Факультет ненужных вещей - Юрий Домбровский
- Дата:13.11.2024
- Категория: Проза / Контркультура
- Название: Факультет ненужных вещей
- Автор: Юрий Домбровский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Труба за золотым окном вдруг рявкнула и замолкла, и сейчас же мерзко зазвенели тарелочки.
— «Тили-тили-тили бом, загорелся кошкин дом»! — пропел он и остановился, чтоб передохнуть. — Что там?
— Разговорчики! — прикрикнул разводящий и даже постучал ключом о ключ. Но сейчас же и посочувствовал: — К врачу надо проситься! Что же ты так? Ведь вот еле идешь.
— Ничего! — ответил он. — Уже прошло. Пошли!
Пошли.
— Праздник там, — сказал солдат виновато. — Бал с призами.
Они поднялись на площадку и вышли в коридор. Там шел ремонт. Стояли ведра и банки. Пахло мокрой известью и олифой. Щит со стенгазетой «Залп» стоял у стены. «Руки назад», — шепнул разводящий и постучался в кожаную дверь.
— Войдите, — ответили ему.
Они вошли. Задний конвойный остался стоять. Очевидно, его еще только натаскивали.
Нейман — такой же, как и месяц назад, — румяный, культурный, чисто выбритый, — сидел за столом и смотрел на него.
— Здравствуйте, — сказал Нейман. — Пожалуйста, вот сюда. — И указал на стул в углу.
Он подписал пропуск, отпустил солдата и поднял на Зыбина голубые круглые глаза, и опять Зыбин подметил в них то же выражение глубоко запрятанного страха и тревоги, но само-то лицо было ясно и спокойно.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Ничего, спасибо.
— Не стоит благодарности. Но сейчас-то вы отдохнули, окрепли? Мы же нарочно вас не тревожили столько времени и перевели в наш самый тихий уголок. И следователя вам тоже сменили. Так что теперь у вас будет… да! Войдите.
Вошла та высокая, красивая, черноволосая секретарша, которую Зыбин уже видел у Хрипушина. Не глядя на подследственного, она подошла сбоку к столу и положила перед Нейманом какую-то тонкую и голубую папку. Тот открыл, посмотрел, радостно сказал «ну и отлично» и встал.
— Я буду у себя, — сказал он выходя. — Позвоню.
Секретарша подождала, пока дверь закрылась, потом отодвинула кресло и села. «Да, распустилась сучка! — подумал Зыбин. — Только она, конечно, не Неймана, а кого-то повыше. У Неймана до таких штучек еще нос не дорос. Небось какой-нибудь зам из Москвы прихватил. Но хороша! До черта хороша! Или мне с отвычки все уже кажутся красавицами? Да, и так может быть. Ах ты канальство!»
Черноволосая сидела прямо, молчаливо улыбалась и давала себя разглядеть со всех сторон. Да на нее и следовало поглядеть, конечно. Все в ней было подобрано, подтянуто, схвачено: жакет в крупный бурый кубик, талия, манжеты, прическа, тугие часы-браслетка. Кажется, не русская, но и на еврейку, пожалуй, не похожа. Розовый маникюр. Лицо смугловатое, почти кремовое, с какой-то неуловимой матовой лиловостью у глаз; брови вычерчены и подчищены. Синие загнутые ресницы. Взгляд от этого кажется каким-то мохнатым. Зато рот стандартный — такие выкроенные из малинового целлулоида губы можно увидеть в любой мало-мальски порядочной парикмахерской. В общем, отличная модель — года 23, да тертая. Интересно бы смотаться с ней в горы. Хотя нет, такие на меня не клюют. Я всегда у них в замазке. Вот Корнилов, тот сразу бы ее разобрал по кирпичикам. А сейчас он небось Лину обрабатывает. Ах ты дьявол!
— Здравствуйте, Георгий Николаевич! — вдруг ласково и очень отчетливо сказала секретарша, но он думал о Лине, смешался и ответил невпопад:
— Здравствуйте, барышня.
Она улыбнулась.
— Да не барышня я, Георгий Николаевич.
«Да неужели ей еще и такое разрешают?! Ну Нейман! Ну болван! Сломаешь ты на ней себе умную голову», — изумился он и сказал любезно, на штатских нотах:
— Извините, но не столь опытен, чтобы мог…
— Я ваш следователь, Георгий Николаевич, — мягко сказала она.
«Вот это номер, — ошалел он. — Ну, теперь держись. Мишка, начинается! Первая — психическая. Для слабонервных. Сейчас станет материться. Но против той, московской, наверно, все равно не потянет».
Про ту, московскую, он слушал года четыре назад. Рассказывали, что она не то начальник СПО — секретно-политического отдела, не то его заместитель, во всяком случае, не простая следовательница. Говорили также, что она из старой интеллигентной либеральной семьи. Красива, культурна, утонченна, может и о Прусте поговорить, и Сельвинского процитировать. А ее большие и малые загибы потрясали молодых воров. Они визжали от восторга, цитируя ее. Он же, слушая их, не восторгался и даже не улыбался, а просто верил, что она действительно сестра одной известной талантливой советской писательницы, специализировавшейся на бдительности, жена другого литератора, почти классика — его проходят в седьмом классе — и свояченица генерального секретаря Союза писателей.
