент. Коммерсанты и финансисты благословляют вашу неподкупную честность. Народ верит в ваш праведный суд. Наконец, нм лее знаете, Томас, я люблю вас как друга. Чего вам ещё?!
С невидимой тягостью на душе, с возбуждённой надеждой, с невозмутимым лицом он тогда строго спросил, открыто глядя в рыжие глаза короля:
— В какой мере я буду свободен, милорд?
Неопределённо прищурясь, подёргивая широкую цепь, висевшую у него на широкой, жиревшей груди, с весёлым лицом, Генрих веско, раздельно проговорил:
— Земные дела в руках Провидения, и вы станете свободны ровно настолько, насколько смогу быть свободным и я.
Тут сердце застучало, сильно и бодро, вдруг стало легко. Откровенная радость засветилась в глазах, поклонился неумело, неловко и поспешно сказал:
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Жены Генриха VIII - Джули Уилер - Биографии и Мемуары
- To Hold the Crown: The Story of King Henry VII and Elizabeth of York - Jean Plaidy - Прочее
- Кровавое наследие - Лоэнн Гринн - Фэнтези
- Пролог в поучениях - Протоиерей (Гурьев) Виктор - Православие