Пелэм, или приключения джентльмена - Эдвард Бульвер-Литтон
- Дата:19.06.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Пелэм, или приключения джентльмена
- Автор: Эдвард Бульвер-Литтон
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу прощения, — сказал я, — но мне думается, рассказ о вашей собственной жизни должен быть занимательнее любого другого; но, быть может, мое пожелание нескромно?
— Нисколько, — ответил мистер Гордон. — Я постараюсь рассказать вам ее так кратко, как только сумею.
Я по рождению джентльмен и получил довольно тщательное воспитание; мне говорили, что я гений, и я легко дал себя убедить в этом. Я писал стихи всем на удивление, воровал фрукты из соседских садов по всем правилам стратегии, играя в шарики всегда предварительно излагал своим соперникам закон взаимного притяжения частиц и был самым сметливым, изобретательным, хитрым плутишкой во всей школе. Мою семью весьма заботил вопрос о будущности такого чудо-ребенка; один родич советовал готовить меня в судьи, другой—в священники, третий прочил в дипломаты, четвертый уверял мою матушку, что стоит только представить меня ко двору — и я спустя год стану лордом-канцлером. Пока мои доброжелатели совещались, я сам принял решение: в порыве похвальной храбрости я завербовался в пехотный полк. Мои друзья старались, как только могли, облегчить мое положение: они купили мне патент на чин прапорщика.[613]
Помнится, в ночь перед первым боем я читал Платона, а под утро, говорят, сбежал. Я уверен, что это — злостная выдумка: ведь поступи я так, этот факт запечатлелся бы в моей памяти, хотя я был в таком смятении, что ровно ничего не помню из событий того дня. Полгода спустя я каким-то образом оказался вне армии — и в тюрьме; как только мои родственники выручили меня из этой беды, я отправился путешествовать. В Дублине я отдал свое сердце 1 богатой (так я полагал) вдове, женился на ней и узнал, что она так же бедна, как я сам. Один бог знает, что бы сталось со мной, если бы я не начал пьянствовать; моя супруга, не допускавшая, чтобы я в чем-нибудь ее превзошел, не отставала от меня, и к концу года я проводил ее в последний путь. Это послужило мне предупреждением; с тех пор я соблюдаю чрезвычайную умеренность — Бетти, милочка, еще кружку пойла!
Тогда я, мужчина во цвете лет, снова обрел свободу; я был красив — сами видите, джентльмены, — силен и храбр, как юный Геркулес. Поэтому я мигом осушил свои слезы и стал маркером в ночном игорном доме, а днем, щегольски одетый, фланировал по Бонд-стрит (я вернулся в Лондон). Отлично помню, как однажды утром ныне здравствующий король,[614] en passant,[615] изволил одобрить мои лосины— tempora mutantur.[616] И вот, джентльмены, как-то раз, ночью, во время потасовки в нашем игорном доме, мне довольно бесцеремонно сдвинули нос вправо; я в великой тревоге побежал к хирургу, и тот пособил беде, двинув его влево; в этом положении он — хвала небесам! — спокойно пребывает по сей день. Не стоит распространяться о причине спора, в ходе которого «произошел этот несчастный случай. Как бы там ни было, мои друзья сочли благоразумным удалить меня с занимаемого мною поста. Я опять поехал в Ирландию; там меня свели с неким «другом свободы». Я был беден — этого вполне достаточно, чтобы стать патриотом. Меня послали в Париж с секретной миссией, а когда я возвратился, оказалось, что моих друзей тем временем — посадили в тюрьму. Свободолюбивый по природе, я не подумал им завидовать и отправился в Англию. По пути я остановился в Ливерпуле и, чтобы привести свой совершенно съежившийся кошелек в более приличный вид, зашел в ювелирный магазин, а месяцев шесть спустя очутился на корабле, стал участником увеселительной морской прогулки в Ботани-Бэй.[617] Вернувшись из тех краев, я решил применить свое литературное дарование. Я поселился в Кембридже, стал там писать на заказ публичные речи и переводить Вергилия по столько-то за лист. Благодаря моим письмам мои родственники (я всем им писал, и притом часто) вскоре разыскали меня и согласились выплачивать мне полгинеи в неделю; на эти деньги да на доходы от писания речей я кое-как перебиваюсь. С того времени я по преимуществу живу в Кембридже. Я любимец профессоров и преподавателей. Я изменил к лучшему как свой образ жизни, так и свои манеры и стал тем степенным, спокойным человеком, каким вы меня видите. Время укрощает самых необузданных из нас.
Non sum qualis eram.[618]
Бетти, еще кружку — и катись к дьяволу!
Сейчас каникулы, и я приехал в столицу с намерением прочесть цикл лекций о современном состоянии просвещения. Ваше здоровье, мистер Дартмор! Ваше, джентльмены! Рассказ кончен, надеюсь, вы заплатите за мою выпивку![619]
ГЛАВА LI
Терпеть не могу пьяного негодяя.