— Я просто вне себя от восторга, — сказал он, — видеть в этих мрачных стенах такую очаровательную женщину, слушать ее! Говорить с ней! О!
— Да уж вижу, вижу, Георгий Николаевич, — улыбнулась она почти добродушно. — Вижу ваш восторг и понимаю, чем он вызван. Ну что ж? Я тоже думаю, что мы столкуемся. Я человек нетребовательный, и много мне от вас не надо.
— Буду рад служить, если только смогу, — сказал он.
— Сможете, Георгий Николаевич, вполне сможете. Ничего сверхъестественного от вас мне не надо. Ваших интимных дел касаться не буду. В случае нашего доброго согласия могу даже устроить свидание в своем кабинете. А вы расскажите мне только о вашей поездке на Или. Вот и все. Сговорились?
— Буду рад…
— Ну, может быть, и не очень рады будете, но придется. И знаете почему? Потому что ругаться я с вами не буду: во-первых, не научилась, а во-вторых, как я понимаю, это не больно-то на вас и действует. Так?
— Святая истина, гражданочка следователь, святые ваши слова! Я… простите, вот не знаю вашего имени-отчества.
— Да, да! Давайте познакомимся, — улыбнулась она. — Следователь Долидзе. Так вот, Георгий Николаевич…
— Извините, а имя-отчество?
— Да ни к чему оно, пожалуй, вам, мое имя-отчество-то? В наших же отношениях будет фигурировать только моя фамилия. Лейтенант Долидзе. Этого вполне достаточно. Так вот, Георгий Николаевич, говорить правду вам все-таки придется. Потому что если я увижу, что вы лжете или вертитесь, то попросту, не ругаясь и не нервничая, тихо и мирно отправлю вас в карцер, понимаете?
Он улыбнулся мягко и снисходительно.
— Вполне понимаю, гражданочка следователь, лейтенант Долидзе. Какое же это следствие без карцера? Это что, у тещи в гостях, что ли?
Она добродушно засмеялась.
— Знаю, знаю, как вы это умеете. Только не надо пока. С Хрипушиным еще это было хорошо, а со мной ни к чему…
— Слушаюсь, лейтенант… Нет, как хотите, а это невозможно. Вы меня вот называете по имени-отчеству, как милая и культурная женщина, а я вас должен, как хам какой-то, звать по фамилии да по званию! Нехорошо. Я человек деликатный, это меня травмирует. Я смущаюсь.
— Ну хорошо, — сдалась она. — Тогда Тамара Георгиевна.
— Вот это уже другое дело. Прекрасное у вас имя и особенно отчество, Тамара Георгиевна. Мы, Георгии, чего-то стоим. Была бы у меня дочка, тоже была бы Георгиевна. Так вот, в карцере я, Тамара Георгиевна, уже сидел. Десять суток там провел. Всю жизнь свою там продумал. Выйду — роман напишу.
Она покачала головой.
— Да нет, Георгий Николаевич, в таком вы еще не были. Я ведь вас в темный, в холодный отправлю. С мокрым полом, так что не ляжете и не сядете. И дует! В таком больше пяти суток не держат. Вот я вас через пять суток вызову и спрошу: «Ну что, будем говорить правду?» И тут может быть два случая: или вы скажете «нет» — и тогда я вас отправлю снова на пять суток, и вы там, как говорится, дойдете, или вы скажете «да», и мы с вами начнем по-деловому разговаривать, но тогда к чему же были вот эти пять суток? Ведь они тогда просто как налог на глупость.
«Ну, если ты сейчас поддашься, — сказал он себе — за этот месяц он научился разговаривать сам с собой, — если ты сейчас скривишься или состроишь морду, я просто, как горшок, расшибу тебя о стену, дурацкая башка! И будет тебе конец! Это совершенно серьезно, слышишь?» «Слышу, — ответила ему его дурацкая башка, — не беспокойся, не подведу. Все будет как надо».
— Ну что ж, — сказал он, — буду все эти пять суток думать о ваших черных глазах и вспоминать нашего великого поэта: «Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла». Она была ваша тезка и соотечественница.
Она поморщилась.
— Всякая историческая параллель рискованна, Георгий Николаевич, данная параллель — просто бессмысленна, известно вам, чьи это слова? Тамара — феодальная царица, я — советский следователь, она избавлялась от любовников, я расследую дело преступника, ею двигала похоть, мной — долг. Так что, видите, ничего общего нет.
Ее кроткий деловой тон сбил его, и он впервые не нашелся.
Она посмотрела на него и сняла трубку.
— Да, вот так! В 350-ю комнату за арестованным Зыбиным! Ну, во всяком случае, мы теперь познакомились. Для нас обоих будет лучше, если мы и сговоримся. Во всяком случае, запомните: и не зла и не коварна. И если что обещаю, то выполняю. Но если за что взялась, то выполню. Вот мне поручили ваше дело — и я его закончу. Даю вам в этом честное слово, Георгий Николаевич!
- Август - Тимофей Круглов - Современная проза
- Дожди на Ямайке - Владимир Покровский - Научная Фантастика
- Билет на Лысую гору - Емец Дмитрий Александрович - Детская фантастика
- Гиборейская эпоха [= Хайборийская эра; Гиборийская эра] [The Hyborean Age] - Роберт Говард - Героическая фантастика
- Ты идешь по ковру. Две повести - Мария Ботева - Детская проза