Черный обелиск - Эрих Ремарк
- Дата:16.07.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Черный обелиск
- Автор: Эрих Ремарк
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Аудиокнига "Черный обелиск" Эриха Марии Ремарка
📚 "Черный обелиск" - это произведение, которое перенесет вас в атмосферу послевоенной Германии. Главный герой книги, **Пауль Баумер**, сталкивается с трудностями и вызовами, которые приходится преодолевать в условиях экономического кризиса и инфляции. Он пытается найти свое место в мире, где царит хаос и разрушение.
Эрих Мария Ремарк - известный немецкий писатель, чьи произведения всегда отличались глубоким психологизмом и реализмом. Автор романа "На Западном фронте без перемен" смог передать ужасы войны и ее влияние на человеческую душу.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Мы собрали лучшие произведения разных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе. Погрузитесь в мир литературы вместе с нами!
Не упустите возможность окунуться в историю и почувствовать каждое слово, прочитанное великими актерами. "Черный обелиск" Эриха Ремарка - это шедевр, который оставит незабываемые впечатления и заставит задуматься о важных вещах.
Погрузитесь в классическую прозу вместе с нами! Классическая проза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты жертва своей профессии, — отвечаю я. — Не каждый может это сказать о себе. Но пора сесть за наш souper[15]. Так это называют в высшем обществе.
Мы беремся за сыр и колбасу и откупориваем бутылки с пивом. Канарейке дают листок салата, и она жизнерадостно ликует, не спрашивая себя, атеистка она или нет. Курт Бах поднимает землистое лицо и потягивает носом.
— Пахнет звездами, — замечает он.
— Чем? — Вильке опускает бутылку в опилки. — Это еще что за выдумки?
— В полночь вселенная пахнет звездами.
— Брось, пожалуйста, свои шутки. Как может человек жить, если он ни во что не верит да еще говорит такие вещи?
— Ты что, хочешь обратить меня в истинную веру? — спрашивает Курт Бах. — Ты, вымогатель наследия Божия?
— Нет, нет! А может быть, и да, пожалуйста! Опять шорох?
— Да, — отвечает Курт. — Шорох любви.
Мы снова слышим, как за окном кто-то осторожно крадется. Вторая парочка исчезает среди леса надгробий. Видно скользящее белое пятно — это платье девушки.
— А почему покойники выглядят совершенно иначе, чем живые, — спрашивает Вильке, — даже близнецы?
— Оттого, что их лица уже не искажены, — отвечает Курт Бах.
Вильке даже перестает жевать.
— Как так?
— Не искажены жизнью, — поясняет монист. Вильке приглаживает усы и продолжает жевать.
— В такое время могли бы, кажется, прекратить свои глупости! Неужели для вас нет ничего святого?
Курт Бах беззвучно смеется.
— Бедняга, ты как усик плюща, вечно тебе нужно за что-нибудь цепляться!
— А тебе?
— Мне тоже. — Глаза на лице Курта, словно вылепленном из глины, блестят, как будто они стеклянные. Обычно он, это дитя природы, довольно замкнут и в нем видишь только скульптора-неудачника с неудавшимися мечтами; но порою прообразы этих мечтаний словно прорываются наружу такими, какими были двадцать лет назад, и тогда он кажется опоздавшим родиться фавном, одержимым видениями.
Со двора снова доносится потрескивание, шепот и шорох.
— Две недели назад тут была целая история, — говорит Вильке. — Какой-то слесарь забыл вынуть из кармана свой инструмент, и они так бурно обнимались и так неудачно расположились, что дама вдруг напоролась на шило. Тогда она сразу вскакивает, хватает маленький бронзовый венок и как даст механику по башке. Вы разве не слышали об этом случае? — обращается он ко мне.
— Нет.
— Она так крепко насадила венок ему на уши, что он не мог его стащить. Я зажигаю свет, спрашиваю, в чем дело. Парень в страхе удирает, а на голове у него, как у римского политического деятеля, бронзовый венок. Разве вы не заметили, что у вас одного венка не хватает?
— Нет!
— Подумать только. Он, значит, убегает, будто за ним гонится рой ос. Я спускаюсь во двор. А барышня еще тут, смотрит на свою руку. «Кровь, — говорит, — он меня уколол! И в такую минуту!» Я смотрю на землю, вижу шило и рисую себе всю картину. Потом поднимаю это самое шило. «Может произойти заражение крови, — говорю я, — палец перевязать можно, задик — нет. Даже такой прелестный, как ваш». Она краснеет…
— Как ты мог это увидеть в темноте? — спрашивает Курт Бах.
— Светила луна.
— При луне не видно, если человек краснеет.
— Но это чувствуется, — заявляет Вильке. — Значит, она краснеет, но все-таки держит юбку так, чтобы та не прикасалась к телу. Платье на ней было светлое, а пятна крови нелегко отмыть, вот почему. «У меня есть йод и пластырь, — говорю, — и я умею молчать. Пойдемте». Она идет и даже не пугается. — Вильке повертывается ко мне. — Тем ваш двор и хорош, — с воодушевлением добавляет он. — Если кто любит среди могильных памятников, тому гробы не страшны. Так вот и случилось, что после йода, пластыря и глотка портвейна гроб великана послужил еще кое для чего.
— Он стал беседкой любви? — спрашиваю я, чтобы знать наверняка.
— Истинный кавалер вкушает блаженство, но молчит, — отвечает Вильке.
В эту минуту между тучами появляется луна. Сияет белизною мрамор в саду, поблескивают черные кресты, а между ними мы видим четыре парочки: две расположились среди мраморных памятников, две — среди гранитных. На миг они замирают, оцепенев от неожиданности, — им остается только бежать или совершенно игнорировать новую ситуацию. Бегство — дело не столь безопасное; правда, можно благополучно скрыться, но зато получить такой нервный шок, что станешь импотентом. Я знаю об этом от одного ефрейтора, которого младший фельдфебель саперных войск застал в лесу с кухаркой, — этот ефрейтор на всю жизнь лишился мужской силы, и жена через два года с ним развелась.
Парочки поступают правильно. Словно олени, смотрят они вокруг и, обратив взоры на наше окно, единственное, которое освещено — оно светилось и раньше, — остаются на месте, точно их изваял Курт Бах. Теперь они — воплощенная невинность, правда немного смешная, как, впрочем, и скульптуры Курта Баха. И тут облако начисто стирает луну, эта часть сада погружается во мрак, и освещенным остается только обелиск. Но что там за блещущий фонтан? Поливая обелиск, стоит Кнопф, подобный брюссельской статуе, которую знает каждый солдат, ездивший в отпуск в Бельгию.
Кнопф слишком далеко, и помешать ему уже ничем нельзя. Да у меня сегодня и не такое настроение. Почему я должен реагировать, как домашняя хозяйка? Сегодня я решил уехать из этих мест и поэтому ощущаю поток жизни с удвоенной силой, я чувствую ее во всем: в запахе свежих опилок и в лунном свете, в шорохе и скольжении парочек, в невыразимо волнующем слове «сентябрь», в моих пальцах, которые шевелятся, готовые схватить эту жизнь, в моих глазах, без которых все музеи мира опустели бы, в призраках, привидениях и во всем преходящем, в отчаянном беге земли, несущейся мимо Кассиопеи и Плеяд, в предчувствии бесконечных неведомых садов под неведомыми звездами, а также важных должностей в больших неведомых газетах, в предчувствии рубинов, сейчас срастающихся под землей в пунцовое сияние. Я ощущаю эту жизнь и потому не могу запустить пустой пивной бутылкой в фельдфебеля Кнопфа, извергающего тридцатисекундный фонтан…
В ту же минуту начинают бить часы. Час. Время духов миновало, мы опять можем называть Вильке на «вы», пьянствовать дальше или опуститься в сон, как в горную шахту, в которой есть уголь, трупы, белые дворцы из соли и скрытые в земле алмазы.
XIX
Она сидит в уголке своей комнаты возле окна.
— Изабелла, — говорю я. Она молчит. Ее веки трепещут, как бабочки, которых дети живьем насаживают на булавки.
— Изабелла, я пришел за тобой.
Она испуганно прижимается к стене. И продолжает сидеть, судорожно вытянувшись, словно оцепенев.
— Разве ты меня не узнаешь? — спрашиваю я. Она недвижима; только глаза смотрят теперь в мою сторону, настороженные, очень темные.
— Тебя прислал тот, кто выдает себя за врача, — шепчет она.
Это правда. Меня прислал Вернике.
— Он не посылал меня, — говорю я. — Я пришел тайком. Никто не знает, что я здесь.
Она медленно отделяется от стены.
— Ты тоже меня предал.
— Я тебя не предавал. Я не мог к тебе пробиться. Ты не выходила.
— Мне же нельзя было, — шепчет она. — Они все стояли снаружи и ждали. Хотели меня поймать. Они проведали, что я здесь.
— Кто?
Она смотрит на меня и не отвечает. Какая она худенькая! — думаю я. Какая худенькая и одинокая в этой пустой комнате. Она даже лишена общества самой себя. Она даже не может остаться наедине со своим «я»; разорванная, точно граната, на множество острых осколков страха, среди чуждого и угрожающего ландшафта, полного неуловимых угроз.
— Никто не ждет тебя, — говорю я:
— Ждут.
— Откуда ты знаешь?
— А голоса? Разве ты их не слышишь?
— Нет.
— Голосам все известно. Разве ты их не слышишь?
— Это ветер, Изабелла.
— Да, — покорно соглашается она. — Пусть ветер. Если бы только это не причиняло такой боли.
— А что причиняет тебе боль, Изабелла?
— Перепиливание. Они же могли бы резать, тогда дело пошло бы живее. Но это тупое, медленное перепиливание! И все опять снова срастается, оттого что пилят слишком медленно! А тогда они начинают сначала, и это продолжается без конца. Они распиливают тело, а оно все время срастается, и так без конца.
— Кто распиливает?
— Голоса.
— Голоса не могут распиливать.
— Эти могут.
— Где же они распиливают?
Изабелла делает движение, словно от резкого приступа боли. Она стискивает руки между коленями.
— Они стараются выпилить ребенка. Чтобы у меня никогда не было детей.
— Да кто?
— Те там, снаружи. Она говорит, что родила меня. А теперь хочет опять силком вернуть меня в себя. И распиливает, распиливает. А он держит меня. — Изабелла содрогается: — Тот, который в ней…
- Тень свободы - Дэвид Вебер - Космическая фантастика
- Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Александр Солженицын - Историческая проза
- Галера чёрного мага - Деннис МакКирнан - Фэнтези
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- На западном фронте без перемен - Эрих Ремарк - Военное