Форма входа
0/0
Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык
- Дата:19.06.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Из круга женского: Стихотворения, эссе
- Автор: Аделаида Герцык
- Просмотров:6
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык. Жанр: Классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык:
Русская литература в последние годы вызвала к новой жизни множество забытых и вытесненных имен; особенно много вновь открытых поэтов принадлежит Серебряному веку. Одним из таких забытых, но весьма ярких представителей литературы на рубеже XIX–XX веков является Аделаида Герцык.В книге собрано ее творческое наследие, включая лирический дневник и философские размышления. В своей поэзии, в основном религиозного и мистического содержания, Герцык выходит из литературы модерна навстречу тоталитарному XX столетию. В этом столкновении — завораживающая суть ее стихов.Издание снабжено довольно обширным справочным аппаратом и приложением, в котором собраны отзывы современников о творчестве поэтессы.
Читем онлайн Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Мне было лет восемь, когда у нас поселился маленький старичок, похожий на гнома, исполненный трогательной любви к природе. Он часами ползал около грядок, сажая цветы, ловил сеткой тритонов и рыб, устраивал аквариум, сушил травы. Он брал меня с собой на прогулки, и я шла, угрюмо слушая его рассказы о природе, не пробуждавшие во мне ни интереса, ни любви к окружающему миру. Я старалась исключить их из своей памяти, как ненужный балласт, и, действительно, тотчас забывала все, и мое невежество в естественных науках при поступлении в школу было изумительно.
Я любила в природе лишь то, чем сама одарила ее, любила в ней заброшенные, незаметные уголки, более всего то, о чем мне никто не говорил.
Когда гном садился у черного пруда и часами ловил тритонов — я лежала рядом, свесив лицо над самой водой и, неотрывно глядя в тинистую глубь, на тонкие водяные травы и длинноногих плавунов, я играла, что это люди, превращенные в подводных жителей и исполняющие там мучительную работу. Я любила всюду вносить наказания и муки.
И когда мой старичок с гордостью вытаскивал быстрого тритона и, показывая мне его пестрое брюшко, начинал говорить, чем он питается и к какой породе принадлежит, — мне хотелось плакать от досады.
В столовой висела большая карта полушарий и с раннего детства привлекала мое внимание. Я взбиралась с ногами на диван и подолгу простаивала перед ней. Я играла, что это — таинственное, никому не понятное изображение, оставшееся от диких народов. Все внутренние моря, линии рек, точки, черты означали что-нибудь: или оружие моего народа, или его битвы, или число погибших воинов. Помню, что меня сначала смутила форма полушарий, но потом я решила, что это — год, история за два года, так как я всегда представляла год круглым. Каждый день я все дольше простаивала на диване, сосредоточенно глядя на карту. Мне надо было не только придумывать новое, но и повторять прежнее, чтобы не забыть его. Я старалась приходить в такие часы, когда в комнате никого не было; и когда, наконец, кто-то из взрослых, заметив мое упорное внимание к карте, предложил мне объяснить, что это такое, — помню чувство страха, с которым я, как удара, ждала объяснения, почти готовая заранее отказаться от него. И то, что я узнала о круглой, вращающейся земле, о частях света и солнечной системе не обрадовало и не вознаградило меня за разбитую иллюзию, — полный жизни и интереса предмет потускнел и умер в моих глазах.
Помню еще глубокое разочарование, испытанное мной, когда меня научили читать. В своей нетерпеливой жажде познания дети часто забегают вперед, успевают одарить жизнью и смыслом то, что еще не открыто им; воображение рисует им такие сказочные чудеса, что действительность бледнеет перед ними. У меня всегда было восторженное уважение к книгам, и мне казалось, что этот священный предмет унизили, лишив его тайны в моих глазах. Как? Каждое слово, каждая буква имеют только одно определенное, неизменное значение? И ничего другого нельзя прочесть и понять из них? Как бы ни нравилась мне книга, я с удивлением и грустью думала: «И это все? Если начать сначала — выйдет опять то же самое? И никогда ничего не прибавится?»
Вероятно, я надеялась найти в них нечто вроде волшебной флейты, из которой можно извлекать бесчисленное множество новых мелодий.
И, неудовлетворенная, я начинала читать по-своему, «сочинять» по книге, прибавляя новые черты и детали. Но знакомые буквы мешали сосредоточиться, перебивали течение фантазии, и я выбирала иностранные книги, где меня ничто не отвлекало.
До десяти лет продолжала я сочинять по книгам и должна сознаться, что едва ли не главное обаяние их исчезло для меня с тех пор, как я убедила себя, что это стыдно и смешно.
В прелестной книжке Кеннет Грэма «Золотой возраст», где так чутко подслушана жизнь беззаботных здоровых английских детей, весело сплетающих действительность со сказкой, очень верно подмечено их отношение к взрослым, к «олимпийцам», как они называют их:
«Эти старшие внушали нам сострадание к их полной неспособности пользоваться радостями жизни. Существование их было лишено всякого интереса; все их привычки были однообразны и бессмысленны; они были слепы ко всему, что не видно глазами…» и т. д.
Это глубокое убеждение, что все, что делают и говорят старшие, всегда скучно и бессмысленно, досада, что они не умеют пользоваться своей безнаказанностью и свободой, никогда не покидала меня.
Ничего яркого, неожиданного, фантастического не было в их жизни, — всегда можно было заранее предвидеть, как они поступят, что скажут в данном случае. Та «beleiddigende Klarheit»[18], о которой говорит Ницше, была мне знакома с ранних лет. Меня оскорбляло, что люди всему находят объяснение, мне казались нечестивыми их попытки исследовать тайны.
Мне хотелось взять мир под свою охрану от убивающих взоров взрослых.
Есть трезвые дети с позитивным умом, стремящиеся узнать точную, научную правду о предмете.
Рёскин рассказывает в своей «Praeterita», что его приводило в негодование недостаточно научное объяснение; он требовал математической точности и схематичности в ответах и был совершенно неспособен вообразить себе что-нибудь несуществующее. Но несомненно, что среди детей преобладает эмоциональный тип, в котором так развита потребность идеализации, что сухое логическое знание вызывает в их душе враждебное чувство, препятствуя игре их пенящейся, сверкающей фантазии. Они не ищут точного объяснения окружающему миру; обращаясь к нам с вопросами, они хотят, чтобы еще больше изукрасили заинтересовавший их предмет, и их легко удовлетворяет яркий, фантастический, хотя бы мало разъясняющий рассказ. Быть может, следовало бы отвечать им сказками, вечно одухотворяя окружающий мир, и этим путем донести до их сознания, что мир, как он есть, еще чудесней и величественнее, чем самые прихотливые измышления фантазии; помогать им находить ту поэзию и тайну в вещах, которая им нужна, и этим облегчать их напряженную творческую работу.
Случается, что одно чутко сказанное слово падает в душу ребенка и создает в ней целый радостный мир. Быть может, единственный способ говорить эти чуткие, роднящие нас с ними слова — это сохранить в себе самом долю детского восхищения перед миром, которое теплым дыханием жизни согревает все, к чему прикасается человек.
Детство мое протекало без всяких религиозных обрядностей. Меня не водили в церковь, — у меня не было преданной няни, убеждающей класть земные поклоны в углу детской перед темной иконой и повторять за ней трудные, непонятные слова молитвы. Не было мифической обстановки, которой жаждет душа ребенка, того тайного значения и смысла, который красит и углубляет обыденную жизнь.
Помню себя совсем маленькой в яркое солнечное утро, зажженную солнцем столовую с накрытым чайным столом, на котором ослепительно сверкают серебряные ложечки. Большие еще не встали.
Мне сразу бросается в глаза предмет, который я в комнатах никогда не видала. На полу лежит несколько душистых, едва распустившихся березок, и горничная засовывает одну из них в угол за диван.
«Что это? Зачем?» — спрашиваю я. — «Троицын день», — объясняют мне. Мне ново и непонятно это слово; оно мне ничего не говорит, но я удивительно быстро и радостно связываю оба представления и только оживленно допытываюсь: «Всегда так бывает?» — «Всегда, — говорит горничная, — а вот вечером пойдем на реку венки в воду кидать».
Все становится празднично и необычно в моих глазах. Я хочу помогать расставлять березки, накрывать на стол. Мне дают нести бумажный мешок с сахаром, и я, выпустив его из рук, роняю на пол. Белые кусочки с грохотом рассыпаются и раскатываются по полу, сверкая на солнце. Я стою над ними.
«Троицын день»… березки… рассыпанный сахар… Все это вместе.
«Знаешь, — говорю я радостно маленькой сестре, которая была тогда так мала, что едва понимала меня, — это тоже всегда так надо! Каждый раз, когда будет Троицын день, — надо рассыпать весь сахар… Это всегда так бывает!» — и воодушевленно я ползаю вместе с ней и подбираю сахар. Что-то вроде представления о разрушенном сахарном дворце мелькает в моем воображении. Раз в году должны гибнуть все белые сахарные дворцы…
Этот новый обряд, эта случайность, возведенная в обычай, не была забыта. В следующий год, когда наступил Троицын день, в памяти встала прошлогодняя картина, и я во что бы то ни стало упорно жаждала осуществить наш обряд. Нельзя было сделать это при всех, и я, уведя сестру в кладовую и взяв с собой сахарницу, опрокинула ее на пол. И мы опять ползали и подбирали. И было весело.
Еще два года помнили и выполняли мы наш бедный бессмысленный обряд, прячась от взрослых, как прячется сектант, совершая свое тайное моление.
Вспоминая теперь свои детские представления, я вижу, что все они имели в основе случай, стремящийся найти себе санкцию и стать законом. Это была потребность упорядочивать жизнь, давать окружающему чудесные объяснения, чтить непонятную, незримую силу и принимать от нее приказания.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык бесплатно.
Похожие на Из круга женского: Стихотворения, эссе - Аделаида Герцык книги
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Виктор Орлов - Тигр Внутреннего Разрыва - Виктор Орлов - Психология
- Стихотворения 1903-1906 годов - Аделаида Герцык - Поэзия
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Речь о достоинстве и превосходстве женского пола - Генрих Корнелий - Религия
