Факультет ненужных вещей - Юрий Домбровский
- Дата:13.11.2024
- Категория: Проза / Контркультура
- Название: Факультет ненужных вещей
- Автор: Юрий Домбровский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Референту объяснили, что хозяин, очевидно, пожелает освободить старика — своего близкого знакомого, живого свидетеля его боевой славы, но при всем том нужно быть очень осторожным: нельзя проникать в мысли Вождя. Нельзя подсказывать, забегать вперед, великодушничать, надо, чтобы все получалось само собой.
— Ну а что у него за дело? — спросил хозяин.
Референт достал из папки бумагу и протянул хозяину, но тот только взглянул и отдал обратно.
— Агитация! Так как же все-таки будем решать? — спросил он.
Теперь референт понял так: хозяин хочет освободить старика, но решение об этом взваливает на него, то есть на советский народ, — что скажет народ? Это была его постоянная позиция. Ведь Вождь никого не карает, его дело — борьба за счастье людей, на все остальное партией и правительством поставлены другие люди: пусть они сами все и решают, с них за это и ответ. «Партия, — говорил он работникам УГБ, — поручила вам острейший участок работы и сделала все, чтобы вы с ней справились. Если еще чего-то вам не хватает — просите — дадим. Но работайте! Не щадите ни мозгов, ни сил!» Все это повторялось сотни раз, и только очень-очень немногие из ЦК и из самых-самых верхов наркомата знали о том, как конкретны, четки и определенны всегда были указания Вождя: взять, изолировать, уничтожить или, как он писал в резолюциях, «поступить по закону». Посылались и просто списки смертников за тремя подписями членов Политбюро, это называлось «осудить по первой категории». И конечно же, ни один вопль, ни одно письмо из внутренних тюрем или смертных камер не доходили до Вождя. То, что вчера Берия передал Вождю одно такое письмо, был случай совершенно необычайный. Это референт понимал.
— Вину свою он признал полностью, — сказал референт.
— Да я не об этом, — поморщился хозяин, — вина, вина! Меньшевик он, вот и вся его вина. Но как ГПУ (он так всегда называл органы) считает, можно его освободить или нет? Вот можем мы, например, возбудить ходатайство перед президиумом ВЦИКа о помиловании? Как вы считаете?
— Безусловно! — воскликнул референт.
Вождь, молчал.
— Прикажете подготовить такое ходатайство, товарищ Сталин?
Вождь молчал.
— Да, — произнес он наконец. — Вот — подготовить ходатайство. Но как же мы, вот, например, я, будем обращаться во ВЦИК? На каком же законном основании? Я ведь не самодержец, не государь император всероссийский, это тот мог казнить, миловать, мог все, что хотел, — я не могу. Надо мной закон! Что из того, что этот Каландарашвили был хорош? Советской власти он — плох! Вот главное!
Референт молчал. Он понимал, что все испортил, и даже не успел испугаться, у него только защемило в носу.
— Наши товарищи, — продолжал Вождь методически и поучительно глядя на референта, — признали его социально опасным, я не имею причин им не верить. А решение о временной изоляции социально опасных элементов было принято Политбюро и утверждено ВЦИКом. Так на каком же основании мы будем его отменять?
«Пропал старик, и я, дурак, пропал вместе с ним, — решил референт. — И сын его пропал, и начальник лагеря пропал, и оперуполномоченный пропал — все-все пропали!»
Вождь встал, прошелся по комнате, подошел к стене и что-то на ней поправил, потом вернулся к столу.
— На каком основании? — спросил он. — Я совершенно не вижу никаких оснований! — И слегка развел ладонями.
Порученец молчал. Вождь хмыкнул и покачал головой.
— Но вот он болен, умрет он в тюрьме, а сыновья будут обижаться, — сказал Вождь, словно продолжая ту же мысль. — Зачем, скажут сыновья, Советская власть держала в лагере больного человека, разве больной человек враг? Он калека, и все. Так что же будем делать, а? — Он смотрел в упор на референта. «Ну думай же, думай! — говорил этот взгляд. — Крути же шариками, ну? Ну?»
Шарики в голове референта вращались с бешеной, сверхсветовой скоростью. Все вокруг него гудело и свистело. А Вождь смотрел и ждал, но ничего не приходило в голову. И вдруг Вождь лукаво улыбнулся, чуть подмигнул, слегка погладил себя по левой стороне френча. И тут ослепительный свет сразу вспыхнул перед референтом.
— Можно обойтись и без ВЦИКа, — сказал он.
— Это как же так? — поднял брови Вождь. — Просто отпустить, и все? Так?
Но референт уже крепко держал в руках за хвост свою жар-птицу и не собирался ее упускать. Он провел языком по пересохшим губам.
— Очень просто, — сказал он методично, даже не торопясь. — Согласно УПК, больного, которого невозможно излечить в условиях заключения, освобождают от отбывания наказания согласно 458-й статье. Вот! — Он полез в папку.
— Не надо, — милостиво поднял руку хозяин. — Верю вам. Да, да, я теперь вспомнил, есть у нас такая статья. И очень хорошо, что она у нас есть. — Он поднялся, подошел к референту и как-то по-доброму коснулся его плеча. — Видите, как она может пригодиться. Так вот, надо освободить больного старика Георгия Матвеевича Каландарашвили, как того требует от нас гуманный советский закон. Вот это так. Пойдем, побродим по саду. Солнышко-то, солнышко какое!
Кабинет был огромный, светлый, с розовыми, цвета зари, шелковыми занавесками, с пальмами в кадках и кожаной мебелью. Когда она вошла, уже собралось несколько человек. За письменным столом сидел сам замнаркома. Смуглолицый круглый человек неопределенных лет в роговых очках. Чем-то, может быть, сверканьем крепких зубов и улыбкой, он напоминал японца. Поодаль, за двумя другими боковыми столиками, находились: женщина в военной форме, рядом с ней лежала красная папка, и высокий ясноглазый молодой человек с красивым породистым удлиненным лицом и светлыми волосами назад. Он походил на поэта или философа. Его портфель, туго набитый, оттопыривающийся, лежал на отдельном столике.
Замнаркома, улыбаясь, с кем-то разговаривал по телефону. Увидя их, он быстро что-то сказал в трубку и бросил ее на рычаг.
— Почему же так долго? — спросил Штерн недовольно. — Уже два часа прошло, я звонить должен.
— Обработку-то кончили, да вот звонят, что костюм не подберут, я сказал, чтоб Шнейдер занялся.
— Да, костюм обязательно должен сидеть хорошо, — серьезно заметил Штерн, — его могут захотеть увидеть лично.
— Имею это в виду, — кивнул замнаркома, — ну ничего, Шнейдер все сделает. Он у нас волшебник. Так! А это, если не ошибаюсь, и есть наша новая сотрудница… племянница нашего уважаемого…
— И моя тоже, — без улыбки, так же серьезно заметил Штерн, — моя точно такая же, как и его.
— Ну, очень рад, — зам вышел из-за стола и почтительно отрекомендовался и пожал ей руку.
— Очень рад, — повторил он, — скажу по совести, у нас работать можно. Люди мы простые, коллектив у нас крепкий, дружный, много молодежи, спортсменов, альпинистов, есть школа западных танцев. А вы, кажется, — он поглядел на Штерна, — на артистку учились?
— Кончила, — ответил за нее Штерн.
— Слушайте, так вы для нас, так сказать, клад! Находка! — даже как будто слегка удивился замнаркома. — Моя жена третий год в драмколлективе занимается. Вы знаете? Мы получили вторую премию на республиканском смотре.
— Только вторую! Значит, в Москву опять не поедете, — засмеялся Штерн.
В дверь робко постучали.
— Попробуйте, — сказал замнаркома.
Вошла с черным ящичком в руках молоденькая красивая женщина, почти девушка, в белом халате, похожая на левитановскую осеннюю березку. Молодой человек встал и быстро подошел к ней.
— Спасибо, — сказал он, беря ящик, — я скоро приду, Шура. Ты кончила? Иди прямо домой.
Березка украдкой кивнула на его портфель. Он кивнул ей ответно. Она улыбнулась и вышла.
— Так что это такое? — спросил Штерн, кивая на ящик.
— Прибор, купленный за валюту, — ответил молодой человек. — Определяет кровяное давление.
— Зачем?
— Чтоб я заранее знал, будет у вас инфаркт или нет.
— Будет! У меня уж обязательно будет, — вздохнул серьезно Штерн. — Еще год-два такой работы…
— А у меня есть к вам один разговор, Роман Львович, — сказал тихо молодой человек. — Дело в том, что моя жена врач-гематолог… И вот у нее есть предложение… — Он подошел к портфелю.
— Нет, брать я ничего не буду, — строго обрезал его Штерн, — мне сейчас просто даже запрещено что-нибудь брать. Я завтра уезжаю в Москву.
Но молодой человек словно и не слышал. Он подошел к столику, открыл портфель, достал из него толстую переплетенную рукопись и вынул из нее лежащий сверху красиво отпечатанный отдельный лист с десятью или пятнадцатью строками.
— Вы только взгляните, — сказал он с мягкой настойчивостью.
Штерн недовольно взял лист в руки, прочел что-то, затем поглядел на молодого человека, усмехнулся и подал лист Тамаре.
— Откройте мой портфель, суньте туда, — сказал он и снова, но как-то уж по-иному, поглядел на молодого человека.
- Август - Тимофей Круглов - Современная проза
- Дожди на Ямайке - Владимир Покровский - Научная Фантастика
- Билет на Лысую гору - Емец Дмитрий Александрович - Детская фантастика
- Гиборейская эпоха [= Хайборийская эра; Гиборийская эра] [The Hyborean Age] - Роберт Говард - Героическая фантастика
- Ты идешь по ковру. Две повести - Мария Ботева - Детская проза