Ада, или Эротиада - Владимир Набоков
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Ада, или Эротиада
- Автор: Владимир Набоков
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Завершив в 1885 году школьное образование, Ван отправился учиться в Англию, в университет Чуз{65}, где учились его предки, и время от времени наведывался в Лондон или в Лют (как преуспевающие, однако не слишком утонченные жители Британских колоний именовали этот прелестный и грустный, перламутрово-серый город по ту сторону Ла-Манша).
Как-то раз зимой 1886-87 гг. в отчаянно промерзшем Чузе, играя в покер с двумя студентами-французами и своим сокурсником, назовем его Дик, в элегантно обставленных апартаментах последнего в Сиренити-Корт, Ван смекнул, что двойняшки-французы проигрывают не только потому, что беспробудно и безнадежно пьяны, но и потому, что «милорд», этот, как сказал бы Планкетт, «сверкающий кретин», оказался человеком с тысячью зеркал — крошечные отражающие поверхности всевозможной формы, направленные под разным углом, то и дело посверкивая от ручных часов, от перстня с печаткой, были разбросаны повсюду, точно самки светляков средь пролеска, мостясь на ножках стола, на запонках или лацканах, на кромках пепельниц, и без зазрения совести поворачивались Диком шарнирами в любую сторону — такие штучки любой карточный шулер назвал бы не только излишеством, но и бессмыслицей.
Выждав подходящий момент и проиграв при этом несколько тысяч, Ван решился воплотить на практике несколько уроков из прошлого. В игре наступил перерыв. Поднявшись, Дик направился к переговорной трубке в углу комнаты, чтоб заказать еще вина. Близнецы-неудачники то и дело передавали друг дружке, сжимая и разжимая трясущимися пальцами, авторучку, подсчитывая свой проигрыш, оказавшийся крупнее, чем Ванов. Потихоньку опустив в карман колоду карт, Ван поднялся, расправляя онемевшие могучие плечи.
— Скажи-ка, Дик, встречался ты когда-нибудь в Штатах с картежником по имени Планкетт? Помнится, он такой седоватый, с лысиной.
— Планкетт? Планкетт… Должно быть, я позже приехал. Не тот, который после всего заделался священником или что-то в этом духе? А почему ты спрашиваешь?
— Он приятель отца. Уж это артист!
— Артист?
— Ну да, артист. И я артист. Думаю, и ты про себя думаешь, что артист. И не ты один.
— Что ты имеешь в виду под словом «артист»?
— Подпольную обсерваторию, — без промедления парировал Ван.
— Это фраза из новейшего романа? — осведомился Дик, делая пару жадных затяжек и гася сигарету.
— Это из Вана Вина, — сказал Ван Вин.
Дик снова направился к столу. Слуга внес в комнату вино. Удалившись в ватерклозет, Ван принялся «врачевать» колоду, как именовал этот процесс старина Планкетт. Вспомнил, что в последний раз проделывал с картами чудеса, демонстрируя Демону, у которого увлеченность сына покером одобрения не вызвала. Ах да, еще когда развлекал безумного фокусника в больничной палате. Того, который свихнулся от мысли, что сила земного притяжения как-то связана с циркуляцией крови Всевышнего.
Ван был совершенно уверен в своем мастерстве — как и в глупости милорда, — однако сомневался, что сможет долго продержаться. Ему было жаль Дика, который, хоть и жулик-любитель, все же славный, болезненного вида малый, с пастозной физиономией и дряблой кожей — дунешь и упадет, к тому же Дик твердил во всеуслышание, если его родные откажутся оплачивать его (громадные до банальности) долги, то ему придется двинуть в Австралию, наделать там очередных долгов, попутно подделав несколько чеков.
Теперь, как заверил Дик жертв своего мошенничества, можно constatait avec plaisir[175], что еще всего лишь несколько сотен фунтов, и уж виден желанный берег — та минимальная сумма, с помощью которой можно ублажить самого беспощадного из своих кредиторов, но при этом он с беспечной скоростью обирал несчастных Жана с Жаком, как вдруг обнаружил у себя честно пришедшие (подброшенные сердобольным Ваном) три туза против четырех девяток, проворно Ваном подобранных. Заурядный блеф вошел в противоречие с блефом высококлассным, и при том, что Ван продолжал щедро вознаграждать прыткие, но все же не слишком, руки юного поблескивающего и мерцающего лорда, внезапно мукам последнего пришел конец (портные заламывали руки средь лондонского тумана, а знаменитый Чузский ростовщик Сент-Свят требовал встречи с родителями Дика). После объявления невиданной по сумме ставки Жак предъявил какую-то жалкую couleur[176] (как сам он изволил выразиться еле слышным голоском умирающего), и Дик сдался, имея на руках стрит против флеш-рояль своего мучителя. Ван, которому к тому времени абсолютно никаких забот не составляло скрывать от дурацкой оптики Дика свои тайные манипуляции, теперь с удовольствием наблюдал, как тот приметил у него в ладони второго джокера, когда Ван, подхватывая, прижал к груди свои «радужные клавиши», — Планкетт изобиловал поэтическими образами. Близнецы, надев галстуки и накинув пальто, сказали, что с них довольно.
— С меня тоже, Дик, — сказал Ван. — Жаль, что ты положился на свои магические кристаллики. Мне всегда было интересно, почему это слово по-русски — а у нас с тобой, я полагаю, у обоих русские корни — созвучно немецкому «ученик», только без умлаута[177], — и с этими словами Ван стремительно выписал чек, возмещая убытки совершенно обомлевшим французам. Затем сгреб пригоршню карт и монет и запустил ими прямо в физиономию Дику. Еще снаряды не успели достичь своей цели, как Ван пожалел, что поступил так пошло и так жестоко, ведь этот жалкий тип даже ответить ему достойно не мог, просто сидел, прикрыв рукой один глаз, другим, тоже слегка подбитым, оглядывая разбитые очки; между тем двойняшки-французы совались к нему с носовыми платками, и Дик их добродушно отталкивал. В зеленом Сиренити-Корт румяно заря трепетала. Вот уж трудяга, старый Чуз.
(Тут надо бы как-то пометить аплодисменты. Приписка Ады.)
Остаток утра Ван кипел, не находя себе места, и после длительного отмокания в горячей ванне (а она — лучший в мире советчик и подсказчик и вдохновитель, кроме разве что туалетного сиденья) решил начертать — именно начертать — записку с извинением в адрес обжуленного жулика. Пока он одевался, посыльный принес записку от лорда К. (кузена одноклассника Вана по Риверлейн), в которой великодушный Дик предлагал в счет покрытия своего долга ввести Вана в клуб «Вилла Венера», членами которого состояли представители их семейного клана. О таком щедром даре никто из восемнадцатилетних юнцов и мечтать не мог. Это был пропуск в рай. Посражавшись со своей слегка перегруженной совестью (обе стороны при этом обменивались улыбками, как старые приятели в старом гимнастическом зале) — Ван принял предложение Дика.
(Мне кажется, Ван, тебе следует пояснить, почему ты, Ван, сама добродетель и благочестие на общем фоне — опустим презренную плотскую сторону, все мы скроены по одному образцу, — так почему же ты, честнейший Ван, позволил себе принять предложение жулика, который, в этом нет сомнений, продолжал и после фиаско свои «поблескивания и мерцания». Мне кажется, тебе следует объяснить это тем, что, primo[178], ты слишком перетрудился, a secundo[179], тебе претила мысль, что этот жулик уверен, что ты, считая его жуликом, не придашь факт огласке и потому ему все сойдет с рук. Ведь так? Ты слышишь, Ван? Мне кажется…)
Дик после того случая «мерцал» недолго. Лет через пять-шесть в Монте-Карло, когда Ван шел мимо уличного кафе, кто-то внезапно подхватил его под руку: сияющая, румяная, в достаточной мере представительная физиономия Дика К. тянулась к нему поверх увитой петуниями решетчатой балюстрады.
— Ван! — воскликнул Дик. — Поздравь меня, я полностью отказался от этих говенных зеркал! Слушай! Самое надежное — крапить! Погоди, это еще не все, представляешь, изобретена такая микроскопическая — да-да, микроскопическая — пупочка из эйфориона, одного драгоценного металла, помещается под ноготь большого пальца, невооруженным глазом не видно, в то время как в монокль вставляется малюсенькая деталька, которая увеличивает метку, делаемую этой пупочкой, — как блошку к ногтю! — на каждой карте, по мере выброса в игру, и вся прелесть в том, что никаких приготовлений, никаких приспособлений, ничего не надо! Крапить надо, крапить! — кричал милейший Дик уже вдогонку уходящему Вану.
29
В середине июля 1886 года, когда Ван выигрывал состязания по настольному теннису на борту парохода-«люкс» (которому теперь целая неделя требовалась, чтоб доплыть из Дувра до белоснежного в своем величии Манхэттена!), Марина, обе ее дочери вместе с гувернанткой и обеими горничными, на разных остановках поезда, везущего их из Лос-Анджелеса в Ладору, более или менее одновременно перестрадали лихорадку русской инфлюэнцы. В ожидавшей Вана по прибытии в отцовский дом 21 июля (благословенный день ее рождения) гидрограмме из Чикаго сообщалось следующее: «Баламутная больная дадаистка приезжает между двадцать четвертым и седьмым звонить Дорис можно свидеться почтение Окрестность».
- Н В Гоголь, Повести, Предисловие - Владимир Набоков - Русская классическая проза
- Полное собрание рассказов - Владимир Набоков - Русская классическая проза
- Машенька. Подвиг - Набоков Владимир - Прочее
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Джон Фаулз. Дневники (1965-1972) - Джон Фаулз - Биографии и Мемуары