Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин
0/0

Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин. Жанр: Контркультура. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин:
В книге представлены избранные произведения известного российского писателя Владимира Сорокина.«Свеклушин выбрался из переполненного автобуса, поправил шарф и быстро зашагал по тротуару.Мокрый асфальт был облеплен опавшими листьями, ветер дул в спину, шевелил оголившиеся ветки тополей. Свеклушин поднял воротник куртки, перешёл в аллею. Она быстро кончилась, упёрлась в дом. Свеклушин пересек улицу, направляясь к газетному киоску, но вдруг его шлёпнули по плечу:– Здорово, чувак!»
Читем онлайн Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 142 143 144 145 146 147 148 149 150 ... 235

Все в халатах белых да с крестами,

Все в резиновых перчатках да в сапожках.

А одна из них высока-черноглаза,

А другая толстовата-рыжий волос,

Ну а третья вся задумчива-прозрачна.

Вот заходят три сестрицы милосердья,

Саркофаг мой страстотерпный обступают,

Примеряются, берутся за прихваты

Да на двор меня, болезного, выносят.

На дворе стоит-трещит мороз крещенский

Да шофер рябой машину прогревает.

Отворили двери враз машины белой,

Саркофаг мой внутрь машины задвигают,

Да садятся рядом три сестрицы.

Черноглаза да высока – в изголовье,

Толстовата-рыжий волос – посередке,

Ну, а третья, что задумчива-прозрачна,

Возле ног моих болезных примостилась.

Вот поехала машина по пришпекту,

Все прямехонько да прямо из столицы вон,

По Смоленской по широкой по дороге.

Как проехала машина верст за десять,

Так направо-то с дороги своротила,

Своротила-повернула в лес мохнатый

Да по просеке поехала по узкой.

Как проехали еще версты четыре,

Заглушил шофер горячую машину.

Три сестрицы ухватились за прихваты,

Из машины саркофаг со мной выносят

Да несут вперед по просеке по снежной

В недремучий лес наш подмосковный.

На поляну непросторную выходят,

Саркофаг мой в снег глубокий опускают,

Достают замысловатый чемоданчик,

Вынимают из него три узких шприца.

Зрители начали слегка подтягивать Пятому. Он сделал паузу, вдохнул полной грудью и запел громче и протяжней:

Один из злата краснаго, из горна хрусталя

С иглой новой, иглой острой,

Иглой золотою.

Другой из сребра белаго, из дорога стекла

С иглой новой, иглой острой,

Иглой серебряной.

А третий из черна-железа, дешевого стекла

С иглой старой, иглой ржавой,

Иглой затупленной.

Волнение охватило зал. Зрители стали громко подпевать, раскачиваясь. Пятой продолжал. Голос его, набирающий силу все больше и больше, рассекал поющие массы, как ледокол:

Как брала сестрица черноглаза

Узкий шприц-потяг злата краснаго,

В подколенную жилу мне втыкала,

Полный шприц моей крови набирала,

Шла-брела по лесу вкруг поляны,

По колено в снег глубокий провалилась,

Ко деревьям крепко спящим приникала,

Да колола шприцем в кору мерзлу,

Да впускала теплу кровь мою в деревья.

В каждый ствол еловый,

В каждый ствол сосновый,

В каждый ствол осиновый

Да в каждый ствол дубовый.

Кровь мою больную,

Кровь мою гнилую,

Кровь мою багровую,

Да кровь мою густую.

Как брала сестрица толстовата

Узкий шприц-потяг из сребра белаго,

В становой хребет да мне его втыкала,

Костяной мозг полным шприцем набирала,

Шла-брела по лесу вкруг поляны,

По лядвии в снег глубокий провалилась,

Ко деревьям, крепко спящим, приникала,

Да колола шприцем в кору мерзлу,

Да впускала костный мозг мой в те деревья.

В каждый ствол еловый,

В каждый ствол сосновый,

В каждый ствол осиновый

Да в каждый ствол дубовый.

Мозг мой внутрикостный,

Мозг мой почернелый,

Мозг мой позагнивший

Да мозг мой перепрелый.

А как брала сестра задумчива-прозрачна

Узкий шприц-потяг железа черна,

Во простату мне иглу втыкала,

Полный шприц простатным гноем набирала,

Шла-брела по лесу вкруг поляны,

По грудя во снег глубокий провалилась,

Ко деревьям, крепко спящим, приникала,

Запускала гной мой да в деревья.

В каждый ствол еловый,

В каждый ствол сосновый,

В каждый ствол осиновый

Да в каждый ствол дубовый.

Гной мой испростатный,

Гной мой перепрелый,

Гной мой забродивший

Да гной мой застарелый.

Зал пел, раскачиваясь. Но шесть тысяч голосов были не в силе заглушить голос народного Баяна:

И склонились надо мною три сестрицы,

И промолвили, мне в очи прямо глядя:

Как придет весна-красна, согреет землю,

Оживут-проснутся мертвые деревья,

Забуровят в них живительные соки,

Пораскроются их стиснутые почки,

Зашумят их молодые листья.

Ну, а те деревья, в чьи стволища

Мы вонзили-запустили наши иглы,

Превратятся сразу в отроков прекрасных,

На тебя обличием похожих,

А характером – на содержанье шприцев.

Те, что от крови – те будут полнокровны,

На работу да на удаль тороваты,

Те, что от мозгу – те будут мозговиты,

Воровать, начальствовать сумеют,

Те, что от гною простатного родятся —

Похотливы станут, аки вепри,

Заебут, перебрюхатят пол-России…

Тут я с силушкой да с мыслию собрался,

Приподнялся на локтях на полусгнивших

Да спросил сестриц спокоенно-молчащих:

Как же звать вас, милосердные сестрицы?

Черноглазая ответила: Я Вера.

Толстовата-рыжий волос: Я Надежда.

Ну а та, что так задумчива-прозрачна,

Отвечала кротко мне: Зовусь Любовью.

Пятой смолк и в изнеможении повалился навзничь в ванну.

Зал неистовствовал; все встали, овация сотрясала театр. На сцену полетели цветы.

– Пятой! Пятой! Пятой! – скандировала галерка.

Члены правительства тоже встали.

– Вот как надо петь, Клим! – толкнул локтем седобородый Маленков невысокого, задумчиво хлопающего Ворошилова.

– Наши песни сложнее, – улыбнулся Ворошилов; умное, тяжелой лепки лицо его с решительным подбородком, упрямыми губами и тончайшей полоской усов под горбатым носом казалось совершенно непроницаемым и равнодушным к народному ликованию; но в прищуренных глазах светилась неподдельная радость.

– Необходимо немедленно ехать к Сталину, – сказал Берия Молотову.

– Да, да. Конечно… – Молотов оглянулся. – Анастас, Клим, поехали к Сталину.

Каганович, Маленков и Булганин с готовностью посмотрели на Молотова.

– Товарищи, вас я прошу остаться. Концерт продолжается, нехорошо, если мы уедем все сразу.

– Дорогой, это до утра? – спросила жена Молотова.

– Вероятно, милая. – Он быстро поцеловал ей руку и тепло улыбнулся сидящей рядом супруге Берии – полноватой даме с невыразительным, но всегда приветливым лицом.

Четверо попрощались с оставшимися, оделись и вышли из ложи. Охрана, состоящая из младших офицеров госбезопасности, быстро двинулась следом, рассыпалась по пустому коридору.

– Слава богу, что без жертв, – на ходу перекрестился Молотов.

– У меня с утра было предчувствие, что что-то случится, – застегивал красивый белый плащ Берия. – Счастье, что в Большом театре широкие проходы.

– Екатерина Великая не экономила на кубатуре! – усмехнулся Молотов.

– Это камень в мой огород, Слава? А где теперь эта чертова глыба? – спросил Микоян, натягивая серые замшевые перчатки.

– В Кремле, – ответил Берия.

– Постой, разве Иосиф нынче не на «ближней»? – сощурился Ворошилов.

– Он в Кремле, Клим, – ответил Молотов.

Они вышли через служебный вход, сели в четыре черных бронированных «ЗИМа». Следом и впереди тронулись «эмки» охраны. Машины осторожно миновали скопившуюся возле театра толпу, проехали по улице Карла Маркса до Манежной площади, повернули налево и въехали на Красную площадь.

Черное мартовское небо с едва различимой россыпью звезд тяжело нависало над подсвеченным прожекторами Кремлем. Красный флаг трепетал над зданием правительства, рубиновые пентакли грозно светились на башнях. Громадный портрет Сталина висел на музее Истории СССР, а фронтон ГУМа украшала огромная красно-белая надпись: ПАРТИЯ – БЕССМЕРТИЕ НАШЕГО ДЕЛА.

Эскорт миновал Спасские ворота, въехал во двор здания правительства и остановился. Посередине двора недалеко от памятника Ленину, на открытом кузове грузовика лежал ледяной конус, накрытый брезентом. Рядом стояли шесть солдат с автоматами и два офицера МГБ.

– А, это здесь уже… – пробормотал Ворошилов, проворно выбираясь из машины и подходя к грузовику. – Лаврентий, а ты не боишься? Вдруг там яд, например? Может, у этих землеёбов одна цель – отравить советское правительство и радикально изменить ход всемирной истории.

– Зачем? – спросил Берия, подходя к нему и доставая портсигар. – Двойная спираль времени не существует. Тройная – да.

– А если они этого не знают? – поежился Ворошилов.

– Судя по кожаной книге – знают.

– Ну, смотри. Тебе видней.

– Безусловно, – усмехнулся Берия, закуривая папиросу.

– Не растает она? – спросил Микоян.

– Господь с тобой. Теперь заморозки… вон ледок хрустит… – Молотов с хрустом наступил на лужу.

Ворошилов сощурился на светящиеся окна сталинской квартиры:

– Вроде не ложился еще.

– Пойдемте, товарищи. – Берия повернулся и направился к жилому корпусу.

Молотов, Ворошилов и Микоян последовали за ним. Они вошли в здание, поднялись по лестнице на второй этаж. Возле дверей сталинской квартиры стояли двое старших лейтенантов МГБ. В стенной нише за тумбочкой с телефоном сидел полковник. Офицеры отдали честь членам правительства, Берия кивнул полковнику. Тот поднял трубку телефона:

– Товарищ генерал-майор, здесь товарищи Берия, Молотов, Микоян и Ворошилов.

1 ... 142 143 144 145 146 147 148 149 150 ... 235
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин бесплатно.
Похожие на Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль - Владимир Сорокин книги

Оставить комментарий

Рейтинговые книги