«Двенадцатая ночь»
Мы дружески распрощались с мистером Гордоном и снова вышли на воздух: табак и горячее «пойло» еще усилили наше возбуждение, и мы еще менее прежнего были склонны мирно отойти ко сну. Хохоча во всю глотку и стараясь производить как можно больше шума, мы подошли к стоянке наемных карет, сели в самую ближнюю из них, велели кучеру ехать на Пикадилли и вышли на углу Хей-маркета.
— Эй! Уже без четверти три, — крикнул караульный, когда мы вразвалку прошли мимо него.
— Врешь, мошенник! — отозвался я. — Не без четверти три, а целых три.
Всех нас, основательно подвыпивших, эта острота еще более развеселила; увидев, что из двери «Рояль Салун» пробивается слабый свет, мы постучались и нас впустили. Мы сели за единственный свободный столик и стали разглядывать франтовски одетых людей, которыми зал был переполнен.
— Эй, официант! — заорал Трингл. — Подайте нам глинтвейн! Не знаю, в чем тут дело, но сам дьявол не в силах был бы исцелить меня от жажды! Между мной и вином несомненно существует теснейшее химическое сродство. Вам, конечно, известно, что сила взаимного притяжения частиц определяется силой, потребной, чтобы их разъединить?
пока мы все трое вели себя так шумно и нелепо, как того только могли желать лучшие наши друзья, появился еще один посетитель. Он обвел глазами зал в поисках свободного места, убедившись, что все занято, весьма развязно подошел к нашему столику и обратился ко мне со словами:
— А, мистер Пелэм! Как поживаете? Вот удачная встреча. С вашего разрешения, я выпью свой грог за вашим столиком. Надеюсь, я вам не помешаю, а? Чем теснее, тем веселее—не так ли? Официант, стакан горячего бренди с водой, да покрепче, — понятно?
Нужно ли пояснять, что эта бойкая, складная речь исходила из уст мистера Тома Торнтона? Он, видно, хватил лишнего: его обычно светлые, хитрые глазки были мутны и беспокойно блуждали. Дартмор, в то время, как и сейчас, добродушнейшее существо в мире, усмотрел в этих признаках опьянения своего рода масонские знаки и подвинулся, чтобы дать Торнтону место. Мне бросилось в глаза, что Торнтон отнюдь не имел прежнего фатовского вида; сюртук лоснился на локтях, белье было в дырах и заношено; не осталось и следа той вульгарной щеголеватости, которая была ему свойственна раньше. Кроме того, он в значительной мере утратил отличавшее его в былые годы могучее здоровье: щеки обвисли, глаза ввалились, под сизым румянцем — временным следствием опьянения — проступала серая бледность. Тем не менее он был в превосходнейшем расположении духа и вскоре показал себя таким занимательным собеседником, что Дартмор и Трингл пришли в восторг.
Что до меня, я под влиянием давней моей антипатии к этому человеку протрезвился и весь остаток ночи упорно молчал, а обнаружив, что Дартмор и его приятель собираются нанести визит каким-то подружкам Торнтона, которых он всячески расхваливал, расстался с ними и отправился домой — бесспорно самое лучшее, что я мог сделать.
ГЛАВА LII
Illi mors gravis incubat
Qui, notus nimis omnibus,
Ignotus moritur sibi.
Seneca[620]
Nous serons par nos lois les juges
des ouvrages
«Les femmes savantes»[621][622]
На следующий день ко мне пришел Винсент.
— У меня, — сказал он, — для вас новость, правда, довольно мрачного свойства. Lugete Veneres Cupidinesque![623] Вы помните герцогиню Перпиньянскую?
— Еще бы, — ответил я.
— Так вот, — продолжал Винсент, — она скончалась. Ее смерть была достойна ее жизни. Она хотела дать блестящий бал в честь проживающих в Париже знатных иностранцев, и вдруг, накануне бала, ее лицо покрылось какой-то ужасной сыпью. В неописуемом отчаянии она послала за врачом. «Вылечите меня к утру, — так она сказала, — а вознаграждение назначьте сами». — «Мадам, — ответил врач, — это было бы опасно для вашего здоровья». — «Au diable[624] здоровье! — воскликнула герцогиня. — Что здоровье по сравнению с сыпью?» Врачи поняли намек, применили сильно действующее наружное средство — утром герцогиня проснулась прекрасная, как всегда; бал состоялся — она была Армидой блистательного празднества. Объявили, что ужин подан. Она оперлась на руку *** ского посла и, провожаемая восхищенными возгласами расступавшейся перед ней толпы, направилась к столовой. У самой двери она вдруг остановилась: все взгляды обратились на нее: страшная, смертельная судорога исказила ее черты, губы у нее затряслись, и она рухнула наземь, извиваясь в жесточайших конвульсиях. Ее уложили в постель. Несколько дней она была в забытьи; очнувшись, она немедленно потребовала зеркало. Лицо у нее было совершенно перекошено, былой красоты не осталось и следа — в ту же ночь она отравилась.
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 6 - Вальтер Скотт - Историческая проза
- Призрак - Эдвард Бульвер-Литтон - Ужасы и Мистика
- Грядущая раса - Эдвард Бульвер-Литтон - Социально-психологическая
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика